Ожерелье для киноманов

Во-первых, повод — 60-летие самого престижного в мире Каннского кинофестиваля. Инициатором создания альманаха стал многолетний директор форума Жиль Жакоб, он же является сопродюсером картины. Во- вторых, количество режиссеров — 35, из 25 стран. В-третьих, уровень участников: практически все — знаменитые постановщики, по крайней мере, в пределах своих национальных кинематографий, обладатели тех же каннских «Золотых веток», знаменитые имена; не хватало лишь нескольких патриархов, например, Годара — но он, как и подобает живым классикам, присутствует опосредствованно — его фильмы с уважением цитируют младшие художники.

Собственно, тема альманаха — рефлексия режиссеров на предмет не столько самого кино, сколько его восприятия, ведь полное название проекта звучит так: «У каждого свое кино, или Как замирает сердце, когда гаснет свет и начинается киносеанс»; по словам Жакоба, участники «поделятся тем, что их сейчас волнует, отталкиваясь от темы зала кинотеатра». Поэтому все фрагменты — каждый длительностью три минуты — так или иначе привязаны к кинотеатру как месту действия, а действующими лицами преимущественно являются зрители и обслуживающий персонал — киномеханики, буфетчицы, билетеры, администраторы.

Три минуты — не слишком большое время, но их достаточно, чтобы выразить свою страсть, создать экранный аналог жанра новеллы или рассказать анекдот. Последнее — это не отдельная прихоть; некоторые режиссеры, причем весьма известные, восприняли задание Жакоба как развлечение, а не серьезную работу. Ничем иным, кроме как анекдотом, не назовешь «Эротический кинотеатр» Романа ПОЛАНСКИ: не очень молодая пара в почти пустом зале смотрит «Эмманюель», и все было бы хорошо, если бы не постоянные стоны какого-то господина с заднего ряда. После вмешательства директора театра выясняется кое-что досадное для Эмманюель: тот господин не впал в эротическое безумие, вовсе нет. Причина намного более прозаична и смешна одновременно... А содержание эпизода автора эстетских триллеров Девида КРОНЕНБЕРГА исчерпывается названием: «Убийство последнего в мире еврея в последнем в мире кинотеатре». Все три минуты видим пожилого еврея, который в режиме прямой трансляции, под игривый закадровый комментарий решает, куда себе пустить пулю из пистолета. А комментаторы живо обсуждают, как он это сделает, а также — какое счастье, что наконец- то в мире исчезли все кинотеатры, да и евреи тоже, ведь именно евреи выдумали Голливуд. Весьма остроумный, но мрачный скетч, сыгранный режиссером, который, между прочим, проявил себя как неплохой комичный актер.

Сыграл у самого себя и Такеши КИТАНО. Он в роли механика крутит собственный фильм «Ребята возвращаются» в жалком деревенском кинотеатрике одному-единственному зрителю-фермеру. Пленка все время рвется, аппарат постоянно ломается, но свою толику наслаждения в конце концов все получают, потому фрагмент и называется «Один прекрасный день».

Португальский патриарх Мануэль ДЕ ОЛИВЕЙРА (в свои 100 лет снимает активнее, чем в молодости!) устроил черно-белую «Единственную встречу» Никиты Хрущёва и Папы Иоанна ХХIII. Человек с красной звездой на лацкане совершенно не похож на генсека, а фрагмент не кажется смешным.

У бразильца Вальтера САЛЛЕСА (наиболее известный фильм — «Дневники мотоциклиста» о молодом Че Геваре) каннское задание вообще превратилось в музыкальный номер: два разудалых бразильских парня перед кинотеатром с афишей легендарных «400 ударов» Франсуа Трюффо, аккомпанируя себе на барабанах, спорят о Каннах, Жиле Жакобе, кинозвездах, истории кино. Своего рода южноамериканский рэп, невероятная скорость и виртуозность; просто, но весело.

Ларс фон ТРИЕР в «Профессиях» откровенно потешил собственное режиссерское эго. Он мало того, что сыграл самого себя, так еще и совершенно зверски убил надоедливого зрителя (который был настоящим чудовищем, критик и бизнесмен в одном лице!), мешавшего ему, Триеру, смотреть собственный фильм «Мандерлей». Таким образом, кино Триера — это кино, где все подчинены его воле — не только актеры, но также и зрители.

Отмеченный многими наградами мастер социального кино, британец Кен ЛОУЧ поставил своих героев, отца и сына, в очередь у касс. И вот за три минуты, пока движется очередь, они решают проблему — на какой бы фильм пойти. Перебирают все жанры: комедию, мелодраму, фильм ужасов, боевик — никак не могут решить, ведь что для старого хорошо, для молодого — смерть, и наоборот; показ вот-вот начнется, очередь нервничает, напряжение растет — и в конце концов отдают предпочтение футбольному матчу. Эпизод называется «Хеппи-энд». Достаточно точный пассаж о кризисе жанрового кино.

У новозеландки Джейн КЕМПИОН (автора ставшего в свое время сенсацией «Пианино») анекдот получился трагический. Уборщик в кинотеатре находит жучка в вентиляции и выманивает его, то есть ее, с помощью киномузыки, а жучок, такая смешная барышня, начинает танцевать, а злой уборщик ее раздавливает.

Но самая изощренная шутка принадлежит франко-чилийскому режиссеру Раулю РУИСУ. «Дар» — это разговор слепого киномана и его племянницы-антрополога. Киноман рассказывает об индейском племени, которому один миссионер подарил радио и кинопроектор. Индейцы разобрали подарки на детали. А потом создали из природных материалов увеличенные копии этих приборов. Причем действующие. С каждым словом разговор приобретает характер все более глубокой галлюцинации, и, собственно, из анекдота вырастает интенция автора — о кино как о коллективном приключении человечества, более причудливом, нежели любая религия.

Тема слепого зрителя, очевидно, завораживает своей парадоксальностью совершенно разных режиссеров. Мексиканец Алехандро ГОНСАЛЕС ИНЬЯРРИТУ в присущей ему манере превратил свой фрагмент «Анна» в мелодраму: незрячая девушка сидит в зале, а ее парень рассказывает ей о происходящем на экране; героиня, конечно, заливается слезами. Чтобы было уж совсем все ясно, режиссер выводит ее из кинотеатра и дает поплакать еще, и при дневном свете.

Намного элегантнее эту ситуацию со зрителем-слепцом разработал китаец Чен КАЙГЕ в «Деревне Шансю». Черно-белое изображение, 1977 год, голодный и замерзший Китай, деревенская детвора запускает проектор и смотрит Чарли Чаплина. Кончается электричество, но малыши садятся на велосипеды, крутят педали, приводя в действие генератор, и чудо повторяется, на белой простыне снова бегает странный человечек с тросточкой. Когда охранник всех разгоняет, не убегает лишь один мальчик, спокойный, с очарованным взглядом: «Дядя, можно мне посмотреть кино». Финальный кадр — в цвете, 30 лет спустя: уже взрослый герой тросточкой нащупывает проход между креслами в современном зале; вероятно, именно кино помогло ему выжить.

Китайский классик Чжан ИМОУ также обратился к теме детства. Его «Вечер в кино» — это трогательный этюд о приезде передвижной кинобудки в деревню. Собирается все общество, уже само ожидание дает не меньшее наслаждение, нежели сам сеанс, на подсвеченном белом прямоугольнике возникает импровизированный театр теней, придуманный на Далеком Востоке задолго до кино. А когда начинается сеанс, самый активный маленький зритель засыпает. А его приятель — наоборот, не может оторваться от экрана. Кино — прекраснейшее из сновидений; а исполнение и атмосфера этого практически бессюжетного эпизода делают его одним из лучших.

Воспоминания детства и восприятие кино, пропущенное сквозь призму сновидения, являются темами другого знаменитого китайского, точнее, тайваньско-малайзийского режиссера Цай МИН ЛЯНА. «Это сон» — медитативный фрагмент, посвященный природе кино и течению времени от детства до смерти. Главный герой вспоминает, что в его снах родной отец (его роль исполняет Ли Канг-Шен — звезда всех фильмов Мин Ляна), часто водивший его в кино, видится ему всегда молодым, а мать — наоборот, пожилой; есть даже бабушка в виде портрета. Сюжет разворачивается в партере кинотеатра, где персонажи, судя по всему, живут. Прямо в проходе между креслами горит старинная керосиновая лампа, лежит куча фруктов, которые герои с аппетитом поедают. То, что они все-таки здесь ради кино, становится понятно, когда начинает звучать песня с припевом: «Позволь мне спросить в моем сне: Это сон или реальность?» К сожалению, из-за формата проекта большая часть этого в общей сложности получасового фильма была удалена вместе с финалом, когда фигуры трех зрителей постепенно становятся прозрачными и исчезают в полной тишине, сосредоточено глядя на внекадровый экран. Кинотеатр как воплощение призрачного, потустороннего мира — до такого мог додуматься лишь Цай Мин Лян.

Гас ВАН СЕНТ , в свою очередь, воплотил одно из самых больших детских мечтаний без каких-либо сантиментов. В «Первом поцелуе» юный красавец-киномеханик запускает проектор, а потом, когда на экране, на берегу моря появляется красивая девушка в бикини, без особых усилий сам переходит в фильм и получает роскошный поцелуй, как говорится, в диафрагму.

В семейную историю превратилось кино у Клода ЛЕЛУША . «Кинотеатр на бульваре» — это место, где познакомились родители героя, где они прятались от нацистов, где бывал и сам герой с раннего детства. Маленькая история перерастает в большую: кино аккомпанирует политике, подавление будапештского восстания и запуск первого искусственного спутника Земли переплетаются с восхищением от советского шедевра «Летят журавли».

Теодорос АНГЕЛОПУЛОС в «Трех минутах» направил ностальгию в несколько иное русло. Здесь нет зрителей, и киносеанса тоже нет. В зал заходит Жанна Моро — уже совсем старая, но все еще красивая, великая актриса. Видит там, перед экраном, Марчелло Мастрояни: восстав из небытия, он молча сидит на сцене, перед экраном. И тогда Моро читает ему наизусть одно из самых прекрасных признаний в любви — теми же словами, которые ее героиня когда- то сказала герою Мастрояни в раннем шедевре Микеланджело Антониони «Ночь». После реплики «Стоп, снято!» понимаешь, насколько просто все это сделано, но все равно остается где-то в глубине щемящее чувство...

Не стали особо мудрствовать и любимцы Канн, неоднократно отмеченные здесь призами бельгийские братья-режиссеры Жан-Пьер и Люк ДАРДЕННЫ. Просто запустили в зал мелкого вора, который уже почти дотянулся до экзальтированной зрительницы... Но вдруг сила искусства спасла его от преступления, а женщину — от одиночества. Иначе говоря, получилась история с четко прописанной моралью — как всегда у Дарденнов.

Иранский классик Аббас КИАРОСТАМИ (ныне живущий в США) также сделал просто: все три минуты видим лица женщин в традиционных мусульманских платках, которые, ужасно переживая, смотрят «Ромео и Джульетту». Персонажи-мужчины невозмутимы. Название работы — «Где же мой Ромео?» Кроме чистой лирики, вполне понятен посыл о положении женщин в исламском мире.

Есть эпизоды с выразительным политическим окрасом, и они кажутся наиболее слабыми во всем собрании. Датчанин

Билле АУГУСТ затрагивает щекотливые вопросы расовой нетерпимости. Израильтянин Амос ГИТАИ проводит политически некорректные параллели между бомбардируемой нацистами Варшавой и атакованной палестинский террористами Хайфой. Вим ВЕНДЕРС использовал свою часть проекта для документального доклада о ситуации в Конго, обессиленной многими годами войн африканской стране.

Финн Аки КАУРИСМЯКИ хоть и показывает в каждом фильме социальное неравенство, умудряется при этом все выносить на общечеловеческий уровень. Работяги в «Литейном цехе» после окончания смены отправляются в маленький кинотеатр здесь же, на заводе. Киномеханик перед священнодействием обязательно надевает ковбойскую шляпу. И вот на простыне под звуки рок-н-ролла, в немом черно-белом фильме все идут и идут целые толпы старомодно одетых барышень, а трудяги на это сосредоточено и невозмутимо смотрят. Барышни идут, а литейщики смотрят. Герои у Каурисмяки умеют молчать так, что все становится ясно без слов. Наверное, чуть ли не лучший сюжет о знаменитой магии кино.

В общем, наиболее интересны в альманахе именно те части, авторы которых экспериментируют с киноязыком как таковым, делают акцент не столько на сюжете, сколько на собственной рефлексии относительно дела, которым занимаются. Специфически киноманским является эпизод гонконгского режиссера Вонга КАР-ВАЯ . Это именно у него звучит годаровский «Альфавиль», да и название эпизода — «Я проехал 9000 километров, чтобы отдать его вам» — цитата из этого фильма. Здесь нет фабулы — наблюдаем за парой, которая ест и занимается любовью; вся картина нарисована крупными мазками-планами, составляющими, однако, целостную историю на фоне антиутопии, которой и является «Альфавиль». Настоящая экранная галлюцинация получилась у канадца Атома ЭГОЯНА («Арто. Двойной счет») — двое людей смотрят разные фильмы с участием Антонена Арто, революционера театра, гения сюрреализма, закончившего безумием; кино проникает в реальность и наоборот.

Но если говорить о сюрреализме и уничтожении границ, то настоящий мини-шедевр получился у Девида ЛИНЧА («Абсурда»). Зал пуст. На экране — главный инструмент режиссера после кинокамеры — ножницы. Но они не только на экране, но и частично в зале: самодостаточность проекции нарушена. Ножницы начинают работать и выходят из-под контроля, становятся средством не только монтажа, но и убийства; за кадром — каждый раз все более взволнованный диалог, и в зале, и на экране появляются причудливые, фантасмагорические образы, рациональное и подсознательное будто меняются местами. Эта вспышка изысканного абсурда запоминается сильнее, чем большинство взвешенных и уравновешенных новелл.

Конечно, здесь названы далеко не все авторы, но, во всяком случае, самые заметные из них. Что интересно — в значительном количестве фрагментов в кинотеатре или один-два зрителя, или даже ни одного, или вообще — руины, как, например, у Хоу СЯО-СЕНЯ («Кинотеатр «Электрическая принцесса»). Кто-то на манер Триера хочет полностью монополизировать наслаждение от кинозрелища ( Андрей КОНЧАЛОВСКИЙ делает это руками билетерши, смотрящей снова и снова в пустом зале «Восемь с половиной» Феллини, выставив табличку «Все билеты проданы»). Подводя итоги, можно сказать, что «У каждого свое кино» не стало — как, возможно, планировали инициаторы проекта — коллективной рефлексией на предмет метафизики киносеанса, того странного превращения, которое проделывает с людьми движущаяся картинка на экране в темном зале; скорее, весь фильм — это такое ожерелье признаний в любви к Феллини, которому посвящен фильм, к Каннскому кинофестивалю и к кинематографу вообще. Киноманское — для киноманов.