Путин с помощью Европы пытается заставить Киев согласиться на отчуждение Донбасса от Украины
Я бы свела свой комментарий к двум моментам. Первый - какие планы преследует Кремль идя на такого рода встречу? Очевидно, то, что произошло в Донецке, считать переговорами было бы большим преувеличением. Скорее всего, эта встреча должна была дать возможность участникам оценить позиции, намерения друг друга, возможный баланс сил, а также реакцию на эту встречу в самых различных обществах – на Западе, в Украине, в самопровозглашенных республиках и, возможно, реакцию российского населения. Хотя россияне являются самой пассивной общностью, мнения которой мало кого интересует в Кремле.
Тот факт, что Москва все же пошла в лице посла Зурабова на эту встречу, свидетельствует о том, что Путин, очевидно, понимает пределы прежнего силового сценария своего влияния на Украину и пределы своих возможностей дестабилизировать ситуацию на юго-востоке и, прежде всего, в Донбассе. Очевидно, Путина начинает беспокоить пусть и аморфное, но все же, обещание Запада, перейти к санкциям третьего уровня, которые могут нанести реальный ущерб для российской экономики.
Поэтому Путин, наверное, и перешел к сценарию, суть которого заключается в том, чтобы продавить свою, путинскую, формулу мира и будущего устройства Украины путем переговоров. Российский президент пытается заставить Киев согласиться с новым конституционным статусом новопроизглашенных республик и, по сути дела, с помощью Европы заставить Киев согласиться на отчуждение Донбасса от Украины. Такова, скорее всего, задача Путина в его новой тактике - превратить Донбасс в подобие Приднестровье. То есть в украинское Приднестровье или в украинскую Абхазию.
По сути, российской стороне тактически удалось одержать небольшую победу. Сам тот факт, что лидеры новопроизглашенных республик сидели за столом напротив бывшего президента Кучмы, который представлял официальный Киев – уже является своеобразной формой их легализации в политическом пространстве и, пусть и косвенной, легитимацией в качестве политических субьектов. Тем более, когда в ходе этих переговоров учавствовали такие лица как Медведчук – представитель, прежде всего, российской стороны. Медведчук был тем учасником переговоров, который нечленораздельную речь лидеров самопроизглашенных республик облекал в нечто удобоваримое или понятное, либо служил надсмотрщиком за поведением лидеров ДНР и ЛНР.
Второе – какова роль Европы в этом диалоге? Европа была представлена ОБСЕ и представителем ОБСЕ госпожой Тальявини и факт того, что Европа все-таки участвовала в этих переговорах, говорит о том, что европейцы действительно опасаются дальнейшей конфронтации с ядерной Россией и не готовы к применению санкций против нее.
То, к чему способна Европа в лице представительницы ОБСЕ сейчас – так это к затягиванию переговоров, к их переходу в тактический план или к переговорам о перемирии. Но вряд ли у Европы есть стратегический вектор и вряд ли Европа в лице Тальявини будет настаивать, например, о возвращении Крыма или выводе российских наемников из Донбасса. Поэтому, скорее всего, Европа просто облегчает реализацию российского сценария в этой сложной конфигурации. Впрочем, глядя на все со стороны, я понимаю, что у Порошенко есть определенные проигрыши в этой ситуации, но, возможно, есть и какие-нибудь козырные карты, о которых нам пока ничего неизвестно.
Очень сомнительной также является конфигурация, когда президент Кучма, который привел к первому Майдану выступает в качестве посланника и представителя президента, которого выбрал новый Майдан (здесь мне импонирует позиция главного редактора «Дня» Ларисы Ившиной). В этом есть и парадокс, и определенная абсурдность, и уязвимость ситуации для самого Киева. Ведь, во-первых, не понятным является даже для мирового сообщества тот факт, в какой роли выступает Кучма и в какой степени он будет отстаивать интересы нового Киева в разговоре с Москвой. С такого ракурса вся эта комбинация выглядит весьма сомнительной.
Лилия ШЕВЦОВА, ведущий научный сотрудник Московского Центра Карнеги
