Противоречивые смыслы
Основной вопрос последних месяцев: "Вы за блокаду, или против?". Его задавали друг другу обыватели, журналисты, политики, эксперты, журналисты политикам, а политики экспертам. Если бы кто-то додумался использовать столкновение противоречивых позиций для выработки энергии, то Украина бы тут же стала "мировой энергетической супердержавой". Дискуссия в обществе разгорелась настолько жаркая, что впору было от спорщиков аккумуляторы заряжать. Первое, что хочется сказать, так это то, что накал страстей вызывали не разделившиеся мнения противников и симпатиков гражданской блокады ОРДЛО. Оторопь вызывали противоречивые объяснения, которые давали украинские чиновники. "Мы не торгуем, мы меняем", "Роттердам плюс есть, но его как бы нет", "Украина контролирует предприятия там, где она уже давно ничего не контролирует", "если не платить зарплаты на предприятия Ахметова, то все шахтеры и металлурги тут же наймутся в боевики".
Все это звучало настолько неубедительно, что у определенной части слушателей возникало ощущение абсурдности происходящего. Общество разделилось на тех, кто из-за транслируемой чиновниками неопределенности всерьез подозревал наличие коррупционных схем в непреодолимом желании непременно торговать с ОРДЛО, и тех, кто считал, что "гибридным временам – гибридные нравы". То есть не видел ничего предосудительного в меняющейся каждые пять минут аргументации. Никаких сторонников и противников блокады, по сути-то, и не было. А были те, кто требовал ясности, и те, кто считал, что многоходовочки, о которых нельзя говорить прямо, – это и есть борьба за государственные и интересы.
Как бы там ни было, именно по вине провластных спикеров сложилась ситуация, при которой чем больше они говорили, тем меньше к их словам было доверия. Когда вся правящая верхушка сотрясает перед изумленной публикой бумагами о 30 миллиардах налоговых поступлений с оккупированной территории, а затем государственная фискальная служба рапортует о том, что за 2016 год 13,3 тысячи налогоплательщиков, находящихся в ОРДЛО, уплатили налоговых платежей в сводный бюджет Украины на сумму 2,8 миллиарда гривен – чувствуешь себя, мягко говоря, не очень. Зачем врать? Откуда взялась цифра в 30 млрд? Почему бы сразу не сказать о 2,8? Разве это уже не деньги? В риторике – науке о ведении диспута – есть правило: "Когда не можете опровергнуть аргументы оппонента – доводите их до абсурда. Это подрывает к нему доверие". Доверие аудитории – это наиглавнейший фактор убеждения. Массы не слышат аргументов. Они верят. Почему риторический прием "доведение до абсурда" представители власти использовали против себя же? Это самострел? Никто до сих пор не может точно сказать о выгоде или убытках для страны от работы предприятий на оккупированных территориях. Каждый раз появляются новые цифры и новые риторические вопросы. Там, где должно быть государство, отвечающее перед гражданами за достоверность своих слов, – пустота.
Государство — это политическая организация, осуществляющая суверенную власть в соответствующих территориальных пределах. В отличие от правительства, которое выступает его частью, государство охватывает все публичные органы и отправляет власть на том общем основании, что выражает постоянные интересы общества, а не партий¬ные пристрастия той или иной группы политиков. Функцией государства выступает обеспечение безопасности как отдельных граждан, так и общества в целом. Так о государстве говорит политология. Макс Вебер предлагал определять государство по его основному признаку. Если признак есть, значит, там государство присутствует. Если нет – то нет тут никакого государственного интереса. Государство обладает монополией на насилие во исполнение закона. Еще раз, государство – это не нечто, что имеет право применить насилие к гражданину. Правоохранительная функция, суд и армия – все эти институты исключительно государственные. Именно они, и только они могут осуществлять насилие. Но не ради насилия и террора, а принуждая к исполнению законов.
Политолог Эндрю Хейвуд говорит, что современному государству, которое всегда считалось главным компонентом политической жизни, сегодня угрожают определенные тенденции. В наиболее драматичной форме они проявляются в посткоммунистичес¬ких странах. Там ослабленному или вообще разрушенному государственному аппарату приходится иметь дело с массой проблем – деградацией экономики, этническими конфликтами, ростом организованной преступности. Как результат, некоторые нации утрачивают государство. Происходит то, что Джессоп называет "испарением", — чуть ли не хими¬ческий по своей сложности процесс, при котором функции государства постепен¬но переходят к другим неформальным институтам и органам. Такое государство называется "пустотелым", по аналогии с оболочкой, прикрывающей пустоту.
Там, где невозможно принуждение к исполнению украинских законов, – Украины нет. Все, что мы понимаем как основные черты постсоветской Украины – коррупция, кумовство, произвол чиновников, подчинение политики олигархическим интересам, – все это говорит о том, что в жизни определенных групп общества, кластеров экономики государство не присутствовало. Ведь Украина не могла принудить к исполнению закона не только Януковича или "олигархическое политбюро", но и огромное число людей рангом пониже. Даже законы были писаны так, что за не выбитый кассовый чек ответственность существовала, а за неправовое судебное решение – нет. С началом оккупации ситуация усугубилась. Теперь государство не присутствует на целых территориях. Но на них присутствуют "подконтрольные ему предприятия". Да, они платят налоги. Но там нет возможности применить государственное насилие в виде судов, прокуратуры, проверок. Более того. Там насилие применяют другие. А Украина не в состоянии это остановить.
Опасность формулы "контролируемые Украиной предприятия на неконтролируемой территории" заключается не в том, что в ней появляется возможность для коррупции и кулуарных договоренностей. А в том, что декларация государственного контроля там, где его фактически нет, – это добровольная передача монополии на насилие. Это Failedstates. За такими понятиями, как борьба с коррупцией, усиление государства, реформация государственной системы, стоит возникшая историческая необходимость усиления присутствия государства там, где до этого правили мафиозные клановые интересы. Когда общество подозревает, что деградация государства теперь распространяется на целые регионы – оно ощущает опасность. А значит, растет уровень недоверия.
Власть сегодня тонет в противоречивом дискурсе не потому, что она не может объяснить, кому выгодны "контролируемые предприятия на неконтролируемой территории", а потому что нет никакой возможности объяснить – "как". Как такое вообще возможно? В Украине, где за каждой бумажкой, за каждой подписью надо ходить часами, где контролирующих органов и проверок становится все больше, государство выдает разрешения на работу тем, кто находится за пределами ее монополии на насилие. Острота дискуссий, которые вспыхивают последнее время, ясно свидетельствует, что в стране полностью отсутствует культура коммуникации власти и общества. Власть, заявляя о государственных интересах, ведет себя так, как будто социум и его мнение второстепенны по сравнению с гениальными планами больших начальников. То, чего боятся люди, так это повторения Руины, армии Муравьева, Переяславской Рады – всего того, что прочно ассоциируется с потерей Украиной государственности. Но повод для такого мироощущения создает все же власть. Своим полным непониманием глубины и интенсивности происходящих в стране процессов. Дело, конечно же, не в блокаде и не в Ахметове с его заводами. Дело – в четкости позиции. Чем больше пустой болтовни будет продуцироваться в пространство, тем сильнее будет ощущение опасности, переживаемое народом. Тем чаще будут возникать внештатные ситуации. Тем уязвимей будет страна.
Принцип бритвы Оккама гласит: "Не множьте смыслы". Украинской власти хочется посоветовать: "Не множьте противоречивые смыслы". Поберегите себя, страну и нас.
