Российские пенсии и гробы из Донбасса
В связи с публикацией Пенсионным фондом России данных о динамике числа получателей пенсий по потере кормильца, распространенных в дальнейшем Алексеем Навальным, в украинских соцсетях возникло кратковременное ликование по поводу того, что, как предположили пользователи, агрессор на Донбассе понес потери убитыми чуть не под 100 тыс. человек. Действительно, выяснилось, что за 2015-2017 годы число получателей пенсий по потере кормильца увеличилось примерно на 80 тыс. человек. В связи с этим в украинской части Интернета замелькали бравые заголовки, вроде следующего: «Официальная статистика: в войне против Украины РФ потеряла 90 тысяч убитыми и 70 тысяч ранеными». Конечно, во время войны всегда хочется, чтобы противник потерял побольше, а своя армия – поменьше. Но факты – упрямая вещь, и их надо непременно принимать во внимание при такого рода подсчетах.
Дело в том, что в России государство платит пенсию по потери кормильца почти исключительно родным и близким погибших военнослужащих или сотрудников МВД. Объяснить столь значительный прирост получателей пенсионных выплат по потере кормильца в 2015-2017 годах можно объяснить только влиянием войны на Донбассе. Российские потери погибшими в Сирии в тот период еще не достигали статистически значимой величины. Напомню, что давший основную часть потерь россиян в Сирии разгром ЧВК Вагнера американцами случился только в феврале 2018 года. Но главное – за одного погибшего кормильца пенсию далеко не всегда получает только один человек. Пенсия положена вдовам, несовершеннолетним детям, нетрудоспособным родителям, а также братьям и сестрам, если они находились на иждивении у погибшего. В каких-то случаях будет 1 получатель, а в каких-то – 2,3 или даже 4 получателя. Наверное, бывает и больше, но вряд ли в статистически значимом числе случаев. Если предположить, что среднее число получателей пенсии по потере одного и того же кормильца близко к 2, то примерное число погибших, которые могли обеспечить прирост в 80 000 получателей соответствующих пенсий, можно оценить в 40 тыс. человек. Это число, несомненно, охватывает и тех, кто погиб на Донбассе в 2014 году. Однако оформление пенсии по потере кормильца занимает достаточно долгое время, несколько месяцев, поэтому гибель россиян в 2014 году могло начать влиять на рост числа получателей пенсий по потере кормильца только в 2015 году.
Согласно моим расчетам, уже публиковавшимся в «Дне» и основанным на данных о приросте смертности России в 2015 году, в Донбасской войне в 2014-2015 годах погибло около 32,5 тыс. граждан России. И, согласно моей оценке, которую мне тоже доводилось публиковать в «Дне», в период с 1 мая по 1 августа 2017 года потери сепаратистов и россиян убитыми и погибшими были в 2,6 раза больше, чем потери украинских военнослужащих. Будем считать, что почти все из примерно 32,5 тыс. россиян, погибших в 2014-2015 годах, погибли до 1 июля 2015 года. Также предположим, что до конца 2017 года в России успели оформить пенсии по потере кормильца родные и близкие только тех, кто погиб до 1 июля 2017 года. Между 1 июля 2015 года и 1 июля 2017 года в зоне АТО погиб 1091 украинский военнослужащий. Всего, кстати сказать, с начала боев, 1 марта 2014 года и до 1 июня 2018 года погиб 3991 военнослужащий, в том числе двое – в связи с событиями в Крыму. Если предположить, что соотношение безвозвратных потерь сторон в период с 1 июля 2015 года по 1 июля 2017 года было примерно таким же, как и в период с 1 мая по 1 августа 2017 года, за два года с российской стороны могло погибнуть 2834 человека. Допустим, что две трети из них были гражданами России. При таком допущении число тех, чьи родственники должны были обрести право на получение в России пенсии по утрате кормильца, должно было увеличиться примерно на 1,9 тыс. человек. Тогда общее число погибших российских военнослужащих и приравненных к ним гражданских лиц, погибших в войне на Донбассе к 1 июля 2017 года, можно оценить в 34,4 тыс. человек, что на 5,6 тыс. человек меньше, чем число, полученное на основе статистики об изменении получателей военных пенсий. Однако вполне возможно, что такой разницы в действительности нет. Ведь мы предположили, что для всего периода с 1 июля 2015 года до 1 июля 2017 года было характерно соотношение потерь 2,6:1 в пользу украинской стороны, полученное нами для мая – июля 2017 года. Однако вполне вероятно, что, по крайней мере, во второй половине 2015 года этот показатель был значительно выше и стоял ближе к соотношению потерь убитыми и погибшими в 2014 – первой половине 2015 года, когда он оценивается нами не менее чем 12,3:1, даже без учета потерь местных сепаратистов. Ведь процесс замены необученных гражданских добровольцев более или менее регулярной армией проходил постепенно и к концу 2015 года далеко еще не завершился. К 1 июля 2015 года погибло 2644 украинских военнослужащих, а к 1 января 2016 года – 2988. Если предположить, что во втором полугодии 2015 года соотношение потерь убитыми было не 2,6:1, а хотя бы 7,45:1, что составляет среднюю величину между 12,3:1 и 2,6:1, российские потери увеличатся на 1668 человек и составят 36,1 тыс. человек, что всего на 3,9 тыс. человек меньше нашей оценки, основанной на динамике числа получателей пенсий по потере кормильца.
По всей вероятности, родственникам всех россиян, погибших на Донбассе, включая тех, кто не относился к силовым структурам России (а таких могло быть до ¾ всех погибших), государство платит государственную пенсию по потере кормильца, покупая таким образом их молчание. Средний размер государственной пенсии в случае гибели военнослужащего или сотрудника МВД на службе составлял в начале 2018 года 10 440 рублей в месяц. Соответственно, в 2015-2017 годах должно было быть выплачено около 30 млрд. рублей (около 476 млн. долларов) (в реальности – немножко меньше, поскольку за это время пенсии индексировались). Что ж, Путин и Медведев наверняка считают, что такая цена за войну в Донбассе – отнюдь не чрезмерная. И они все равно рассчитывают покрыть ее, среди прочих военных трат, за счет повышения пенсионного возраста.
Борис СОКОЛОВ, профессор, Москва
