Императив единения

В начале 90-х годов XIX века перед национально ориентированной украинской интеллигенцией встал комплекс неотложных, сложных вопросов, которые невозможно было обойти, игнорировать или «отложить в долгий ящик» — они требовали честного, искреннего и мужественного ответа. Вот эти вопросы: «Как преодолеть стену между интеллигенцией и народом?», «Каким конкретно образом образованные украинцы могут послужить общему национальному делу?», «Как найти и сформулировать общенародный украинский идеал?», и, наконец, очевидно, главный среди них: «Не пришло ли время включить в повестку дня требование о политической самостоятельности Украины и как это осуществить конкретно?»

Особенно внимательного прочтения заслуживает в наши дни дискуссия, которую вели в 1892—1893 годах два выдающихся деятеля украинского национально-культурного возрождения — Михаил Петрович Драгоманов (1841—1895), выдающийся политолог, историк, философ и публицист и Борис Дмитриевич Гринченко (1863 — 1910), в будущем — классик украинской литературы, известный этнограф, фольклорист, филолог и педагог, составитель и автор знаменитого многотомного «Словаря украинского языка». Эта полемика (соответствующие циклы статей Б. Гринченко «Листи з України Наддніпрянської» и М. Драгоманова «Листи на Наддніпрянську Україну» печатались в сентябре 1892 — мае 1893 гг. в газете «Буковина», выходившей в Черновцах) охватывала настолько широкий круг жгучих проблем, наметила такие перспективные и комплексные подходы к их решению, что тогдашние мысли двух выдающихся украинцев вполне сохраняют свою актуальность и сегодня.

В чем заключались разногласия участников диалога? Собственно, и Гринченко, и Драгоманов были, бесспорно, стратегическими единомышленниками в том, что касалось проблем украинского национального возрождения, развития украинского языка, культурно-образовательного движения, борьбы против имперской политики царизма в отношении украинского и других народов. Речь шла только о разном понимании конкретных (в значительной степени тактических) вопросов дальнейшего развития украинского национального самосознания. Позиции Гринченко, представителя молодого поколения поборников украинского возрождения, были значительно более радикальными; Борис Дмитриевич акцентировал насущную необходимость решительных, активных действий в борьбе за культурные и национальные права украинского народа. В то же время Михаил Петрович Драгоманов подчеркивал, что его кредо было и остается неизменным: «Космополітизм в ідеях і цілях, національність в грунті і формах культурної праці». Попробуем проанализировать взгляды обоих собеседников (не оппонентов!) и показать, что в действительности никаких существенных (тем более непримиримых) противоречий между ними не возникло.

Итак, обратимся к тем оценкам (гневным, невыразимо горьким, но в целом, как показал дальнейший ход событий, во многом справедливым), которые содержатся в «Листах з України Наддніпрянської» Гринченко. «Наш український загал, — язвительно пишет автор, — залюбки балакає про те, що «Україна-то бідна, бідна заплакана мати! Нема кому їй і добро вчинити, нема кому пособити!» Але зараз же до сього додають: «Та й як його пособиш при таких обставинах? Адже...» І почне тут перелічувати, які то тяжкі обставини. Обставини тяжкі, се правда, але вони стають ще тяжчими з того, що всі ці добродії сими балаканнями тільки й виявляють свій патріотизм».

Решающий, ключевой вопрос, который задает себе и читателю Борис Гринченко, таков: «Чому ми не досягнемо хоч такої–сякої гармонії в поглядах та в учинках, хоч тако-сякої солідарності?». А вот и попытка ответа: «Насамперед, мабуть, тому, що українець взагалі натура індивідуалістична. А друге, ось чому. Власне. у нас нема української інтелігенції, а є тільки нарізні українські інтелігенти». Последствия такого духовно-национального коллапса, по Гринченко, более чем прискорбны: «Таким побитом, виходить, що наша негромадськість, розрізненість взагалі робить те, що й в тих випадках, коли люди хочуть згуртуватися коло якого спільного діла, вони все ж не можуть скласти з себе більш-менш одностайної спілки, щоб робити в якому одному напрямку. Виходить дещо взором невихідного кола: розрізненість у поглядах родить розрізненість у громадській діяльності, а розрізненість у громадському житті і через те необхідність до всього дорозумовуватися самотужки родить розрізненість у поглядах і т. д. без краю».

Выход, как указывает Гринченко, один: национальное единство, преодоление раскола украинского народа на (используя тогдашние термины) «панів» и «мужиків», когда первые забыли или не хотят помнить, что они украинцы, а вторые, «заклопотані щоденною борнею за шматок хліба», не думают о национальных вопросах. Иначе, отмечает автор, мы будем все время стоять перед лицом страшной правды: «наш мужик не знає навіть свого національного імені. Він тільки знає, що він не москаль, не турок, не німець, але хто саме він — Бог його знає». А для этого следует переходить от красивых громких слов к кропотливому ежедневному труду, незаметному, неблагодарному, но, по сути, единственно нужному. А именно: доносить до украинцев хотя бы элементарные основы отечественной истории; разъяснять им, что они имеют общие интересы; прививать родному народу чувство национального и в то же время человеческого достоинства (и первое, и второе неразрывно связаны!). Как раз поэтому Борис Дмитриевич особенно возмущался унизительным для народа «малороссийством», выступая за построение в перспективе отношений с Москвой на основах настоящего равноправия, взаимоуважения и свободного выбора. Ибо «не тоді добре єднається народ з народом, коли вони родичі, хоч би і близькі, а тоді, коли життя їх укупі — таке, що дає їм змогу зазнавати в сій спілці найбільш усякої користі, якомога більшого вдоволення своїх потреб як народу, якомога більшого щастя». Сказано словно сегодня...

Рассмотрим теперь ту концепцию национального и духовного возрождения Родины, которую развивал в своих «Листах на Наддніпрянську Україну» Михаил Драгоманов. Прежде всего Михаил Петрович указывает на поспешность и далеко не абсолютную обоснованность инвектив Гринченко в адрес украинской интеллигенции: дескать, она сплошь обрусевшая, думает и разговаривает «по-московски» и тому подобное. А разве «История Русов», так повлиявшая на формирование исторических взглядов Шевченко, Костомарова, других кирилло-мефодиевцев, не была написана на русском языке, вопрошает Драгоманов? Так же, например, как и «Ода на рабство» Василия Капниста — яркий пример либерализма? Но более: по мнению Драгоманова, для того, чтобы украинское национальное возрождение действительно имело широкую историческую перспективу, его идеология непременно должна органично вобрать в себя высшие образцы европейского либерализма и демократии. Именно такое сочетание, а не опора на узкопонимаемый ура-патриотизм на языково-этнографической основе, как считал Драгоманов, является жизненно важной предпосылкой достижения тех целей, которые ставит перед собой украинское освободительное движение.

Михаил Петрович подчеркивал, что, не будучи ни москвофилом, ни полонофилом, ни, более того, украинофилом в старом понимании этого слова, он «просто українцем з універсальними тенденціями». Ведь «політична прихильність наша до Москви зводиться лишень на те, що ми, не бачачи ніяких серйозних підстав для українського державного сепаратизму в Росії (вот в чем суть дела. — И.С. ), шукаємо виходу для українського автономізму в лібералізмі, спільнім з освіченими Великорусами, як також і членами других народів Росії». Стоит сказать, что перед нами настоящая чеканная политическая формула, которая оказала весьма ощутимое влияние на идеологию руководителей украинской национально-освободительной борьбы 1917 — 1920 гг.

С другой стороны, нельзя отрицать, что был прав Драгоманов, когда утверждал: европейские либеральные и прогрессивные идеи, европейские принципы демократизма зачастую попадали в Украину именно через столицы Петербург и Москву, появлялись сначала «не в українській одежі, не на українській мові, а на російській». Однако ошибочным представляется другой его тезис: «Старі націоналістичні теорії тепер лишень доживають віку серед одсталіших народів Європи, або, ліпше, серед більш одсталих шарів її інтелігенції». Ведь весь ХХ век, как показал опыт истории, прошел под знаком исключительно мощных национальных движений, под знаком стремления народов к независимости и свободе. Только пройдя этот этап своего развития, европейские нации смогли (и это происходит на наших глазах!) выйти на качественно новый уровень интеграции и добровольного межгосударственного единства.

Дискуссия Михаила Драгоманова и Бориса Гринченко (интересная деталь: Драгоманов даже не знал настоящей фамилии своего оппонента, который выступал под псевдонимами Чайченко, Вартовый и тому подобное!) актуальна для нас прежде всего тем, что эти двое выдающихся украинцев убедительно показали: можно и нужно достигать компромисса между гуманистическим демократизмом и украинским национал-патриотическим движением. Эти составляющие должны органично дополнять друг друга, что и является залогом успеха уникального общественного движения, свидетелями и участниками которого мы сегодня стали.