Маомин и вызовы Гонконга в китайском мире. Предварительные замечания.
Казалось бы, довольно неожиданно 28-29 ноября 2019 радикальные протесты вспыхнули на юге Китая, в городе Маомин (в некоторых сообщениях фигурирует также название Венло) в префектуре Хуачжоу в провинции Гуандун, которая граничит со специальными административными районами Гонконг и Макао.
Почти 6 миллионный Маомин с почти 5 тысячелетней историей является домом для многих национальных меньшинств Китая, здесь проживает много представителей Чжуан, Яо и Мяо, здесь распространены мандаринский и кантонский диалекты; город является центром сельскохозяйственного производства, - здесь выращивают фрукты, Маомин входит в перечень 100 наиболее развитых городов Китая, имеет славу «национального города садов».
Непосредственным поводом для протестов стало решение властей снести местный парк и построить на этом месте крематорий. Жители устроили митинг против такого решения, власть будто бы пошла на диалог с активистами (даже предложила бесплатную еду в местном кафе), но на следующий день начались аресты участников митинга и тех, кто был причастен к организации акции и распространению информации в социальной сети Weibo.
В ответ на ложь и репрессии властей и начались радикальные протесты: активисты устраивают марши, переворачивают и крушат полицейские автомобили, перекрывают дороги, жгут мусорные баки, применяют фейерверки против полиции и распространяют лозунги с призывами «восстать и бороться против тирании режима».
В город стянуты дополнительные силы полиции, власть применяет силовое подавление акций протеста с применением слезоточивого газа и резиновых пуль. Несмотря на репрессии, акции протеста не утихают, на улицах остаются тысячи людей, сообщают о нескольких десятках раненых и о двух погибших в результате применения полицией спецсредств. Только в течение первых суток было арестовано более 50 человек, массовые задержания продолжаются.
Следует вспомнить, что Маомин имеет историю массовых протестов именно экологической направленности. В 2014 здесь произошли длительные массовые протесты против строительства опасного химического производства компании Sinopec. Тогдашние протесты, среди прочего, привели к масштабному антикоррупционному расследованию среди местного руководства.
После 18-й съезда КПК в 2012 г., Си Цзиньпин пытался сполна использовать всю полноту власти, а потому начал масштабную антикоррупционную кампанию, используя любой повод для проведения зачисток на местах. В 2014 центральными инспекционными органами было проведено расследование, которое показало, что около 160 местных партийных руководителей были причастны к коррупционным преступлениям в той или иной форме. Маомин оказался городом, где бушевала коррупция, продавались должности, разрешения на строительства и размещения производств.
Бывший секретарь местного отделения Коммунистической партии Китая в Маомине Чжоу Чженухун был приговорен к смертной казни за коррупционные преступления из-за скандала с химическим производством. Два другие высшие партийные руководители, Лян Иминь и Ло Иньго, были приговорены к длительным срокам заключения. В конце концов, Маомин стал одним из наиболее пострадавших в результате партийной антикоррупционной кампании городов в КНР.
И вот, на фоне многолетних партийных кампаний, город всколыхнула новая волна протестов, снова экологической направленности, но на этот раз еще более радикальных.
Казалось бы, при чем здесь Гонконг? Но, рискну предположить, что именно реакция Пекина на протесты в Гонконге была индикатором деградации системы социального и государственного управления, о чем свидетельствует текущее поведение китайского общества: протесты распространяются, система демонстрирует признаки потери стабильности.
Среди всего прочего, история протестов в Гонконге - это история об эволюции сообществ и систем управления в кризисных условиях. На самом деле эта история еще не написана, но некоторые интересные наблюдения можно сделать уже сейчас.
Китайская политика всегда была известна стратегическим мышлением, неторопливостью, умением выжидать, достигать сложных компромиссов, распределять проблемы во времени и пространстве, использовать кризис как ресурс. В стратегической перспективе навык принимать взвешенные, обоснованные решения и неторопливо но неуклонно воплощать их в жизнь, с каждым шагом увеличивая свое пространство решений и уменьшая пространство противника, не делая необратимых шагов и просчитывая последствия, почти всегда приводил к успеху.
Показательна брутальность, грубая сила, вызывающая напористость и склонность к быстрым простым решениям не присущи китайской политике. По крайней мере - не были присущи до начала радикального этапа протестов в Гонконге.
Во время попыток разрешения гонконгского кризиса по какой-то неизвестной причине у Пекина не работали те инструменты и средства, которые были изобретены во время подавлений протестного движения на Тяньаньмэнь и обновленного «Движения 4 мая», и усовершенствованные во время уничтожения сети последователей Фалунь-Дафа, социальной трансформации Тибета и текущего «социально-политического исправления» Синьцзян-Уйгурского автономного района. Повсюду эти подходы так или иначе работали, а в Гонконге эта мощная и слаженная машина остановилась, по крайней мере пока.
Конечно, можно было бы сказать, что когда Пекин давил своих прошлых оппонентов, КНР находилась на подъеме, а сейчас - в рецессии, политической, экономической и социальной. Но вряд ли все так просто.
Видимо, в этом случае отражены причины большинства сегодняшних войн и конфликтов - глобальный кризис идентичности.
В отличие от предыдущих случаев, в Гонконге Пекин впервые встретился не из четко понятным «другим-врагом», а «другим-собой». И не понял, что с этим делать. Все предыдущие объекты агрессивной политики Пекина были для власти или совсем чужими, как уйгуры, или некими «несовершенными своими», которые должны быть исправлены.
Но жители Гонконга является не только «своими», но и такими, на которых хочется быть похожими - трудолюбивыми, состоятельными, развитыми, свободными, дисциплинированными, респектабельными. По отношению к ним, пользующимися всеобщим уважением и являющимися центром притяжения для всего мира, ты сам чувствуешь себя несколько «несовершенным». Это первый случай, когда пекинские власти столкнулась с цивилизационно более высоким «собой-другим» и, видимо, именно это и привело к «нерешительности» Пекина, что на самом деле является индикатором тяжелого сбоя в системе управления.
Трудно предположить, что пекинские вожди не знают законов развития конфликтов, что они не видели, в какой логике, в каком направлении развивается кризис в Гонконге, но они упорно заводили ситуацию в тупик, а заодно и делали вещь абсолютно для себя несвойственную, которая противоречит базовым принципам их политики - они сужали для самих себя пространство решений.
Это, собственно, свидетельствует о том, что глобальные трансформационные и соответствующие кризисные процессы не обошли Китай, о том, что в кризисных условиях модель управления, используемая властями КНР, так же нуждается в адаптации, как и любая другая, а также о том, что поведение власти скорее способствует дальнейшей деградации системы управления и потере управляемости, чем адаптации. Впрочем, это вполне тривиальные замечания: никто на самом деле не верит в рассказы об «островках стабильности», да и примеров самодеструктивного поведения элитарных групп в кризисных условиях сейчас более чем достаточно.
Хотя варианты у Китая есть. В отличие от «рускава мира», китайский мир существует. Это разветвленная, распределенная и сложно устроенная живая и динамичная система китайских общин во всем мире. Гонконг, Макао, Тайвань, Сингапур, большие китайские общины и сообщества по всему миру - от Малайзии до США - все они и есть «китайским миром», они не теряют своей идентичности и составляют интересное разнообразие обществ, стран, социальных, политических и экономических укладов, а также отдельных культурных традиций.
Этот мир живет и развивается по сложным законам и нелинейно влияет на не менее сложное и многообразное общество материкового Китая. Использовать это многообразие и эти динамические нелинейные связи как ресурс для развития, является намного более сложной задачей, чем попробовать все унифицировать, будучи напуганным новейшими вызовами. Но это единственный шанс сохранить устойчивость и не разрушиться в водовороте глобальных социальных трансформаций.
