В поисках ненависти
Насилие является присущим высшим социальным животным способом разрешения противоречий. Если человек и отличается чем-то в этом смысле, то разве что тем, что сделал из насилия культ. Смерть – это единственный бог, который сопровождает человека на протяжении всей его истории. Насилие – самый верный способ поклонения этому страшному богу.
Первая, известная нам война, произошла в 2701 году до Р.Х. между Шумерским царствами Лагаш, Опис и Уш в Месопотамии. Там, где и ныне льется кровь в таком же братоубийственном конфликте. История этой войны запечатлена в знаменитой Колонне царя Эанатума («колонне коршунов»), которая описывает битву и ее результат - 3600 поверженных врагов, головы и конечности которых уносят голодные коршуны.
То, что мы ведем отсчет своих войн именно от этой даты, не означает, что до этого не было насилия. Просто раньше мы не оставляли письменных свидетельств своего агрессивного безумия.
В течение последующих 47 веков мы – существа, наделенные разумом - заботились о том, чтобы рационализировать агрессию и сделать насилие более эффективным. На этом пути мы достигли столь пугающих успехов, что «классическая» война потеряла всякий смысл: цена победы стала настолько высокой, что победителей в войнах больше нет – смертельный приз получают все. По той же причине не осталось и нейтральных сторон – современные инструменты уничтожения не знают понятия нейтралитета.
Казалось бы, всеобщий мир близок, но страх и ненависть – эти присущие нашей природе движущие силы агрессии и насилия – никуда не делись, мы всего лишь люди, и ничто человеческое не хочет нас отпускать.
Страх перед чужими провоцирует нас на агрессию, ненависть к своим толкает нас на насилие. С точки зрения конфликтов, агрессия по отношению к чужим и ненависть к своим – это разные факторы. И лишь в новом глобальном мире они смешались и породили гибридные конфликты.
Ошибкой традиционной конфликтологии был тезис о том, что насилие можно исправить знанием: если мы больше узнаем о «чужих», то перестанем испытывать страх и реагировать агрессивно. Оказалось, что тогда «чужие» становятся «своими», и мы начинаем испытывать к ним ненависть, что спровоцирует более изощренное и интенсивное насилие. Внутривидовая борьба всегда более жестока, чем межвидовая.
После первого письменного зафиксированного убийства «своего» – убийства Авеля Каином – количество жертв бытовых убийств и насилия в мире устойчиво превосходит среднее количество жертв войн и терактов (разумеется, за исключением периодов смертоносных мировых войн).
Сегодняшняя комплексная, «гибридная» проблема насилия не имеет простого решения, тем более решения силового, репрессивного или дискриминационного. Решение лежит в многоуровневых социальных коммуникациях, которые смогли бы изменить социальную структуру, психологию и групповое поведение глобального общества.
Научиться жить с известными нам «чужими» как с ближними, которые не вызывают страха и не провоцируют агрессии, но которые так и не стали «своими», а потому не вызывают ненависти – в этом и заключается идея пресловутого мультикультурализма, которая так и не была пока реализована.
Она не была реализована, в том числе и потому, что мы так и не научились видеть и говорить правду, оставаясь в плену устаревших идеологических ловушек. Понятное и естественное человеческое стремление идентифицировать себя с жертвой, ставшее фетишем леваческого правозащитного движения, привело к тому, что мы погрязли в принудительной эмпатии, подменив персональное сопереживание ритуальным коллективным сочувствием.
В результате мы перестали различать жертв и агрессоров, замкнулись в правозащитных сектах, считая только себя перманентными жертвами, а всех вокруг – источниками насилия. Неразличение агрессора и жертвы, причины и последствий насилия привело к тому, что мы размыли границу между добром и злом. Этот ожидаемо привело к хаотизации насилия и гибридизации конфликтов.
Гибридные конфликты и терроризм, сотрясающие в последние годы глобальное сообщество, имеют слишком много общего. И решение этих проблем, вероятно, также лежит в одной плоскости.
В погоне за источником своего страха и ненависти, мы прошли множеством путей. Мы боролись с «политическим и идеологическим насилием», объясняя истоки войн и терроризма наличием и борьбой идеологических систем. Мы исследовали этнические, национальные и религиозные истоки ненависти, пытаясь уменьшить интенсивность насилия. Однако, идеологии меняются и исчезают, империи рушатся и колонии становятся свободными, но войны продолжаются, и терроризм не прекращается.
Мы боролись с «экономическими корнями насилия», полагая, что экономическое неравенство и хищничество являются двигателем войн и террора. Но экономические условия меняются, а войны продолжаются, и террористическая угроза возникает в самых, казалось бы, неожиданных местах.
Сегодня войны и терроризм обусловлены идеей конструирования новых политических идентичностей. А значит, мы вынуждены искать «социально-психологические корни насилия».
Пожалуй, на каждом этапе развития общества как системное, так и несистемное насилие ищет свои формы реализации, адаптируется к текущему состоянию социальной среды и социальных коммуникаций. И реагировать на текущее проявление, особенно путем силового ответа – это бороться с симптомом, вместо того, чтобы устранять причину. Иногда это необходимо, но это не решит проблему.
Само по себе насилие является, к сожалению, присущей человеческим группам формой решения социальных конфликтов. Формой простой и архаичной, не требующей усилий. Поэтому движущей силой терроризма является не то, что мы делаем, а то, чего мы не делаем: то, ради чего мы в данный момент отказываемся от наработанных цивилизацией других, ненасильственных инструментов разрешения противоречий.
Поэтому в поисках правильного ответа нельзя упрощать ни вопрос, ни тем более ответ. Нельзя сводить поиск ответа к одному, пусть даже очень удобному критерию, назначать одного – такого удобного – «виноватого».
Отказ от служения богам ненависти и смерти – долгий и непростой путь, и нам не следует рассчитывать на простые решения. Пока достаточно начать учиться видеть и говорить друг другу правду: видеть разницу между агрессором и жертвой, между источником и последствиями насилия, между добром и злом. В том числе – в себе…
