Французская политика вокруг самобытности

Одним из больших сюрпризов нынешней президентской кампании во Франции является то, как «национальная самобытность» вышла на первый план в политических дебатах. Во время кампании 1995 года главными вопросами были безработица и социальное неравенство. В 2002-м приоритетом стала безопасность. Но три основных кандидата этого года — Николя Саркози, Сеголен Руаяль и Франсуа Байру — придали кампании совершенно новое направление.
Саркози, например, предлагает учредить министерство по иммиграции и национальной самобытности. Аналогично и Руаяль, хотя она старательно подчеркивает различие между нацией и национализмом, отходит от старинной приверженности Социалистической партии «Интернационалу», защищая вместо него «Марсельезу» и предлагая всем гражданам вывешивать французский флаг в День нации. Байру критикует «зацикленность на национализме» своих конкурентов, но он поддерживает аннулирование jus soli (права получения гражданства Франции по рождению) для людей с французского острова Майотт из-за массового притока беременных женщин на этот остров.
В свою очередь лидер крайне правых, Жан-Мари Ле Пен, говорит, что очень доволен этой эволюцией. Действительно, дебаты о национальной самобытности вовсе неновы. Проблема в том, что французская самобытность всегда слагалась из противоречивых, а иногда и противоборствующих элементов, таких как католическая и светская традиции Франции, ее революционная идеология и консервативные наклонности, а также культурные воззрения ее деревенских жителей и рабочего класса.
Историк Эрнест Ренан, размышлявший о национальной самобытности после поражения Франции во франко-прусской войне в 1871 году, определил нацию как «душу», состоящую из двух частей. Одна часть, «богатое наследие воспоминаний», коренится в прошлом, в то время как другая, связанная с настоящим и открывающая путь в будущее, состоит из совокупной воли граждан строить свою общественную жизнь вместе. Ренан считал эту волю к совместной жизни более важной, нежели любое этническое определение, и сформулировал французскую идею нации диаметрально противоположную почти расовому представлению о народе (нем. Volk), доминирующему в немецкой традиции.
С этой точки зрения национальная самобытность есть «духовное понятие», основанное на общей истории и системе ценностей. Некоторые из этих ценностей коренятся в своего рода светском христианстве, другие — в революционных убеждениях эпохи Просвещения о правах человека, равенстве, французском языке, светском образовании и идее о том, что государство отвечает за общие интересы и применение республиканских принципов.
Именно эта точка зрения на национальную самобытность — выходящая за рамки расы, цвета кожи, происхождения и вероисповедания — сейчас и оспаривается. Кризис национальной идеи, волнующий сейчас Францию, подпитывается сочетанием многих факторов: глобализации, вызывающей неуверенность, Евросоюзом, ограничивающим свободу национальных лидеров, стратегическим доминированием Америки, приведшим к ослаблению позиции Франции в мире, а также возрастанию могущества азиатских держав.
Это серьезный вызов тем мыслителям, которые иногда высмеивают саму идею нации, доказывая, что мы сейчас живем в «постнациональном» мире. С их точки зрения от национальной самобытности следует отказаться в пользу европейской самобытности, даже если чувство причастности к Европе не проникло глубоко в душу народов, населяющих Евросоюз.
Вместо этого по-прежнему громко звучит старая песня крайне правых о связи между самобытностью и иммиграцией, и вопрос еще более осложнился из-за неспособности Франции выработать эффективную политику интеграции иммигрантов из Африки. И что еще хуже, хотя традиционно во Франции религия и культура не выходили за рамки личной жизни, некоторые религиозные требования проникли в общественную жизнь, как свидетельствуют споры о ношении чадры в школах девушками-мусульманками.
Проблема связи между национальной самобытностью и культурным плюрализмом выплывает сейчас почти в том же виде в Великобритании, Голландии и Дании — странах, которые, в противоположность Франции, давно выбрали политику мультикультурности. В Соединенных Штатах, стране с огромным потоком иммигрантов, сообщества могут совместить яркую культурную самобытность с глубоко укоренившимся патриотизмом. Так было и во Франции, которая создавалась последовательными волнами иммигрантов. Но, в отличие от США, интеграция во Франции основана не на ассимиляции, а на желании способствовать однородности — объединении нации как «единой и неделимой».
Сегодня в мире, измененном глобализацией, Франция должна посмотреть в лицо трудной проблеме, поставленной перед ней новоприбывшими иммигрантами: сохранить принципы, лежащие в основе французской самобытности, одновременно идя навстречу желаниям некоторых из новых граждан сохранить собственную самобытность, которая в действительности может противоречить некоторым из этих принципов. Сегодняшние дебаты вокруг национальной самобытности проистекают из этой напряженности, так что неудивительно, что данный вопрос стал центральной проблемой президентской кампании. Но ставка в этих дебатах — ценности, на основе которых не только создавалась Франция, но и создается, и в будущем будет создаваться Европа.
Рафаэль ХАДАС-ЛЕБЕЛЬ — автор книги «101 слово о французской демократии», член Социальной палаты Государственного совета и профессор парижского Института политических исследований.
Выпуск газеты №:
№66, (2007)Section
День Планеты