Вспоминая ГУЛАГ

«Нет ничего неприметнее памятника», — сказал австрийский писатель Роберт Музил сто лет назад. С руин другой империи, России, я бы добавил: нет ничего заметнее отсутствующего памятника.

Памятники отражают показную сущность нации. Глядя на памятники, мы чувствуем, как нация-государство утверждает свою непрерывность. Когда революции нарушают эту непрерывность, они дают выход насилию против памятников. Как мы опять увидели на примере Саддама Хуссейна, свергнуть памятник легче, чем судить диктатора. Постреволюционные периоды, однако, предоставляют большую свободу действий. Иногда воздвигают новые памятники. Иногда старые памятники возвращают на их первоначальные места. Иногда памятники отсутствуют, как профессора в творческом отпуске.

В то время, как отрицающих Холокост отчисляют из немецких университетов, российские университеты нанимают профессоров российской истории, в лекциях которых отсутствие Гулага бросается в глаза. Хотя жертвами террора в нацистской Германии и коммунистической России стали многие миллионы людей, воспоминания об этих событиях сильно отличаются. Самым поражающим, но непризнанным из всех постсоветских памятников ГУЛАГу является купюра достоинством 500 рублей, которая была выпущена в конце 1990-х гг. и до сих пор находится в обороте.

Как будто завещание гордой национальной истории, эта купюра имеет скрытый смысл. На ней изображен монастырь Соловки, исторический комплекс на острове в Белом море, который был самым первым и одним из самых важных лагерей ГУЛАГ а. Местные историки на Соловках считают, что нетипичные купола, изображенные на купюре, указывают на конец 1920-х гг., время, когда развитие лагеря достигло своего пика.

По поводу дизайна возникает несколько дерзких вопросов. Является ли этот памятник одним из тех, что были воздвигнуты не художниками, а критиками, которые воспроизводят смысл через интерпретацию, а не через творение? Преднамеренно ли финансовые чиновники стремились подорвать власть государства, одобрив дизайн? Или выбор изображения на купюре является признаком психологической травмы, неосознанным, но реалистическим проявлением работы горя?

Работа горя, по формуле Фрейда, является непрерывной. Но симметричное зло не означает симметричное увековечение. Существует множество памятников на местах немецких концентрационных лагерей, и постоянно возводятся новые. В России только в двух местах ГУЛАГ а — на Соловках и в Перми — есть маленькие музеи, которые рассказывают об условиях в лагерях, методах пыток и убийств, а также содержат документы и фотографии. В некоторых случаях памятники воздвигают не на бывших местах убийств, как в Германии, а около них.

Такая модель представляет собой не искоренение старого режима, а его сосуществование с новым. Даже такая свежая память не характерна для России. Нет ни одной мемориальной доски жертвам Ленинградского КГБ рядом с местом их мучений. Такой памятник также явно отсутствует вблизи Кремля. Музей на острове Соловки занимает всего лишь несколько комнат внутри действующего монастыря. Хотя там находилось в заточении около миллиона людей, на сарае только одна душераздирающая мемориальная доска, которая гласит: «Детский барак лагеря Соловки».

В некоторых местных музеях есть удивительные объекты. Так, например, в Каргопольском музее представлен глиняный кувшин, подаренный музею потомками охранника, присвоившего личные вещи заключенного — кувшин, полный меда. Однако на таких выставках невозможно найти ответы на самые очевидные вопросы: сколько заключенных прошло через этот лагерь? Сколько умерло и когда? Кто были управляющие, охранники и палачи?

Недалеко от Беломорканала, одной из главных строительных площадок ГУЛАГ а, в Сандармохе была найдена большая братская могила. Она находится в сосновом лесу около старого шоссе с небольшими заметными впадинами в земле на одинаковом расстоянии друг от друга, которые характерны для таких могил. Общество «Мемориал» тщательно сравнивало свои археологические находки с «протоколами расстрелов», которые хранятся в архивах КГБ. В протоколах никогда не упоминаются названия мест, но в них есть информация о количестве расстрелянных в определенный день с классификацией по половому признаку, например: 20 мужчин, 7 женщин. Сопоставление количества останков и их пола с каждым «протоколом расстрела» помогло идентифицировать места захоронений.

Около 9000 человек было расстреляно в Сандармохе в 1937-1938 годах. В настоящее время над каждой братской могилой воздвигнут деревянный столб. Представляя собой местный символ траура, эти столбы с остроугольными крышами напоминают посетителям крестьянский крест или человеческую фигуру с поднятыми в мольбе руками. Сандармох — самый важный и лучший российский мемориал.

Два более известных мемориала — в Москве и Санкт-Петербурге — построены из гранитного камня, привезенного с Соловков. В Санкт-Петербурге камень увенчан надписью: «Жертвам коммунизма». (Эта мемориальная доска несколько раз подвергалась актам вандализма, последний раз на ней написали красной масляной краской: «Слишком мало расстреляли»).

Здесь мы видим память, преобразованную в драму. Но российская история является предметом насмешек в постмодернистском западном стиле. Последняя мода Санкт-Петербурга — рестораны с названиями вроде «Призыв Ленина к брачному периоду», «СССР» и «Русский Китч», в которых есть «фрески», изображающие колхозников в процессе общения с американскими индейцами, а Леонид Брежнев, который напоминает Фрэнка Синатру, выступает перед племенем каменного века.

Коммунизм является нашим общим европейским наследием в гораздо большей степени, чем нацизм. Ответственность за его жертвы лежит не только на нашей стране, но и на всей Европе. По мере того, как сменяются поколения, памятники переходят из средств выражения траура к инструментам образования. Воспоминания о прошлом являются сложными, дорогими и деликатными. Памятники разрушают и воздвигают вновь. Столицам могут дать другие имена. Купюры выходят из оборота. Все можно высмеивать, и у всего можно изменить смысл.

Даже мумии могут передвигаться. В 1961 г. видели, как мумия Сталина передвинулась из Мавзолея на Красную площадь. Труп Ленина все еще там, но все ждут его ухода. Это должно быть событием европейского масштаба.

Александр ЭТКИНД — профессор социологии в Европейском университете Санкт-Петербурга