Венеция: азиатский порядок, европейский хаос

63-й Венецианский кинофестиваль поставил, думается, многих обозревателей в затруднительное положение. Ведь обычно форумы такого класса (а их всего в мире три — Канны, Венеция, Берлин) дают в первую очередь довольно четкую картину актуальных тенденций и новых имен мирового кинематографа. Это — в идеале. Но часто бывает и так, что фестиваль предоставляет, скорее, пищу для размышлений о самом фестивале. О том, куда он движется, точнее, куда ведут его организаторы и какова цена его руководству.

Вот, собственно, в том трудность и состоит. После Венеции 63 постоянно задаешься вопросом: ты видел вышеназванные мировые тенденции или же — проявления разнообразных комплексов фестивального начальства.

Вопрос не зряшный. Вот уже три года как директором Мостры является Марко Мюллер, ранее руководивший Берлинским форумом. Он сменил на этом посту Франко Бернабе, при котором Венецианский фестиваль возродился после затяжного кризиса, вернувшись в ряд наиболее авторитетных кинематографических инстанций. Новая политика начала являть себя почти сразу, и чем дальше, тем больше вопросов она вызывает.

Первое, что неприятно удивило, — чрезмерно возросшая забота о безопасности, граничащая с паранойей. Уже второй год вся немаленькая фестивальная зона вместе со всем комплексом Казино огорожена, и людей пропускают через рамки с металлоискателями и досмотром сумок. Очереди стоят на невыносимой жаре. Вещи в гардероб вообще сдают только через рентген, как в аэропорту. Сие есть, надо полагать, профилактика терроризма. Только каким бен Ладенам они со своим кино нужны? Единственное тамошнее беспокойство — ежегодные и очень скромные вылазки антиглобалистов. Пришел десяток юношей бледных, помахали радужными флагами, раздали листовочки. Им же противостоял кордон спецназа, как минимум втрое превосходящий демонстрантов числом. Другая нелепость — эстетического свойства, и о ней я уже писал: то, как украшен вход в Главный зал. Вдоль всего фасада — три ряда белых пластиковых постаментов, на которых возвышаются бутафорские львы, выкрашенные бронзовой краской, да еще и подсвеченные красными фонарями. Очень похоже на гигантскую пишущую машинку. Появилась эта беда еще два года тому назад, и теплилась надежда, что это новация на один лишь фестиваль, но, увы.

Организация просмотров чудовищная. Другого слова и не подобрать. Обычно показы фильмов основного конкурса начинаются в Венеции в 8.30 — 9.00, в течение дня показывают две-три картины, а вечером наступает пора внеконкурсов, экспериментальных работ, параллельных конкурсов наподобие «Горизонтов» или «Недели критики». Это удобно для прессы, каковая, собственно, и составляет основную аудиторию конкурсных просмотров — широкий зритель идет на громкие внеконкурсные премьеры в первую очередь. Теперь же — первый утренний сеанс отдали внеконкурсу, а вот последние конкурсные показы приходятся чуть ли не на полночь. Смотреть важный фильм после целого дня изнурительных просмотров, когда голова просто кружится от усталости и недосыпания, а потом еще добрый час добираться до гостиницы ночным неторопливым транспортом — это серьезное испытание даже для бывалых фестивальных волков. В итоге, кстати, жертвой такой вот «сетки» стал, ни много ни мало, фильм, обладатель «Золотого льва» — «Натюрморт» Чжи Чжан-Ке. Его поставили на такой поздний сеанс, что его почти никто толком и не посмотрел, и теперь неведомо, за что, собственно, так высоко отметили этот «фильм-сюрприз». И отсюда вытекает еще один, важнейший вопрос отбора фильмов в конкурс. Но об этом чуть позже.

Пока же о наиболее значимых внеконкурсных событиях. Таковых было два: мировые премьеры последних картин Оливера Стоуна и Дэвида Линча, отмеченного на этом фестивале «Золотым львом» за достижения в киноискусстве (давно пора).

«Всемирный торговый центр» Стоуна — это, как известно, экранизация истории двух полицейских, чудом спасенных после многочасового лежания под руинами Башен 11.09.01. Ну что тут сказать... Собственно, то, что я уже писал в предыдущем выпуске фестивального дневника («День», 7 сентября). Уж насколько я прохладно отношусь к творчеству самого главного американского «соцреалиста», но вынужден признать — начало фильма, если не считать плохо перемазанных красной краской статистов, у него получилось. Обычное нью-йоркское утро, улицы и автомобили, выход героев-полицейских на патрулирование... Зловещая тень, проносящаяся над Манхэттеном, громовые удары, эффектно пылающая башня, летящий с небес (хорошая деталь) ливень бумаг, гудящие от еще далекого пожара интерьеры небоскреба и, наконец, кромешный, бьющий по ушам и глазам момент обрушения, с резкой засветкой, обрывающей эпизод — впечатляют. Ну, а потом начинается то, чего и следовало ожидать. Красиво перепачканный Николас Кейдж лежит под художественно упавшим на него куском бетона. Прекрасные кинодивы, изображающие жен простых копов, сильно переживают. Скрипично-клавишный оркестр (интересно, на крыше какого небоскреба он сидит) играет сначала печальную, а потом торжественную музыку. И, конечно же, героические спасатели доблестно вытаскивают главных героев из- под дымящихся компьютерных руин. Голливуд как Голливуд. Ничего существенного.

Когда в конце фильма появились титры о количестве жертв 11 сентября, некоторые из зрителей засвистели и заулюлюкали: среди венецианской публики хватает радикалов, ведущих себя совершенно возмутительно. Интересно, у нас будут свистеть?

Новый фильм Линча — намного более сложный случай. «Внутренняя империя» — это трехчасовой колосс, составленный из нескольких автономных сюжетных линий и, соответственно, нескольких реальностей. В одной из них заплаканная красавица смотрит телевизор, в котором происходит большая часть событий. В другой — некая кинозвезда (в исполнении одной из лучших линчевских актрис Лауры Дерн) снимается в мелодраме. В третьей таинственные поляки разбираются с какими-то крайне запутанными делами. В четвертой та же кинозвезда оказывается внутри экранной действительности, где ее никто не знает, и творится что- то страшное. В пятой заправляет группа лихих уличных девиц. Шестая — реальность очень странного телесериала, в котором живут три персонажа с телами людей и головами кроликов. Последнее, кстати, одна из удачных находок фильма: сюрреалистический контраст между мультяшным обликом и угрюмыми взрослыми разговорами, плюс цветовое решение в стиле старого телевидения.

Таких находок много. В основном они просматриваются как раз на стыках, в местах столкновения этих реальностей, особенно в начале и в середине фильма. К таковым можно отнести подчеркнуто «малобюджетную» съемку с плеча, чего раньше у Линча практически не было, великолепную игру Лауры Дерн... Есть и несколько восхитительных режиссерских моментов — галлюцинаций героини, бьющих по сознанию зрителя наотмашь.

Однако ближе к финалу ритм и убедительность этих видений сходит на нет. То есть если раньше, чтобы заворожить зрителя, Линчу было достаточно одного адского Вигвама, то в «Империи» выстроен уже целый городок ловушек подобного рода, ни одна из которых не поглощает зрителя с головой, как это было раньше. И если продолжить архитектурные ассоциации, «Внутренняя империя» напоминает эклектичное недостроенное здание: вон там колонна изумительной красоты, воткнутая прямо среди строительного мусора; а вот стена с резным мраморным окном и полуобвалившимся углом; везде дыры, везде сквозит. Но и это бы ничего, так ведь крыша покрыта пошлейшим дешевым шифером. Такое ощущение, что Линч просто не знал, что делать с грудой идей, абсорбированных лентой, и решил все завершить попроще. То есть устроить финал в старом добром голливудском духе. Объектив слепит яркий прожектор, за кадром звучит умиленно-восторженная песенка, а под титры еще и женская часть фильма отплясывает; совокупно все это настолько выпадает из эстетики фильма, что не остается даже намека на катарсис, явно на эти кадры запланированный.

Иными словами, тем кто любит Линча давно, преданно и превыше всего остального, этот фильм может понравиться. Те же, кто свою любовь все-таки делят между другими именами и фильмами, будут огорчены. Лично я, тем не менее, обязательно пойду смотреть его второй раз. В любом случае, Линч давно уже может себе позволить какие угодно эксперименты.

Еще один громкий и амбициозный проект, презентованный уже в последние дни фестиваля «Волшебная флейта» Моцарта в постановке Кеннета Брана. Брана, известный в Великобритании театральными версиями клссийеской драматургии, а в кино — эпической экранизацией шекспировского «Генриха V», перенес действие знаменитой оперы во времена Первой мировой — с окопами, пузатыми танками, смешными аэропланами и солдатами в касках-сковородках. Всех его находок, смешных эпизодов, элегантного применения спецэффектов не перечесть. Фильм невероятно яркий, очень изобретательный и насыщенный визуально, в лучшем смысле напоминает книжку с картинками, читать которую интересно и взрослым, и детям. Результат тем более впечатляющий, что сделать визуально захватывающим такой статичный жанр, как опера, крайне сложно. Увы, похоже, постсоветский зритель эту картину увидит нескоро — наших прокатчиков она не заинтересовала...

Из других внеконкурсных событий особо хочется отметить Belle toujours (приблизительный перевод — «Красавица навсегда») Мануэля де Оливейры. Порадовали, если быть точным, последние десять минут. 98-летний (!) патриарх португальского кино решил снять продолжение знаменитой «Дневной красавицы» Луиса Бунюэля. Катрин Денев на участие в рискованной затее не пошла, а вот Мишель Пикколи сыграл своего персонажа- имморалиста Генри Хассона, сильно постаревшего и пьющего. Почти весь фильм — затянут, скучен, никакого действия, сплошные разговоры. Все резко меняется, когда Пикколи приглашает красавицу Северин (Бюлле Огье, кстати, сыгравшая роль Флоранс в «Скромном обаянии буржуазии») на ужин при свечах и пытается подарить ей ту самую знаменитую шкатулку, гениальный фетиш из «Дневной красавицы» с чем-то жужжащим внутри, а когда прекрасная визави от него убегает, в дверном проеме ни с того ни с сего появляется петух — один из самых ярких символов другого бунюэлевского шедевра «Призрак свободы». Завершающая деталь — герой Пикколи расплачивается с официантами деньгами из сумочки, забытой Северин, — заставляет зал просто встать на дыбы...

Конечно, количественно внеконкурс был гораздо объемнее, но своего рода вершинами его были именно эти фильмы. При всем уважении к усилиям организаторов трудно отнести к достижениям, например «Секретную историю русского кино», которую составили никоим образом не секретные образчики советского большого экрана наподобие «Трактористов», «Цирка» или «Веселых ребят», или же настоящее нашествие азиатских режиссеров во всех без исключения программах фестиваля. Впрочем, об Азии — разговор особый.