Россия и новый демократический реализм

Ни от Барака Обамы, ни от Джона Маккейна в нынешней президентской гонке мы наверняка не услышим, что главной внешнеполитической задачей следующего правительства США должен стать ответ на вопрос: как Америке без потерь вписаться в новый мир, баланс сил в котором меняется неблагоприятно для нее, а ее влияние существенно снижается? Между тем, этот вопрос носит отнюдь не гипотетический характер; проблема, о которой идет речь, уже сегодня смотрит нам прямо в лицо.

И нигде нежелание или неспособность признать это не проявились так ярко, как в ходе событий, приведших в конце концов ко вторжению России в Грузию. После лет ельцинского правления у США с Россией появился целый ряд политических разногласий — и расширение НАТО, и ситуация на Балканах, и противоракетная оборона, и отношения с Ираном, и права человека внутри России. И вся наша дипломатия в этих вопросах ограничивалась, как правило, тем, что русским предлагалось соглашаться со всем, на чем настаивали мы, а мы, в свою очередь, отметали все их опасения и озабоченность как безосновательные. США никогда не рассматривали отношения с Россией как торг, в котором, чтобы получить от русских то, что хотелось американцам, американцы должны были давать русским то, что хотят они. Манера англичан говорить с иностранцами недаром вошла в поговорку; так и мы — думали, что нас обязательно поймут, стоит нам слово в слово повторить то, что мы только что сказали, только громче.

Подобный подход правительства Буша отражал баланс сил, существовавший в 90-х годах прошлого века, когда Россия была слаба и сильных карт у нее на руках было немного. Но времена изменились, и вторжение Москвы в Грузию в 2008-м представляет собой разительный контраст с Чечней 1994-го: Соединенным Штатам и тогда не нравилось, какими методами Россия давит чеченский сепаратизм, но та военная операция проводилась Россией столь неумело, что об опасном прецеденте вряд ли могла идти речь. А сегодня все только и думают, кому следующему суждено испытать на себе мощь России.

Если мысленно перевести часы назад, хотя бы к февралю этого года, когда при поддержке США о своей независимости заявил край Косово, то мы явственно увидим немало возможностей для торга. От таких вещей, как система ПРО и поддержка независимости Косово, можно было отказаться наиболее легко: и бесполезная ПРО есть не более чем раздражитель для русских, ни на йоту не верящих рассказам о том, что она якобы строится в качестве ответа на иранскую угрозу, и независимость Косово в плане безопасности ничего не дает косоварам, при этом создавая печальный прецедент легитимации сепаратизма — кстати, именно поэтому Испания, хоть и член НАТО, ее не признала.

Отказаться от вступления Грузии и Украины в НАТО было бы труднее, ибо эти демократические страны заслуживают всяческой поддержки со стороны США. Однако канцлер Германии Ангела Меркель совершенно верно указывает, что главное в НАТО — это пятая статья, по которой нападение на одного из членов Альянса трактуется как нападение на всех и каждого. Для США это означает, что они должны быть готовы держать свои войска в постоянной готовности к защите любого члена Альянса, испытывающего угрозу нападения, как на границе Западной и Восточной Германии во времена холодной войны. Членство в НАТО — это не волшебный талисман и не защитное заклинание; для того, чтобы оно работало, необходимо четкое планирование и военные обязательства, обходящиеся весьма дорого.

Правительство Буша не ставило — да и не могло ставить — вопрос членства в НАТО для Грузии и Украины серьезно — в той мере, в какой «серьезно» могло означать не просто поставки оружия и услуги советников, а реальные гарантии безопасности с привлечением войск США. Если рассматривать «серьезные намерения» именно так, то мы совершили большую ошибку, заставив грузин поверить в то, что быстро введем их в натовский клуб.

И теперь уже понятно, что даже год назад это не было бы возможно. По независимости Косово и размещению системы ПРО в Польше правительство Буша поставило всех перед свершившимся фактом, после чего использовать это для дальнейшего торга уже не представлялось возможным. Сегодня торопливо задабривать Москву, пока российские войска еще оккупируют территорию Грузии за пределами анклавов, — тоже немыслимо.

Сразу хочу оговориться: не надо думать, что я вдруг стал апологетом поведения Москвы. То, что Россия удерживает в своих руках грузинскую территорию и пытается свергнуть демократически избранный режим, не имеет оправданий. Слова Путина о «геноциде» и заговоре, в котором якобы участвовали США, тем тревожнее слышать, чем больше они напоминают о советском принципе «чем больше ложь...». И если Россия на кого-то обижена, это понятно — но это не значит, что с моральной точки зрения она права.

Как верно подметил на страницах этой газеты 21 августа Кишоре Махбубани из Сингапурского национального университета, одной из основных областей, в которых США потеряли авторитет за последнее десятилетие, стала область морали. Когда после российского вторжения из американских официальных кабинетов начали раздаваться слова о том, что «державы XXI века не нарушают суверенитета других стран и не свергают их режимы», всеобщее хихиканье стало лишь на полтона ниже после того, как к этой фразе было добавлено «в Европе». Распространение демократии — прекрасная вещь, но она уж очень замарана, ибо с ней связывают и иракскую войну, и утверждение оборонных интересов Америки.

Нынешнее и прошлое правительства в своей политике могли исходить из того, что Америка установила гегемонию — как военную, так и экономическую. У следующего правительства это уже не получится, и самой важной его задачей будет отыскать баланс между тем, что мы хотим, и тем, чего мы реально сможем добиться.

Это не означает, что мы должны отказаться от такой своей идеалистической цели, как распространение демократии. Однако следующему президенту следует прежде всего, по выражению Тома Карозерса из Фонда Карнеги, провести «детоксикацию» самой этой концепции. Нам придется отказаться от выдачи Грузии и Украине новых альянсных обязательств и придумать другие способы их поддержки. И придется составить новые, максимально конкретные, планы защиты тех, кто уже вошел в НАТО — в частности, Польши и стран Балтии, — от озлобленной и усиливающейся России.