Второе поколение новорусской аристократии
Выдвижение Собчак вызвало в обществе (если об этом российском субституте можно говорить в подобных терминах) ряд вопросов. На один: зачем? - наиболее частый ответ: дабы помочь Путину оживить выборы без выборов и демпфировать разочарование от недопуска на выборы Навального, как менее предсказуемого оппонента.
Для многих на этом вопросы заканчиваются: если Собчак - фигура камуфляжа и оживляжа (помните такое слово?), необходимых для укрепления режима, то о чем здесь говорить и о чем и кого спрашивать?
Однако ряд вопросов мог быть уточнить кое-какие параметры реальностей поздней осени путинской эпохи и структуры либерального сословия. Давайте вынесем за скобки то, что многие подозревают (или знают) - о несамостоятельности или частичной самостоятельности выдвижения Собчак - и посмотрим на это явление по-другому: будто Собчак есть то, за кого она себя выдаёт. Известная медийная фигура, неожиданно решившая стать политиком. Потому что даже если это - мнимость, то мнимость, пытающаяся предстать определенной реальностью.
Вот с этим и будет связан ряд тех вопросов, о которых я упоминал. Какую именно политическую реальность, политическую силу хотела бы олицетворять (или олицетворяет) Собчак? Какие цели у этой политической силы? Кто собирается ее поддерживать и почему?
Ряд ответов уже дан при анализе той команды, которая вошла в избирательный штаб кандидата в президенты, и тех, кто потенциально может стать членом команды, но пока по тем или иным причинам не стал, хотя и отметился комплементарными текстами в адрес потенциального работодателя.
Дали согласие медийные фигуры - Малашенко, Красовский, Белковский, Ксения Чудинова, жена Чубайса Дуня Смирнова; этот ряд понятен, может быть продолжен, увеличен, усилен, что сути не меняет. Перед нами по большей части фигуры, сделавшие благодаря постперестроечному и путинскому телевидению себе имя, приобретшие реальный и/или символический капитал. С политической путинской властью этот ряд связан опосредованно, но профессионально. Если упрощать, то их политическая роль - придание ощущения нормальности и фиктивной сложности российскому режиму.
Развлечение, журналистика, аналитика в рамках разрешённой приемлемости - это все элементы декора ширмы, роль которой - основная для либеральной прослойки (по крайней мере, по мнению заказчика, каковым выступает государство или уполномоченные им олигархи - владельцы тех частей путинской медиаимперии, что и создаёт иллюзорную сложность и иллюзорное разнообразие).
Почему иллюзорное? Потому что это разнообразие не имеет политического измерения (кроме уже указанного). То есть все это вместе - не противостояние, даже не диалог (а если и диалог, то очень удобный) с реальной политической системой, а хоровое пение. Что не заглушает, а оттеняет, усиливает основной доминирующий голос. Или иначе: придаёт авторитарному режиму с сильными тоталитарными нотками квазидемократический, псевдонормальный характер.
Однако нас интересует не критика роли, которую играют медиаперсоны в путинском ансамбле песни и пляски, а та социально-политическая сила, которую эти персоны представляют. А сила за ними есть, что и предъявят предстоящие выборы. Голосовать - это не публично отстаивать роль Собчак в вытеснении из игры таких куда более опасных для власти фигур, как Навальный.
Хотя политическая стратегия Собчак и тех сил, что ее выдвигают и поддерживают, уже понятна: стать эрзац-Навальным, Навальным без радикальности по отношению к существующим элитам, без этого: я вас посажу, когда приду к власти. Собчак - это Навальный, который никого не хочет (и не будет) сажать. Собчак - даже улучшенный Навальный (как об этом заявил главный политический консультант Собчак Белковский).
Характерно, что одно из первых политических заявлений, сделанных Собчак - это принципиальный отказ от пересмотра итогов приватизации. Отметим, что Навальный, который тоже не хочет ссориться с олигархическим слоем, выбирает в качестве своих мишеней преимущественно чиновников и их семьи и избегает говорить о приватизации. Но кто на Руси не ругал чиновников, крапивное семя, по выражению Розанова.
Заявление Собчак - это два сообщения двум разным слоям: олигархическому слою - вам ничего не угрожает, либеральной прослойке, традиционно праволиберальной: я более предсказуема, чем Навальный. Предсказуемость, как мы понимаем, очень важное качество.
Не менее знаковым является заявление Собчак, что Крым - по международному праву - украинский. Не будем сравнить этот громкий тезис с более ранними, в которых Собчак оценивала аннексию Крыма вполне великодержавно. Собчак сегодня готова на сравнение только с Навальным. А для него, как мы помним, Крым - это не бутерброд, чтобы его возвращать обратно. Навальный ценит националистическую и важную для него часть электората, от которого ни разу не отказался. Как и от многих других националистических заявлений, боясь оттолкнуть патриотическую часть сторонников, Путина не любящих, а великодержавие - с молоком матери.
А вот для Собчак Крым - по международному праву (не могу, читаю как стихи) - украинский. При всём очевидном лукавстве этой фразы, это заявление - и отказ от коллаборации с нациками и генетическим отребьем, по неосторожной фразеологии Собчак, то есть с плебсом (плебс ответит точной рифмой, можете не сомневаться); и пас либералам - я более соответствую либеральным стандартам, чем ваш хвалёный Навальный.
Безусловно, слабым и потенциально опасным для всей кампании Собчак является ее отказ от критики Путина. Хотя с рядом дополнений и комментариев это заявление претендует на то, чтобы его расшифровали не только как личную благодарность за спасение Собчака Первого от ареста и тюрьмы за коррупционные преступления, по версии тогдашнего питерского губернатора Яковлева и прокуратуры (не забудем, что именно Собчаку мы обязаны приходом Путина в политику), но и как замену операции персонифицирования операцией расширения.
Путин - это все мы. Не Путин сотворил кумира и лишил нас свободы, а мы сами позволили в очередной раз нежной заре демократии стать хмурым утром самодержавия и отказались от недолгой свободы, которая не в коня корм.
Как и в предыдущих примерах, здесь отчетливо присутствуют два слоя: один - попытка сохранять лицо при тех картах, что выдал крупье (не ругать Путина, а заниматься ни к чему не обязывающим самобичеванием; не ругать власть, а влиять на нее), второй - апелляция к более адекватной, чем у Навального, картине мира: не личности (Путин) делают историю, а массы, то бишь общество.
Ну и, конечно, неизменная доля обыкновенного лукавства: не говоря о персоналиях, Собчак отводит удар от конкретных сподвижников, а на самом деле фундаменте режима: не чиновниках, на которых сконцентрировался Навальный, а классе крупных собственников, которые и есть опора и смысл политики Путина. Вместе с отказом от пересмотра итогов приватизации - это важный сигнал элитам и либеральным сторонникам: революции не будет. Будет как при бабушке, то есть при дедушке с творцом его выборной сказки Малашенко.
И это нравится достаточно большому числу потенциальных избирателей Собчак, которых устроило бы именно такое косметическое перелицовывание ситуации: наиболее оголтелые, рискованные и непродуманные шаги политической власти, вступившей в опасный конфликт с европейским и американским истеблишментом - отменяются, наиболее одиозные фигуры - вроде телепропагандистов Киселева, Соловьева, Мединского - уходят в отставку, но политико-экономические константы остаются прежними.
Но здесь пора поговорить о тех политтехнологах, политологах и экономистах, которым сделано предложение войти в избирательный штаб Собчак и которые уже согласились или пока думают. Ситников, Виталий Шкляров, Елена Лукьянова, Марина Литвинович, Иноземцев, Мовчан. С Ситниковым, Лукьяновой, Литвинович и Шкляровым все более-менее понятно. Ситников - опытный специалист-многостаночник избирательного процесса: в частности, имиджмейкер, придумавший косу Тимошенко. Лукьянова - специалист по юридическому сопровождению выборов. Литвинович - пиар с достаточно широким спектром: от Кириенко и Хакамады до Каспарова, Шендеровича и Ходорковского. Виталий Шкляров - в определенном смысле типичный иностранный спец, для которого Собчак - демократичнее (и, следовательно) предпочтительнее Путина. С этим трудно спорить, особенно если рассматривать эту ситуацию вне российских реалий, то есть полагать, что заявление и обещание является мерилом политических намерений.
С Иноземцевым и Мовчаном - все интереснее. Оба имеют репутацию вменяемых специалистов, способных написать условно реформаторскую экономическую программу для кандидата в президенты. И кто бы из них не согласился, программа будет написана и принята потенциальным электоратом Собчак. Почему? Потому что им не нужно ни великих потрясений, ни великой России. Это - праволиберальные экономисты, которым видится возможным лишь легкое, на цыпочках движение в сторону нормы.
Мовчан, как важный и положительный политический шаг, приветствует отказ Собчак от ревизии итогов приватизации. Иноземцев, без сомнения, за возвращение демократических институтов, но на гипотетический вопрос Мовчана: а кто, какие силы и с какими репутациями (и реальными возможностями) способны возродить (создать с нуля?) в сегодняшней России европейские институции, скорее, тоже скажется реалистом. Лучше малый шаг в правильном направлении, лучше сын Николая-Палкина, чем громогласные заявления, не подкреплённые реальностью.
В принципе уже понятно, какие силы представляет Собчак и на какой электорат она рассчитывает: на тех, кто хотел бы провести пластическую операцию по омоложению политической физиономии путинского режима, но без потрясений для его тела.
Вне зависимости от того, сколько таких избирателей и какой потенциальной силой они обладают (а это величина динамическая, зависящая от социально-экономической обстановки в стране), главное то, что расчёты на такие реформы мало оправданы.
Даже если не апеллировать к экстравагантной модели позднего Лотмана, это все - рисунки на песке. А для Лотмана, напомним, Россия и ее культура отличается от, скажем, европейской тем, что она не тернарная, как у них, а бинарная. И при любых серьезных переменах один полюс вечных качелей полностью уничтожает другой и водружается на его место. Иначе говоря: мягкое половинчатое реформирование в России невозможно (или маловероятно) - оно либо ретуширует проблемы, либо становится истоком их усугубления, а в конце - глобального слома.
Даже без теорий Лотмана мы видим, что в России с течением времени меняются, прежде всего, вещи прикладного или декоративного характера. Максимализм, нетерпимость, недоверие ко всем и всему, кроме лести и тому, кто льстит или пугает всерьёз, делают осторожное движение к норме в виде просветительства и малоэффективным, и иллюзорным.
Грубо говоря, если не будет третьей мировой войны, то будет новая кровавая революция с местью за собственную слабость, слепоту, жадность и доверчивость. А если война будет, то и она кончится таким чёрным переделом, что вздрогнет и финн, и дикий тунгус, и друг степей калмык: русские опять режут друг друга, а потом примутся за нас.
