Горький хлеб репрессий

Начну с одного неизвестного доселе эпизода. В феврале 1932 года Королевский вице-консул Италии в Харькове Серджо Градениго передал послу Италии в Москве Б. Аттолико кусочек хлеба. Того, которым тогда питались в Харькове. В своем очередном послании в Рим посол в связи с этим написал: «Трудно себе представить, что качество продукта, такого важного для режима питания, которого придерживаются теперь в СССР, было бы таким плохим, как видно из этого кусочка хлеба...»

Прошли десятилетия. В архиве Министерства иностранных дел Италии усилиями моего коллеги и приятеля, профессора Неапольского университета Андреа Грациози были разысканы документы итальянских дипломатов, работавших в СССР и УССР в 1932—1933 годах. Нашелся и кусочек хлеба той голодной эпохи. Однако это был не украинский кусочек, а сибирский, российский.

Качество того хлеба, проанализированное в МИД Италии, оказалось ужасным. Наверное, не лучшим был и тогдашний украинский хлеб, но он почему-то исчез из архива.

Для меня это символическое исчезновение. Когда в горбачевскую «перестройку» стали вспоминать о голоде начала 1930-х годов, речь шла о Поволжье, Сибири, Казахстане, а то, что произошло в Украине, выглядело одним из ординарных эпизодов сталинской социальной инженерии. Инфернальный по последствиям Голодомор в Украине как будто оказался в тени трагедий других народов.

Но жизнь взяла свое. За последние годы произошли действительно качественные изменения в осмыслении того катаклизма в Украине начала 1930-х. Новые знания позволили дезавуировать утверждения об отсутствии специфики в действиях власти в том или ином регионе бывшего СССР в 1932—1933 годах, заставили даже весьма сдержанных российских и пророссийско настроенных западных исследователей признать: Украина понесла самые большие потери.

Пониманию этого способствует и научно-документальное издание «Рассекреченная память. Голодомор 1932—1933 годов в Украине в документах ГПУ-НКВД», только что презентованное Службой безопасности Украины. Материалы этой книги многое объясняют, но не ставят точку в исследованиях Голодомора. Они заставляют думать, стимулируют дальнейшие дискуссии и исследования.

Инструментализация голода, его разнообразные по формам, но универсальные по фатальным результатам карательные практики подтверждают, что это был геноцид. Однако это еще была и часть значительно более широкой общей репрессивной стратегии. Неслучайно начатые в Украине во время Голодомора мощные репрессивные кампании впоследствии органично «вписались» в ежовский «великий террор» (или «великую чистку») 1936—1938 годов.

Уже это объясняет, почему таким важным является исследование той эпохи. Вскоре у нас будет возможность прочесть солидное по объему и — надеюсь — по значению научно-документальное издание, базирующееся на уникальных документах Отраслевого государственного архива СБУ. Печатаемые впервые, они показывают отношение «маленького Марата», как называл Сталин шефа НКВД СССР Николая Ежова, к Украине, раскрывают технологию террора, способствуют демонтажу необоснованных стереотипов.

Вопреки им этот террор не был результатом вывода органов госбезопасности из-под партийного контроля. Наоборот, все резонансные репрессивные инициативы осуществлялись с санкции партийного руководства.

Этот террор коснулся не только партийно-государственных функционеров, а практически всего населения, поскольку был направлен на уничтожение эвентуальной «пятой колонны».

Этот террор принципиально не был «слепым», а осуществлялся адресно. Аресты и осуждения лиц по различным обвинениям происходили на основе учета и предварительной разработки. В свою очередь это соединялось с местными карательными инициативами, в частности в вопросах увеличения «лимитов» в период массовых операций.

Этот террор имел конкретных инициаторов и исполнителей, которых определенным образом «стимулировали» к безжалостным действиям и которые впоследствии в большинстве будут объявлены виновниками того, что случилось. В будущей книге мы услышим не только язык партийно-чекистских директив и приказов, но и голоса их непосредственных исполнителей, которые в конце 1938 года пали жертвами бериевской «оттепели».

Когда-то Сталин сказал: «У чекиста есть два пути — либо на повышение, либо в тюрьму». Так оно может быть и в дальнейшем, если спецслужбы дадут себя втянуть в игру и противостояние политиков. Это ключевой урок прошлого. Но есть еще один.

Жертвами «ежовщины» за период с октября 1936-го по ноябрь 1938 года стали 1 миллион 400 тысяч человек, осужденных за так называемые контрреволюционные преступления или умерших в ходе следствия. Почти 700 тысяч человек были расстреляны, а из осужденных немало погибло от голода, болезней, условий труда в лагерях. Это также результат политиканства тогдашней спецслужбы. Страшнее всего расплата за это.

Надеюсь, что реализация нашего проекта будет способствовать усвоению этого урока истории.