Кабаре, Брехт, «Битлз»

В Киеве состоялось беспрецедентное событие: открылся новый театр. Не театральный люд подумает: «Ну и что из этого?» У нас все время что-то открывается. Завсегдатаи ж театров Киева, наоборот, воспрянут духом. Ибо, если театры открываются, значит еще не все так плохо в нашем королевстве. Тем более, театр, 16 января премьерным спектаклем возвестивший о своем рождении, существует и собирается существовать исключительно на деньги меценатов (не путать со спонсорами), о которых поговаривали, что они исчезли с лица украинской земли, как мамонты в ледниковый период. Ан нет, не перевелись на этой земле мужественные люди, способные безвозмездно отдавать деньги на искусство. И не на какой-нибудь там попсовый беспредел, а на самый что ни на есть настоящий театр.

Итак, с открытием театра «Ателье16» произошло еще несколько принципиально важных вещей. Во-первых, театр создан из молодых актеров, выпускников Киевского театрального института, и ориентирован на студенчество, а если точнее — на продвинутое молодое поколение.

Во-вторых, 16 единомышленников, или отцов-основателей (отсюда: «Ателье16»), представляют свое дальнейшее творчество в театре-доме, театре-мастерской, театре-салоне под предводительством своего курсового режиссера Игоря Талалаевского, известного по театру «АРТ», успешно работавшему в эпоху всплеска студийного движения в конце 80-х и не менее успешной деятельности в рядах шоу-бизнеса в эпоху дикого капитализма. Здесь удивление вызывает сам факт возвращения из довольно-таки прибыльной сферы в заведомо неприбыльную — в театр. Причем в театр, где нет ни одного (пока) раскрученного сериалами, клипами, мюзиклами актера. В театр, в котором все делается своими руками: от декораций до костюмов (отсюда «ателье» — с франц. «мастерская»). И, наконец, в театр, который полон наполеоновских планов: построить собственное театральное здание. И не где-нибудь в богатых кварталах Киева, а в спальном районе — на Оболони.

Последнее, не такой уж и абсурд, как может показаться на первый взгляд. Хотя бы потому, что самый современный и самый актуальный театр — Театр драмы и комедии — находится тоже не в центре, а на Левом берегу Днепра. И в него не зарастает тропа уже долгие годы именно благодаря молодым зрителям, идущим в театр не для того, чтобы красоваться в партере в манто и бриллиантах, а для того, чтобы получить ту самую пресловутую прививку доброго, светлого, вечного… И именно «Левая драма» продуцирует самые яркие спектакли в до одури академичном и скучном театральном пространстве столицы. А еще потому, что самые смелые и самые революционные театральные проекты начинались именно на задворках больших городов. Свидетельство этому — возникновение бесчисленных театров малых форм в Париже (Монмартр), Мюнхене (Швабинг), Вене (Пратер). В Киеве, правда, все было наоборот, но на то мы и Киев. Наши театры-кабаре возникали исключительно в аристократическом центре.

Вот здесь мы и подошли к самому главному. К идее театра «Ателье16», которая заключается в возрождении, или воссоздании, если хотите, атмосферы и духа тех прославленных театров-кабаре, которыми Киев был переполнен в начале бурного XX века. Посему Талалаевский & Со избрали для своей премьеры самую экстравагантную пьесу ушедшего столетия — «Трехгрошовую оперу» Бертольда Брехта. Мало того, что Брехт вообще не живет в киевском театральном мире, имеет славу автора-мистификатора и разрушителя традиций и вообще мало кому давался. Так еще и поставлен в жанре рок-кабаре на песни «Битлз». «Круто!» — скажет неискушенный зритель. Вовсе нет. Во-первых, всем осточертели мюзиклы, но жаль расставаться с песнями и плясками — это греет душу современного зрителя. Кабаре же нечто новое в театрально-развлекательном меню нашей страны. Вроде и тот же мюзикл, а все- таки не он. Продюсерский расчет правильный, если удастся сохранить чистоту жанра. Ведь кабаре —более высоко организованная жанровая структура, в которой бескультурным режиссерам и средненьким артистам, наштампованным для украинского музыкально-драматического театра (пардон, теперь мюзиклов), просто нечего делать. Кабаре во все времена считалось самым сложным и опасным для актеров и режиссеров жанром, ибо, как кривое зеркало обнажало, причем крупным планом, все недостатки, неумения, уровень культуры и т.д. В мюзикле — продукте ширпотреба американского производства — все гораздо проще и топорнее. Не умеешь — прикроем кордебалетом, не тянешь — подключим спецэффектик, бесталанен — поярче костюмчик нацепим и паричок позаковыристее нахлобучим, остальное — подтянем пиаром. В кабаре такие штучки не проходят. Это более камерный, интимный жанр, где ты, если уже вышел на сцену, — то пан или пропал. История хранит имена выдающихся людей, на чавших свой путь к славе именно с подмостков киевских театров-кабаре: Г. Козинцев, А. Каплер, С. Юткевич, Л. Утесов, А. Вертинский, Н. Фореггер, А. Петрицкиий. Не говоря уже о знаменитом киевском «ХЛАМе» («художники—литераторы—артисты—музыканты»), ставшем приютом целого созвездия выдающихся деятелей искусства: О. Мандельштама, Л. Курбаса, М. Кольцова, В. Юреневой, П. Тычины, Н. Агнивцева, И. Эренбурга, Ю. Смолича, А. Дейча, Г. Нарбута, А. Экстер, Б. Лившица и многих других.

Кабаретность — это талант. Дальше — больше: виртуозность, абсолютный профессионализм, незакомплексованность, чувство юмора и блестящее владение трагосом, наконец, авантюризм. Последнего ребятам из «Ателье16», видимо, не занимать. Но дай-то Бог, чтоб и со всем остальным сложилось. Главное, что подумалось после премьеры, — не утратить бы им той энергетики и радостной творческой атмосферы, которую они все-таки умудрились создать в абсолютно антикабаретных условиях Молодого театра на Прорезной в премьерном спектакле по Брехту.

Конечно, пока им не хватает — каждому в отдельности — яркого почерка, собственного отношения к образу, профессиональной легкости, сексуального обаяния, в конце концов (это не упрек, а привет Киевскому театральному институту, фантастически «талантливо» умеющему подавлять индивидуальность и обезличивающему всех и каждого). Пока они — добротный ансамблевый театр, с помощью профессиональной, изобретательной режиссуры исполняющие все придумки постановщика, словно дрессированные обезьянки. Но это, в конце концов, вопрос опыта. Что же до кабаретности, то пока она выражается лишь в формальных находках: великолепный пианист под сценой, лауреат международных конкурсов Т. Полянский — в качестве тапера, зонги на злобу дня и детали оформления сцены — закулисный хлам (костюмы и ящики для них) как образ мира и театра вообще.

Но спектакль получился честный. Пусть и не совсем в духе брехтовского отстранения, но зато очень смотрибельный. Сложный брехтовский язык звучал со сцены современно и понятно. Знаменитые зонги, переписанные Талалевским под музыку «битлов», приблизили Брехта к миру одногодок самих актеров, на которых, собственно и рассчитан спектакль. При этом создатели спектакля не опустились до уровня всепобеждающего плебса (хотя материал располагал к этому всячески: проститутки, воры, бандиты, нищие в качестве главных героев зрелища), который у нас диктует рейтинги и форматы, а наоборот, подтянули электорат к образцам мировой драматургической классики. Талалаевский доказал, что умеет внятно рассказать историю и придумать еще кучу приспособлений для актерской братии, остроумно развести мизансцены, дать зрителю возможность искупаться в чисто «фоменковских» приемчиках, щедро разбросанных в каждой роли. То есть режиссер продемонстрировал хороший культурный уровень и профессию, которую он, слава Богу, не потерял, 10 лет не ставя на драматической сцене.