Белгород — «форпост града Киева»

Мы все помним слова из былины: «Под славным городом под Киевом...Стояла застава богатырская» .

Этой заставой мог быть знаменитый город Киевской Руси Белгород. Именно ему судилось в былинные времена играть роль своеобразного ключ-города от стольного града Киева. Сейчас, чтобы перенестись мысленно на тысячу лет в прошлое и увидеть на приирпенских кручах вместо сельских домов Белогородки одну из самых больших на Руси «богатырских застав» князя Владимира, необходимо прибегнуть к максимуму воображения. Однако именно с этой целью мы и отправимся в путешествие во времени и пространстве.

На пути от Боярки к Белогородке — село Бобрица. С его северной окраины открывается вид на высокий и крутой, порезанный оврагами правый берег реки Ирпень, который когда-то украшали мощные крепостные стены. Такие места всегда привлекали наших далеких предков. Но не только защитным свойствам рельефа обязан своему появлению Белгород. Существование этого города было объективной необходимостью для «матери городомъ Рускымъ». Он не только прикрывал ближние подступы к Киеву со стороны запада, но и был в то же время пограничным укреплением Полянской земли. Ведь за Ирпенем начинались владения древлян. Трудно сказать, насколько достоверна информация летописи, что именно поляне «быша обидимы» древлянами после смерти Кия, Щека и Хорива; неоспоримым является факт, что отношения между соседями были далеко не безоблачны. Согласно археологическим данным, Киев также мог быть основан на древлянской территории, впоследствии отвоеванной полянами ради контроля над стратегически важным участком «пути изъ варягъ въ грекы». В те далекие времена мог появиться и Белгород как форпост города Кия в месте пересечения полянско-древлянской границы дорогой, которая вела в западные страны.

С приходом в Среднее Приднепровье варяг и после захвата Олегом Киева древляне упрямо сопротивлялись варяжской экспансии, неоднократно поднимали восстание. Для утверждения своей власти в завоеванных землях Олег «нача городы ставить» (882 г.). С этими летописными строками может быть связана и более поздняя дата основания Белгорода.

Во всяком случае, на 992 г. Белгород уже был существенным поселением. Хотя именно под тем годом в «Повести временных лет» записано: «Володимеръ заложи градъ Бел ...и много людий сведе въ онъ; и бе бо любя городъ ось». Но слово «заложи» не обязательно значит, что город основан на пустом месте. Большинство древнерусских городов возникало путем возведения укреплений вокруг уже существующих поселков, а также путем восстановления раннесловянских городищ или развития небольших городков. Примыкал и заложенный Владимиром город к более раннему Белгороду, который упоминается в летописной статье под 980 годом вместе с Вышгородом и Берестовым как загородная резиденция киевского князя.

...Дорога, поднимающаяся со стороны Боярки к центру села, свернула в глубокую балку. Слева над ней показался высокий земляной вал возведенного в конце Х века Владимиром дитинца. Так в старину назывался укрепленный центр древнерусского города, который имел также и обнесенные крепостной стеной посады (пригороды). По крутом откосу мы вышли на гребень вала. Направо, за балкой, опять увидели среди сельских построек и огородов валы, окружающие посады. Когда-то за этими земляными укреплениями сосуществовали былинные герои и исторические личности, превращались в народный эпос реальные события. Князь Владимир Красное Солнышко собирал повсюду в Белгород витязей для борьбы с печенегами. Приведенные им воины сосредотачивались за стенами посадов. После ратных трудов здесь мог отдыхать Добрыня Никитич, он же — летописный Добрыня.

Мы идем по гребню вала посада, такого же высокого и еще более длинного, где созерцаем далекие горизонты и еще раз убеждаемся, что перед нами — одно из самых больших городищ Х—ХIII веков. Его площадь — 110 га! В своей книге «По следам Добрыни» журналист и историк А. Членов написал о Белгороде: «Во-первых, это единственная древлянская крепость Х века, сохранившаяся до наших дней почти полностью с валами. Во-вторых, это единственная русская крепость Х века подобной сохранности... В-третьих, это самая крупная из сохранившихся крепостей той эпохи». Населенный многочисленным верным Владимиру людом и расположенный в непосредственной близости от стольного града Руси, Белгород был существенным сдерживающим фактором против интриг киевского боярства, среди которого находилось немало сторонников бывшего князя Ярополка.

На причины такого внимания князя к расположенному на порубежье с Древлянской землей города может пролить свет гипотеза относительно генеалогии Владимира. Эту хорошо аргументированную гипотезу еще в 1864 г. высказал русский историк Прозоровский: по происхождению по матери Владимир не «робичич», а внук князя Малая Древлянского, который в 945 г. поднял восстание против Игоря. Это обстоятельство, а также основание в Белгороде одной из первых на Руси епископских кафедр хорошо согласовываются с выводом академика Б. Рыбакова, что Владимир сделал Белгород столицей Древлянской земли и именно в нем («въ Деревахъ») посадил на княжение своего сына Святослава. Что характерно: начиная от княжения Владимира, в летописях исчезли сообщения о восстании древлян. Антагонизм между Киевом и Древлянской землей был преодолен; судьба новой столицы древлян далее будет тесно связана с судьбой Киева.

ХI в. не оказался для Белгорода слишком богатым на события, во всяком случае летопись не часто сообщает о них. Заслуживают внимания летописные записи под годами 1088 и 1089, когда впервые упомянут белгородский епископ. Под годом 1089 летописец отметил: «священа бысть церкви Печерьская святыя Богородицы монастыря Федосьева, Иваномъ митрополитомъ, и Лукою Белгородским епископом, и епископомъ Ростовьскимъ Исаиемъ, и Иваномъ Черниговьскимъ епископомъ, и Антоньемъ Гурьговьскимъ игуменомъ». В перечне церковных иерархов епископ Лука стоит сразу же за митрополитом — деталь неслучайная.

А с началом ХII в. к Белгороду перешла и роль, которую перед тем исполнял Переяслав, а еще раньше — Новгород: великий князь нередко садил в нем на княжение своего преемника, потому что времена были неспокойные и властелины Киева считали целесообразным держать своего наследника рядом. Начало этой традиции положил Владимир Мономах, переведя 1117 г. из Новгорода в Белгород своего старшего сына Мстислава — великого князя киевского в 1125 — 1133 гг. Еще раньше, в году 1113, в Белгород поставили нового епископа Никиту, который через год участвовал в перенесении мощей первых русских святых Бориса и Глеба в построенную в Вышгороде каменную Борисоглебскую церковь. Летопись дает детальное описание этого торжественного события.

В 1140 г. Киев перешел к черниговскому князю Всеволоду Ольговичу, который отдал Белгород своему брату Святославу. Но золотокованный стол киевский не давал покоя и другим князьям. В году 1146-м на него сел талантливый и энергичный сын Мстислава Изяслав. Уже следующего года им была осуществлена решительная попытка вывести из-под контроля Константинополя русскую церковь. По примеру Ярослава Мудрого он созвал собор епископов, который избрал митрополитом русина Клима Смолятича (киевских митрополитов, как правило греков, назначал цареградский патриарх). В выборах принимал участие белгородский епископ Феодор. А следующего года Феодор опять упомянут как посол Изяслава к черниговским Ольговичам.

В 1149 г. киевским князем впервые стал Юрий Долгорукий. Один из сыновей Долгорукого Борис занял Белгород. Тем временем в 1150 — 1151 гг. в борьбу за стольный град опять вступил Изяслав Мстиславич. Он выгнал Бориса из Белгорода, а Юрий, узнав об этом, убежал из Киева. В 1159 году «на столе отца своего и деда своего» сел Ростислав Мстиславич, а в Белгороде — будущий киевский князь Мстислав Изяславич.

Наибольшего расцвета город достиг при Рюрике Ростиславиче. В 1181-м он отступил Всеволоду Святославичу Киев, «а собе взя всю Рускую землю». Своим стольным градом Рюрик избрал Белгород, перестроил в нем свой двор. На авторитет и влиятельность князя указывает сообщение «Літопису руського» под 1189 г.: «Того ж року преставився єпископ білгородський Максим, і Рюрик замість нього поставив єпископом отця свого духовного Андріяна, ігумена монастиря святого Михайла». То есть епископа одной из самых влиятельных в Руси епархий поставил не митрополит, а русский князь. В 1194 году Святослав Всеволодович умер, и великим князем киевским стал Рюрик, а в Белгороде сел его сын Ростислав.

Как центр епископства Белгород, бесспорно, имел и соответствующие культовые сооружения. В 1144 году в нем была освящена деревянная церковь Апостолов, которая, однако, простояла недолго. И уже в 1197-м Рюрик Ростиславич возвел «церковь каменную святых Апостолов, епископию белгородскую». Построена она была «высотой же и величиной значительная, и всяким другим украшением удивительно убрана». Летописные свидетельства подтверждаются археологическими раскопками останков собора Апостолов. Во времена раздробленности Руси, когда сооружались преимущественно небольшие четырехстолбовые храмы, собор в Белгороде представлял собой значительное шестистолбовое сооружение. В нем зодчий пытался сочетать элементы готики с характерными стилистическими чертами монументальных храмов эпохи Ярослава Мудрого. Недалеко от собора Апостолов обнаружены останки еще одного немного меньшего храма, построенного на рубеже ХII — ХIII веков. Считают, что он был усыпальницей белгородских епископов.

С падением Киева в 1240 г. исчезли почти все факторы, которые способствовали появлению и расцвету Белгорода — этот город уже никогда не восстал из руин. Память о нем осталась в названии села Белогородки.

...Уже покидая Белогородку, мы встретились с еще одним свидетельством ее славного прошлого, связанным с событиями 997 года, когда, воспользовавшись отсутствием князя, который отправился в северные земли набирать воинов для борьбы с печенегами, кочевники решили захватить излюбленный город Владимира. Среди осажденных белгородцев начался голод и они решили сдаться на милость врага, но умный совет древнего старика спас город, заставил печенегов снять осаду и уйти прочь. Над грубой силой кочевников взяла верх мудрость старого человека. Об этом и повествует текст летописного перевода на древнерусский и украинский языки, выгравированный на гранитной плите, установленной под прибрежными кручами вблизи моста через Ирпень.