«Странная война» Франции с ИГ
Почему по требованию Олланда до сих пор не вступило в силу положение статьи 5 Североатлантического договора
Уже несколько раз за последние дни президент Франции Франсуа Олланд заявлял, что его страна стала жертвой агрессии, она находится в состоянии войны. В выступлении на собрании мэров всех французских городов в парижском Дворце конгрессов он подтвердил свою оценку ситуации: «Антитеррористическая операция в Сен-Дени только подтвердила, что мы находимся в состоянии войны. Эта особенно опасная и сложная полицейская операция направлена на нейтрализацию террористов, которые сегодня прятались в Сен-Дени и связаны с террористами, отвратительными преступниками, которые стоят за стрельбой в пятницу». До этого Олланд оценил «стрельбу» в Париже с ее многочисленными жертвами так: «Это — акт войны, который был совершен армией террористов «Исламского государства», джихадистами против Франции».
Что ж, масштабность и организованность действий исламистов, а также заявления их представителей относительно следующих терактов доказывают справедливость оценки главой французского государства действующей ситуации. Однако в таком случае возникает закономерный вопрос: почему по его требованию до сих пор не вступило в силу положения статьи 5 Североатлантического договора, согласно которому вооруженное нападение на одно или несколько государств-членов НАТО в Европе или Северной Америке считается нападением на них всех, следовательно, каждое государство-член обязана оказать помощь стороне или сторонам, которые подверглись нападению, включая применение вооруженной силы? Более того: почему применение этой основополагающей статьи, на которой на протяжении второй половины ХХ и начала XXI веков базировалась система коллективной безопасности Запада, даже не выносится на повестку дня? Почему в сентябре 2001 года, после атаки исламистов на США, государства НАТО быстро мобилизовали силы, чтобы совместно разгромить Талибан, — в то время главную опору радикальных исламистов, а сейчас отсиживаются по углам, кроме США и Великобритании? И, наконец, почему Олланд, поморщившись, вынужден оперативно налаживать союзнические отношения с тем же Путиным, которому недавно отказал в продаже «Мистралей», и признавать право на существование правительства Асада в Сирии?
Ответ, кажется, одновременно и простым, и сложным.
Во-первых, граждане большинства стран НАТО, как свидетельствуют данные социологических исследований, не хотят воевать даже в случае нападения на членов, то есть не желают выполнять положения Североатлантического договора. Почему общественное мнение демократических государств Европы настроено таким образом — предмет отдельного разговора, сейчас же отметим это как данность. И едва ли не самого пацифистского в сегодняшней Европе является Германия.
Во-вторых, значительное количество самих французов настроено, мягко говоря, не слишком адекватно. Несмотря на постоянные теракты исламистов во Франции (крупнейшим из которых было нападение в начале этого года на редакцию сатирического еженедельника Charlie Hebdo), несмотря на откровенно фашистские проповеди радикальных имамов в мечетях, несмотря на нежелание большого числа мигрантов жить по французским законам, несмотря на более полутысячи антисемитских акций ежегодно — несмотря на все это — многие (если не большинство) рядовые французы восприняли нападение боевиков «Исламского государства» на Париж как нечто абсолютно неожиданное. Более того, и сейчас во Франции хватает противников закрытия тех мечетей, которые стали центрами человеконенавистнических проповедей, и сейчас информация о найденном при обыске у одного из радикальных исламистов дома гранатомет не воспринимается как свидетельство террористических намерений — «с гранатометами терактов не совершают» ... Один из самых популярных сейчас лозунгов французских социальных сетей — «А я на террасе», то есть, несмотря ни на что, живу обычной жизнью. Упомянутый Charlie Hebdo в подписи под карикатурой довел эти настроения до логического завершения: «У них есть оружие! Нас ... ть на них, у нас есть шампанское!».
В-третьих, реальные успехи в войне с исламистскими террористами возможны только при условии проведения широкомасштабной наземной операции. Франция же — как США и Великобритания — готова только к ударам с воздуха. Что же делать? Дать тяжелое оружие курдской самообороне в Сирии, которая в случае получения такого оружия еще два месяца назад была готова начать масштабное наступление на «Исламское государство»? Однако Турция против этого ... США только после атаки на Париж наконец-то сбросили с самолетов контейнеры с оружием для курдов — и только с легким стрелковым ... Использовать наземные силы диктатора Асада? Они не слишком боеспособные, не говоря уже о том, что Асада ненавидит 9/10 населения Сирии. Выходит, остается идти на поклон к Путину ...
Наконец, двусмысленность заявлений и действий Олланда так же, как и пассивность НАТО, не в последнюю очередь вызвана тем, что на Западе никак не хотят признать факты, а именно — что «Исламское государство» стало уже не просто террористической группировкой, действующей на территории Сирии и Ирака, а является реальным самостоятельным (в этом ее основополагающее отличие от российских марионеток «ДНР», «ЛНР», «ПМР») феноменом со всеми признаками государственного организма — власть, армия, судебная система, финансы и т. п. Талибан в свое время стал властью в Афганистане — и поэтому поднять НАТО и ООН против него было легче. Сейчас же ситуация в этом плане намного сложнее. В Сирии есть диктатор Асад, легитимность которого признает часть арабского мира и Россия; в Ираке — беспомощная центральная власть, войска которой не хотят воевать с «Исламским государством». Признать факт распада Сирии и Ирака (чьи границы, кстати, были произвольно намечены в свое время французскими и британскими «опекунами») Запад не желает, поскольку это может усилить тенденцию к пересмотру действующих границ на Ближнем Востоке, а без такого признания остаются лишь «отвратительные преступники», против которых нужно действовать полицейскими, а не военными методами ...
Поэтому, с одной стороны, Франция вроде бы и приняла вызов и объявила исламистам войну; с другой стороны, речь идет о какой-то «странной войне» и странных союзниках.
