Судьбы на перекрестках войны: Россия убивает
Я оставил Луганск 2 сентября 2014-го года. До сих пор помню, как пройдя «сепарские» блокпосты, махал рукой украинским военным, которые радовали меня сине-желтыми флажками и номером на БТРах «ПТН-ПНХ», а затем стоял вместе с незнакомой мне семьей — матерью и маленькой дочкой — в городке Счастье и смотрел в сторону своего города, в который мне уже не попасть.
«Наши же нас освободят. Все-таки додавят тех ... «ополченцев», — говорил на украинском языке летом 2014-го сосед моей подруги в частном секторе Луганска. Юноша приехал в Луганск из села Шульгинка Старобельского района на заработки. Когда приехал, еще не было войны. Да и кто бы тогда мог подумать, что тот карнавал «орков», как многие называли пьяниц под ОГА с триколорами, в конечном итоге станут признаком черной тучи беды, надвигавшейся с Востока, с российской стороны. Работал строителем, снимал с братом небольшую комнату — не квартиру, потому что не мог привыкнуть к «ульям», как он называл многоэтажки. Здесь и огородик, и солнышко утром бьет в окно, как и дома — на такой близкой Слобожанщине. Когда началась война, его родной дом оказался на свободной территории, а он сам в оккупации, где уже было не до заработков. Была в нем абсолютная уверенность, что этот дурной сон, когда было захвачено СБУ в апреле 2014-го, скоро пройдет. Так думали все вменяемые, ведь, возможно, таким образом устроен человек, что верит в лучшее, в здравое. Закончатся деньги у «спонсоров» и разбежится эта толпа в рыбацком (тогда еще рыбацком!) камуфляже, оставит завезенные сюда танки и «Грады», уйдет за горизонт, или погибнет ... «Наши додавят ...». Не додавили. Этот молодой человек неожиданно умрет через полтора года зимой от воспаления легких. В аптеках не было нужных лекарств и адекватных врачей в Луганске почти не осталось. Его неединичная смерть в оккупированном городе словно еще раз намекнула — Россия убивает.
Декабрь 2015-го. Василий Иванкин, давний знакомый нашей семьи. Инженер, в 90-х годах с друзьями пытался построить торговый бизнес, но не получилось. Вторая попытка — небольшое строительное предприятие. Монтаж металлических конструкций, популярный пластик и т. п. С друзьями, которые стали неудобными компаньонами (не всегда желание заработать совпадает с желанием построить), разошлись, оставшись друзьями. В 1999 году маленькая комнатка, которую он делил с бухгалтером, стала точкой отсчета своего дела. Дома маленькая дочь, грудной сын, а за небольшим стулом куча документов, чертежей и регулярные посетители — то клиенты, то «кулибины», которых уже бывший инженер Иванкин внимательно выслушивал, изучая каждое предложение, каждую деталь. В середине 2000-х у Василия Ивановича уже был большой офис в центре города и собственные производственные мощности. Да, это был успех за которым пережитая последняя пульсация «90-х», кризис августа 1998-го, а затем постепенный, но уверенный взлет, который давался 6-ю часами сна и сверхчеловеческим напряжением, снова кризис 2008-го, и снова работа, развитие. Казалось, что выдержать такой темп ему помогает только семья и естественная способность к тщательному планированию. Он не спешил, он просто не терял времени.
«Валентин, ты так любишь снимать, — сказал мне однажды Василий Иванович на юбилее своего предприятия незадолго до войны, — поедем на Волгу! Я буду рыбачить, а ты снимать!».
В сознании своем я тогда написал закат на большой реке, прохладу, лодку, непокорную рыбу в сачке, бьющую из последних своих сил хвостом ...
Война Иванкина встретила в восточной части Луганска, где тот построил свой большой дом. До него «долетало» от наших из тогда уже почти освобожденной Станицы, а затем от «их», с другой стороны. Дом почти уцелел. Но бизнес ... Похоже, Иванкин бился, как и рыба в сачке. Дело в том, что в то время как луганчанам было явно не до заказов «варить металлические конструкции», его рабочие отправились в «ополченцы». 300-500 $ за штурм объекта (а такими объектами были военкоматы, МВД, ОГА и т. д.) отбивали желание работать. Да и вообще, зачем работать, когда можно взять? Тогда я вспомнил слова одного из штурмовиков МВД (29 апреля 2014 года), который, приняв меня за своего, прямо сказал: «Чем больше разобьем, тем больше потом заказов будет восстанавливать». Эти слова вторили чем-то страшным ... «Мы наш, мы новый мир построим!». Новый «мир», «русский мир» ... Он отдавал хаосом и разрушением, кровавой авантюрой и какой-то обреченностью, необратимостью ...
Завод Иванкина ограбили, при этом заставили вставлять окна в школах, в госучреждениях. В декабре 2015 года Василий Иванович рассказывал: «В августе 2014-го наши подошли почти к Луганску. И вот утром мы видим колонны. Их множество. Наши! Наконец-то! А потом присмотрелись и у меня сердце похолодело ... Россияне». Тогда россияне навели мосты в поселке Пионерское на Северском Донце и напрямую зашли в Луганск. Самое удивительное то, что тогда на дороге, которая полностью была заполнена российской техникой, произошла «пробка»! Иванкин с тяжелым дыханием вспоминал: «Они почти не шевелились! Никакой маневренности! Можно было бить! Артиллерией! Авиацией!».
Действительно. Украинские войска тогда находились совсем рядом с этой колонной российских войск в один из решающих моментов боев за Луганск. Но почему-то никто эту «почти неподвижную» колонну под городом не трогал. Тогда произошел перелом, и областной центр окончательно перешел под власть российских оккупантов. Говорить об «ополченцах» в самом городе начали по инерции. Все знали — это россияне, которые до этого фрагментарно, словно нащупывая перспективы закрепления, попадали в город. Акцент Москва тогда делала на спецслужбах и их боевых частях спецназа. Для активных действий Кремль использовал наемников, например, из таких вот «рабочих» Иванкина. Однажды они вернулись к нему в офис. За зарплатой ... С автоматами. «Но разве вы у меня работали все это время?», — задал вопрос своим бывшим работникам Василий Иванович. «А вы что против ЛНР?», — лаконично пояснили ему автоматчики. Бизнес человека, который стал одним из образцов успешного луганчанина, был разрушен. После беседы об этом с моим отцом, через неделю 52-летний Василий Иванкин, этнический русский, возненавидел россиян, умер от инсульта на своем рабочем месте. Его смерть для меня лично стала признаком гибели остатков надежды в том луганском, отравленном российским присутствием, болоте.
Не вернуть жизнь Василия Иванкина, как и тысяч украинцев, и вряд ли можно привести в сознание Галину Петровну. Не высушить реки крови, поток которых не останавливается, не излечить полученные раны внутренних споров, которые враг хочет представить как «внутренний конфликт». Но я помню мать и ее маленькую дочь в городе Счастье, которые только что выехали из Луганска в сентябре 2014-го. Девочка смотрела на украинского солдата подозрительно и пряталась за юбку матери — слишком болезненным у нее было воспоминание о камуфляже. Очередь «переселенцев» стояла на регистрации, какая-то девушка-волонтер с сине-желтой ленточкой на рукаве бегала вокруг в суматохе, в магазинах под солнцем продавали мороженое, а малышка все держалась за долгую цветастую юбку, не сводя глаз с «айдаровца». Уже через несколько минут она лакомилась мороженым, подаренным бойцом, который заметил ее пристальный и тревожный взгляд.
«Не отступайте, ребята!», — сказал кто-то растроганному солдату с тактическими очками на лбу.
«Ну так это мы и делаем ...», — ответил он, как отрапортовал.
Через несколько дней (5 сентября 2014-го года) под Счастьем произошел бой, в результате которого погибло несколько десятков украинских бойцов. Российские бандиты снимали пытки обожженных украинских военных на видео и выкладывали в интернет. Через 2 часа после боя было объявлено так называемое «перемирие».
