«Я видела голод»
Взять власть в Украине Москва смогла, а вот покорить украинцев было задачей гораздо более сложной
Сколько помню свою бабушку, рассказы которой, слава Богу, имел возможность записывать на магнитную ленту, она регулярно возвращалась к тому страшному времени — голоду 1933 года. Тогда она была еще ребенком, и страх умереть от недостатка пищи, от мук голода, когда сознание человека постепенно превращается в кучку животных рефлексий, а затем постепенно стихает, гаснет, погружаясь в вечный сон, этот страх всегда преследовал ее. Не деньги, не золотые кольца, ни любое другое имущество для нее не значило столько, сколько мешок с мукой. Запастись «мукичкой», как она говорила, для нее было важнее всего.
Многодетную семью спас хутор Медвежье, который на картах почему-то называется «Дачное». Он расположен рядом со Сватово, за горой. Зимой дети выдалбливали корни кустов. Отец где-то доставал шелуху от пшеницы, из которой мать готовила «ладыки». «Примочить слезами и дает нам», — говорила баба Фрося. Я долго не мог понять, как это так может быть. В воображении все было как-то нелогично, выходило за рамки того, что я привык видеть — съедобные коренья, оладьи из шелухи, примоченные слезами.
Сватовский железнодорожный вокзал. Зимой 33-го это было единственное место, где была хоть какая-то еда. А еще — эшелоны с продовольствием, которые отправлялись в Россию. Рядом с вокзалом лежали кучи сожженного угля с паровозов. Когда дед, который работал на вокзале, вечером шел с работы домой, то видел, как люди лезли к этим горячим скирдам, чтобы согреться. Эти люди по морозу буквально приползали в Сватово, чтобы разжиться хоть чем-то съедобным, а на ночь искали место, чтобы не замерзнуть. Утром дед, когда шел на вокзал, каждый раз наблюдал другую картину — трупы отравленных чадом людей. Некоторые из них еще шевелились, но некому было им помочь.
Дед Петр, которому в то время было 28 лет, уже гораздо позже говорил моему отцу: «Голод 33-го был искусственным». Отец маленьким не верил, потому что в школе говорили совсем другое. Термин «Голодомор» тогда не звучал. Да и вообще в советской историографии, если и вспоминали о голоде, то в основном в контексте послевоенного 47-го года. Якобы был неурожай, ну что ж... Мало ли было неурожаев? Голодали и до этого. Некий естественный катаклизм ХХ-го века, который в определенный момент погрузился во все признаки темного средневековья. Вместе с голодом, расправами, расстрелами, пытками, диктатурой и культом личности. В конце концов, советская историография «удобно устроилась». Любой намек на вину преступной советской системы можно было справедливо списать одну персону — Сталина, но при этом вывести за скобки всего многоголового разрушительного и порочного монстра — СССР, где можно было переселять целые народы, душить их голодом, переписывать историю, воровать ее, вырывать из нее имена, целые страницы и главы, если они не вписывались в «политику партии».
Но это были, как говорится, советские времена. Как отличить в них жертву от палача, когда сам палач часто становился жертвой, в том числе воспитания и навеянных убеждений? Даже сейчас в информационную эру мы часто не знаем, что происходит у нас под боком, даже сейчас мы не можем свести все фамилии замученных на оккупированной территории украинцев и никак не можем помочь живым. И сам факт оккупации украинских территорий и тысячи убитых за последние годы показывает, что кровавый привкус деспотического и бесправного средневековья веет до сих пор. СССР в очередной раз мимикрировал, и теперь называется Российской Федерацией с теми же преступными принципами, но еще более изощренными.
В 90-е годы на нас свалилась лавина информации о нас самих и об отношениях с огромным соседом. Даже те, кого смогла усыпить советская пропаганда, имели возможность проснуться от дремы неосведомленности. Правда, не всем хотелось открывать глаза. Особенно коммунистам, которые потихоньку начали примерять на грудь христианские кресты (в ногу со временем) и вроде бы и признавали «перегибы» старой системы, но на словах не собирались их тянуть за собой во время, когда наступление коммунизма откладывалось на неопределенный срок. О Голодоморе коммунисты вспоминать не любили, а если и признавали его, то на помощь им опять же таки приходил Иосиф Виссарионович. Мол, были у него ошибки, но это было довольно давно, и голод свирепствовал не только в Украине, но и на Волге...
Адепты СССР, а на самом деле Московской империи, в ее красной версии, особенно цинично приплетали голод на Волге 20-х до лет к Голодомору в Украине 1932-33-х годов. Чтобы исключить момент национального направления этого масштабного преступления, за один год унес треть украинцев. Еще со времен школы я хорошо помню особенно помешанную на коммунизме и Москве библиотекаршу, которая агитировала школьников не верить новым учебникам истории Украины, которые так запоздало появлялись в классах. Она так же приравнивала голод на Волге к Голодомору в Украине. «Но ведь не было такого лозунга «помощь голодающим Украины», — отвечал я ей. Ответить, почему при этом был лозунг «помощь голодающим Поволжья» ей было сложно. И в ответ я очень хорошо помню ее ненависть в глазах. И ненависть мне объясняла все, расставляла на свои места любые сомнения кто, кого и зачем убивал. Сталин действительно достаточно прагматично рассчитывал свои преступления. Он не убивал, потому что так просто хотелось. В его понимании убивать было оправданной необходимостью. Этим он принципиально отличался от своего кумира Ивана Грозного, который жил смертью других. Голодомор в Украине Сталин устроил с конкретной целью — усмирить тех, кто не дал себя окончательно покорить. Еще в 20-х годах, когда только началась коллективизация, в Сватово «красных» не просто прогоняли, но и иногда жестоко расправлялись с ними. Их власть была условной. Попытки Сталина загнать украинских «кулаков» в колхозы потерпели поражение. Мстительный грузин не простил своего фиаско. Взять власть в Украине Москва смогла, а вот покорить украинцев было задачей гораздо более сложной. Для того, кто умел ждать, расправа над нами стала вопросом времени.
«По уму взял и переселили», — говорил мне в Луганске еще один пожилой адепт советизации с треснувшим стеклом толстых очков по поводу крымских татар и чеченцев. Он торговал на местном рынке в 90-х рыбацкими снастями. И вот этот персонаж вместе с библиотекаршей для меня и стали образами тех, кто действительно убивал. Их отцы и деды и были теми элементами дьявольской машины, системно и постоянно уничтожавшей людей и целые народы. Сталин умер, а она осталась без дела, ржавея и превращаясь в уродливый реликт. Но сущность ее была в другом...
Когда в Луганске настал злой 2014-й и в город на танках приехали российские «освободители», упомянутый монстр, который сидит в генах тех, кто стрелял, а не тех, кого стреляли, и тех, кто душил голодом, а не тех, кто погибал от голода, пробудился, ожил, заиграл надеждой. Теперь снова можно было отправить «на подвал» соседа, теперь снова тот, кто имел оружие и «ксиву», становился местным «идолом». Тогда я снова вспомнил злые глаза библиотекарши и старика в очках с разбитым стеклом. В тех глазах бегали сталинские чертики.
Никуда не делся «33-той год», который стал недоброй волной для нашего народа, которая смыла миллионы украинцев. Эти волны с разной мощностью накатывали на нас и до того, и после. В глазах пьяных и вооруженных «освободителей» уже на луганском железнодорожном вокзале я видел очередной «33-й». У него был другой масштаб, но доказывал, что сущность оккупанта никуда не делась, что это его ментальная сила, которая движет им. Путин, как и Сталин, только воспользовался ею — извечной ненавистью московитов к украинцам, завистью того, кто обкрадывал и грабил земли и историю к тому, кто является прямым потомком Руси. «Я видела голод», — снова звучат в моем сознании слова бабушки. «Я видел глаза убийц, которые стремятся убить нас, как народ», — хочется мне ответить ей теперь.
Зажигая свечи в этот день мы должны чествовать не только память жертв Голодомора. Почти ежедневно в небо летят души защитников Украины на войне с оккупантом — РФ. А это значит, что борьба со злом продолжается. Борьба за наше право быть народом на этой земле.
