Расстрелянный мир

Вчера представители чеченских сепаратистов, среди них Шамиль Басаев и эмиссар Аслана Масхадова Ахмед Закаев, посредством сообщения на близких к ним интернет-сайтах заявили, что после гибели Аслана Масхадова их лидером становится 35-летний Абдул- Халим Садулаев, которого называют главой шариатского суда Ичкерии. Еще в 2002 году Масхадов и его соратники решили, что в случае смерти или пленения лидера «до проведения очередных свободных выборов» его обязанности «исполняет председатель верховного шариатского суда».

Абдул-Халим Садулаев — выходец из Саудовской Аравии, его имя ранее практически не встречалось в прессе, он считается «сильным специалистом в области шариатского права». Известно, что он возглавлял ваххабитское подполье на территории Чечни и «занимался подготовкой террористов-смертников». В августе прошлого года вместе с Асланом Масхадовым он взял на себя ответственность за нападение на силовые органы в Ингушетии, в результате которого боевики захватили большое количество оружия.

Российская политическая элита отнеслась к гибели Аслана Масхадова как к настоящему празднику, эдакому «гарниру» к 8 Марта. Глава ФСБ Николай Патрушев отчитался об удачной спецоперации президенту Владимиру Путину, жириновцы в Государственной думе пытались направить специальное поздравление на Лубянку. И хотя Государственная дума воздержалась от такого шага, даже наиболее умеренные представители власти высказывались в том духе, что теперь зла в Чечне станет меньше. Хотя — с логической точки зрения — эти оценки выглядят далекими от реальности.

Масхадов, которого, наверное, могли ликвидировать намного раньше, погиб именно тогда, когда объявил о прекращении огня и призвал президента России Владимира Путина встретиться с ним, чтобы установить мир на Северном Кавказе. И хотя о такой встрече не стоило и мечтать, настораживает, как быстро после призыва к ней погиб Масхадов.

Если посмотреть на ситуацию трезво, его смерть была выгодна практически всем. Она была нужна Кремлю, так как символизирует прямолинейность российской политики по отношению к Чечне. А прямолинейность — это признак политического стиля Владимира Путина, она проявляется всюду, где только можно — в Украине, Абхазии, Грузии, Молдове. В Чечне демонстрацией прямолинейности стало игнорирование и уничтожение Масхадова — с неизвестными последствиями этого акта. Смерть Масхадова была нужна промосковским чеченцам — разумеется, и уничтожен он был вовсе не ФСБ, а людьми Рамзана Кадырова, который превратил службу безопасности президента республики в параллельное силовое образование, свободно чувствующее себя не только в Чечне, но и в соседних регионах. Пока Масхадов воевал, клан Кадырова мог доказывать свою нужность Москве борьбой с ним. Но «мирный» Масхадов, да еще и в ореоле своей легитимности, которую было трудно сравнить с легитимностью практически назначенных из Москвы президентов Чечни, становился серьезной угрозой для будущего кадыровского правления. От Масхадова нужно было избавиться и радикальным чеченским полевым командирам — в первую очередь Шамилю Басаеву. В роли миротворца президент Ичкерии мешал Басаеву, шансы которого самопровозгласиться вождем чеченского сопротивления значительно увеличились.

В действительности я бы не преувеличивал значения легитимности Масхадова в нынешней ситуации. Да, отсутствие легитимно избранного президента лишает представителей Масхадова за рубежом возможности о чем-то разговаривать с западными политиками и правозащитниками. Но Запад уже давно на ход событий в Чечне не влияет. Что на самом деле влияет на ситуацию — так это террор, шлюзы для которого открыты с уничтожением последнего умеренного полевого командира. И что, в Москве действительно этого не понимают? Понимают, еще как! Иначе гонялись бы по горам Кавказа не за Масхадовым, который не очень-то и скрывался, а за Басаевым, способным даже на организацию такого кошмара, как Беслан.

Но продолжение террора, как это ни ужасно прозвучит, выгодно достаточно влиятельным силам в России. Оно выгодно силовикам вокруг Путина, которые надеются, что удержание нестабильности в стране, постоянные угрозы и демонстративные успехи в борьбе с этими угрозами — как смерть Масхадова — помогут продлить существование нынешнего правления до бесконечности и каким-то образом решить проблему третьего срока. Ну, просто в воюющей стране не может быть таких проблем. В самых демократических Соединенных Штатах президент Франклин Рузвельт избирался и в третий раз, и в четвертый — и никто не протестовал: шла война... Террор выгоден и оппонентам силовиков, которые, в свою очередь, надеются, что неспособность власти противостоять угрозе поставит точку в попытке нынешнего правления выжить. Ну кто же в такой ситуации будет искать Басаева? Ну- ка, все хватаем Масхадова!

При этом я отнюдь не утверждаю, что завтра не может быть убит Басаев — на войне возможны разнообразные ситуации. Однако суть не в личности вождя террора, а в уже запущенном механизме антагонизма между чеченским народом и российским управлением. Сейчас это управление осуществляется с помощью местных феодалов — тех же Кадыровых или Мадаевых — которые своим пренебрежением к собственному населению только усиливают желание сопротивляться Москве и увеличивают возможность вербовки новых и новых людей в армию Террора. На односторонний выход из Чечни — как Израиль из Газы — Москва не способна хотя бы потому, что считает Чечню своей, к тому же бизнесмены чеченского происхождения являются «кураторами» многих представителей российского политического истеблишмента (представьте себе нечто подобное в Израиле).

Таким образом, единственным логичным разрешением проблемы — останавливающим вербовку новых камикадзе — был легитимный мир с чеченским народом. Мир, к которому призывал Аслан Масхадов и которого теоретически можно было достичь только с этим человеком — пусть слабым политиком, однако символом национального представительства. Вот какая возможность была окончательно ликвидирована в кавказских горах, вот какие возможности для вечного, безостановочного и фанатичного террора были созданы...