Крепкая природа Примы

ИЗМАЙЛОВА ПО КИЕВСКИ

— В мире принято ставить первый вариант «Леди Макбет Мценского уезда». А у нас часто хитрят: ставят одну часть из первой редакции, а вторую из второй, — рассказывает певица. — Возможно, сейчас уже кое-что изменится. В театре появились ноты Шостаковича, которые достаточно трудно достать, т. к. они являются эксклюзивной собственностью сына композитора, а права переиздания проданы за границу.

В Киеве в середине 60-х Ирина Молостова ставила вторую редакцию оперы. Я вводилась позднее уже в возобновленный спектакль. Ирина Александровна — режиссер совершенно уникальный. Но в работе жесткая. Сама вкладывала душу в спектакль и заставляла нас так же относиться к героям оперы. Утверждала, если ты не понимаешь, что ты делаешь, о чем ты поешь, не прочувствуешь, то и спектакль не получится.

ИЗМАЙЛОВА ПО МАДРИДСКИ

— С Мстиславом Ростроповичем я познакомилась с легкой руки нашего знаменитого баса Анатолия Кочерги — они работали над постановкой оперы «Мазепа». Узнав, что маэстро собирается ставить «Леди Макбет Мценского уезда», он порекомендовал меня. Потом я уже узнала, что Измайлову искали целых два года и все никак не могли найти певицу. Я поехала в Лондон на прослушивание. То был отчаянный для меня период. Я ездила на разные прослушивания, и все неудачно. А в этот раз ни концертного платья, ни туфель, даже нот с собой не взяла. Нервничая, вместо того, чтобы назвать дирижера Мстислав, я его Святославом Леопольдовичем нарекла. Самое интересное, что он не сопротивлялся, откликаясь на новое имя. Когда выяснилось, что я приехала без нот, то он очень удивился и заметил: «У меня-то ноты есть, но не здесь, а в Париже». Что делать? Предложила: «Хотите, я спою а-капелла самую трудную арию?» («Я однажды в окошко увидела». — Т. П. ). «Дайте ей фа-диез», — сказал Ростропович. И я стала петь арию как русскую песню. Заканчиваю, а Мстислав Леопольдович поворачивается к импресарио и говорит: «Оформляйте контракт». В ту минуту я даже не понимала, что вытянула свой звездный билет. Это был конец 1999 г., а в 2000-м мы уже показывали в Испании премьеру.

Это был международный проект. Мой партнер, исполняющий партию Сергея, — английский певец Кристофер Вентрис. Бориса Тимофеевича пел чех. Хор — из Болгарии, музыканты — из Испании. Ростропович — дирижер. Галина Вишневская была педагогом-репетитором постановки. Она много занималась с иностранцами русским языком, буквально проходила каждую фразу с певцом и помогала раскрыть образ, который играл актер.

Галина Павловна Измайлову видела совершенно другой, чем я. Она считала, что Катерина достаточно ограниченная женщина: «Какая любовь, о чем ты говоришь? Она грызет семечки с утра до ночи, и ей ску-у-учно». Но ведь если внимательно прочесть либретто, то Катерина — глубоко несчастная женщина. Измайлова, хоть и была пять лет замужем, но с мужем, как мужчина с женщиной, они не жили. Ее супруг — ограниченный, самодур, вызывающий у нее отвращение. Сергей после первой ночи с Катериной смеется, что она девственница. Во второй редакции оперы эту сцену композитор сократил. Но она дает ключ, раскрывает одну из сторон жизни моей героини. Поэтому, когда мы с партнером оговаривали, как будем играть любовную сцену, я попросила переводчицу мне помочь, чтобы Кристофер понял все нюансы взаимоотношений героев оперы. Должна сказать, что Вентрис — замечательный актер, певец. Он ни слова не знал по-русски, но так выучил свою партию, что реагировал моментально на каждое слово, а пел вообще без акцента (добился хорошего произношения, много занимаясь языком).

Аргентинский режиссер Сахио Ренан (лауреат «Оскара») был сопостановщиком «Леди Макбет Мценского уезда». Ради красивой картинки он использовал компьютерную технику, кинокадры. Это действительно впечатляло зрителей. Но мы с ним по-разному видели образ Измайловой. Мою героиню он обрядил в ночную сорочку и красный халат, заставил обуть грубые армейские ботинки. И здесь его переубедить, что выглядит Катерина не купчихой, а женщиной из коммуналки 30-х годов, было нельзя. А самое главное — он никак не мог понять трагизм личности Катерины, ее славянскую душу, ее страстность… Бог с ним, с халатом, но делать карикатуру из Измайловой я режиссеру не позволила. Отступив в деталях, мне удалось убедить его в главном: Катерина — женщина, которая впервые полюбила; одержимая слепой страстью к Сергею, она сама себя наказывает, когда прозревает. Особенно сильным (в эмоциональном плане) получился финал оперы, когда героиня, узнав о предательстве своего возлюбленного, со словами: «Какая мука», схватив соперницу, бросается в пучину вод.

После премьеры в Мадридском театре «Реаль» проходила пресс-конференция. Многие критики, журналисты, члены Клуба любителей оперы спорили о героях, особенно о Катерине. Меня спросили: «Как вы сравниваете Макбет и Измайлову»? Я ответила, что Катерину, как женщина, могу оправдать: она сильно любила и ради любви пошла на жертвы, ослепленная свой страстью, а Макбет я понять не могу, т. к. леди пролила кровь ради богатства и власти. Раздались бурные аплодисменты. И с того мгновения я поняла — мою Измайлову зрители приняли…

НАСЛЕДНИКИ ШОСТАКОВИЧА

— Не секрет, что у Вишневской довольно крутой характер. Я побаивалась, зная, что она исполняла роль Катерины Измайловой в одноименном фильме. Для нее Шостакович писал романсы. Однажды, после репетиции, Галина Павловна разоткровенничалась. Оказывается, первыми поставили «Катерину Измайлову» в Московском театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, а не в Большом театре, хотя все считают, что Шостакович эту оперу написал специально для Вишневской.

О композиторе очень много интересного рассказывал Ростропович. Для Мстислава Леопольдовича Шостакович писал концерты и многие инструментальные произведения. Они дружили домами, их дачи были рядом. Возможно, поэтому Ростропович и Вишневская считают, что обладают неким авторским правом на произведения композитора, не позволяя другим музыкантам и певцам отклоняться ни вправо, ни влево. Например, в моей партии некоторые куски я не пела, а кричала, говорила речитативом. Галина Павловна послушала и позвала к себе в зал. Сидит, как сфинкс, и менторским тоном вычитывает: «Какое вы имеете право самовольничать?» Мой аргумент один — неужели это плохо? Хорошо, я спою ровно, и какой характер будет у Измайловой? Вишневская поняла, что я уже опытная певица, и отступила, переключив свое внимание на молодежь. Кстати, после премьеры в Мадриде она пришла за кулисы, поцеловала, поздравила меня, затем, поджав губы, сообщила: «Пресса считает, что это лучший спектакль эпохи», — и гордо удалилась. А я стою и думаю: может, обиделась на меня Галина Павловна? Ведь в оперном мире, даже закончив карьеру певицы, она считалась лучшей Катериной.

После Испании мы много гастролировали с нашим спектаклем по разным странам, в него вводились другие исполнители. До сих пор я с огромной теплотой вспоминаю работу с Ростроповичем, жаль, что в его новых проектах для меня нет ролей. Он собирается ставить «Хованщину», и я согласна даже на малюсенькую роль, лишь бы еще раз пообщаться с маэстро. Я совершенно не страдаю комплексом больших и маленьких ролей.

Вишневская открыла собственную школу в Москве. Там работают педагоги по ее технологии. Я тоже занимаюсь преподаванием — в Университете культуры и искусств на кафедре классического пения. Она существует уже третий год. Готовлю смену — вокалистов.

КОРОЛЕВА

В «Доне Карлосе» Верди Добронравова исполняла партию Елизаветы. Дирекция театра ныне ведет переговоры, чтобы пригласить на постановку итальянского режиссера. Это будет международный проект, в котором, кроме нашей страны, примут участие специалисты из Италии, Франции и Германии.

— Считается, что на киевской сцене как певица я состоялась в опере «Набукко», — продолжает Добронравова. — Но мне очень дорога роль королевы Елизаветы в «Доне Карлосе». Приятно, что зрители запомнили меня по той роли. Хотя Елизавета не такая эффектная партия, как, например, Эболи. Моя героиня — исторический персонаж, третья супруга испанского короля Филиппа II. По характеру мягкая, очень женственная. Жизнь при дворе принесла ей много мук. Спектакль у нас был очень хороший. Постановкой дирижировал Валерий Михайлович Рябов — замечательный маэстро. К сожалению, он рано ушел из жизни — умер за пультом... Но я его всегда вспоминаю с огромной благодарностью. За 10 дней, сидя в гостинице, выучила оперу «Дон Карлос», и более того — спела премьеру. Гизелла Ципола — тогдашняя прима — заболела, и я вышла на сцену. Рябов был жестким в работе, но если брал актера в свою команду, то буквально нес, как некую драгоценность, шлифуя таланты. Помогал готовить роли, выступать на сцене. На репетициях мог заставлять повторять фразу несколько раз и так, и этак… Сцеплю зубы, и думаю: хоть бы не сорваться, не проявить свой темперамент. Но Рябову я доверяла, понимала, что он хочет сделать спектакль лучше. Пела фактически все оперы, которыми он дирижировал. У Валерия Михайловича каждый спектакль проходил на высоком уровне, когда он стоял за пультом. Для певца — великое счастье повстречать такого тонкого дирижера, каким был Рябов.

ГАЛИЦКИЙ МОТИВ

Светлана Альбертовна родом из чеховских мест (родилась в Таганроге), а свою творческую карьеру начала во Львове. Как попала русская девушка в Западную Украину?

— Раньше в СССР были музыкальные ярмарки, когда из всех консерваторий съезжались выпускники, туда же приезжали дирижеры, режиссеры, директора театров, филармоний, которые подыскивали специалистов нужного для них жанра. Я закончила Ростовскую консерваторию. В тот год, когда я получила диплом, «ярмарка женихов и невест», как мы ее окрестили, проходила в Саратове. Там меня приметил тогдашний главный дирижер Львовской оперы Игорь Лацанич, пригласил работать в их театр. Когда дома я рассказала, что еду работать в Западную Украину, то меня пугали: русских там не любят. Но я сразу же приобрела русско-украинский словарь и стала учить украинский язык. Говорила с ошибками, акцентом, меня поправляли, но вскоре довольно быстро не просто заговорила, а стала даже думать по-украински. Хотя не могу сказать, что в театре меня встретили с распростертыми объятиями. Просто я не допускала осложнений в отношениях, никогда не доводила ситуацию до конфликта. Даже если кто-то пытался провоцировать, старалась нивелировать ситуацию.

В сентябре меня приняли в труппу Львовской оперы, а 20 ноября я уже пела «Тоску». Моего «крестного» Лацанича спрашивали: «Зачем девчонку бросил на такую сложную оперу?» А он ответил: «Если выплывет, значит — будет певицей». Я выплыла. Проработала во Львове 8 лет. Репертуар в театре был потрясающий. У нас ставились оперы, которые нигде в бывшем Советском Союзе не шли. Например, ставили «Джоконду», «Тангейзер», вагнеровские оперы. Такой репертуар немногие коллективы могут позволить себе исполнять.

Однажды пела «Князя Игоря». Много репетировала, и к премьере получила несмыкание связок. Завтра выходить на сцену, сдавать спектакль госкомиссии, а у меня пропал голос. Что делать? Пришлось петь на октаву ниже. После спектакля прибежал один маститый музыкальный критик и с восторгом стал говорить: «Не представляю, почему Бородин так не написал»? И это стало компенсацией за волнения и высшей оценкой той работы. Хотя случай был очень тяжелый. Я не знаю, как у других оперных певцов, но мой голос живет какой-то своей жизнью. Иногда он вдруг просится наружу. Я заметила, что мое жизненное состояние прямо пропорционально голосу. Если его нет, то домочадцам нелегко придется — все по углам прячутся, а если все хорошо, я такая нежная и пушистая…

ПЕНИЕ — ВЕЛИКИЙ ТРУД

— Сначала в Киеве я выступала как приглашенная солистка, выручая заболевших солистов. Дело в том, что Гизелла Ципола позволяла себе капризничать, бюллетенить, когда она хотела, не считаясь с интересами театра. Часто, чтобы не отменять спектакли, дирекция Нацоперы просила приехать меня из Львова и выступить. На столичной сцене я дебютировала в «Сельской чести». Поступило предложение перейти в киевскую труппу. В тот период Гизелла Ципола стала меньше выступать, появилась вакансия. В Опере кому-то ведь надо работать, и я оказалась «рабочей лошадкой». Когда появилась в труппе, то здесь происходили странные процессы. Фактически Ципола оставила «белое пятно»: не пускала вокалисток. А если ей не нравился партнер, то она делала так, что он тоже не задерживался в коллективе. Вот и получилось, что сегодня из среднего поколения я одна — остальные певицы старше или моложе.

У меня никогда не было примадонских замашек. У каждого есть свой слушатель и место под солнцем. На сцене, а не за кулисами нужно доказывать, что ты лучший. Нынче в Национальной опере много солистов. Но что странно — количество вокалистов большое, а выступает фактически одна и та же обойма артистов. Пусть кто-нибудь выйдет, споет «Аиду» или «Набукко»... но молодежь не очень спешит петь в этих операх. Некоторые берегут свой голос, отказываясь от интересного репертуара. Я этого не понимаю. Боишься за голос — пой на кухне.

Я училась в консерватории на классическом отделении, и мне довольно тяжело давалась наука. С детства пела народные песни, а это открытый белый звук. Педагогам пришлось меня переучивать. Сначала я занималась в музыкальном училище, получив хорошую школу, ведь голос воспитывается временем, это рефлекс. Природная постановка — очень редкий случай. И если кто-то думает, что за два года можно научиться петь, то это большое заблуждение. В училище занималась у Анны Николаевны Логвиненко. Теперь, с высоты лет и знаний, став сама педагогом, я понимаю, что основу заложила именно она. Хотя ей коллеги говорили, что со мной не стоит возиться. Но Анна Николаевна призналась, что услышала у меня одну ноту и поняла: из этой девчонки многое можно вытащить. В то время осенью студентов посылали на картошку. Я выйду в поле — и как начну кричать. Не знала, зачем я это делаю, но чувствую — надо. И буквально «выкричала» свой голос. Когда я поступала в консерваторию, Анна Николаевна, из рук в руки, передала меня Александру Павловичу Дановичу и Лиле Яковлевне Хинчин. Это супружеская пара, оба профессоры. Она музыковед, а он педагог по вокалу. Занятия проходили интересно. Никогда не позволяли издавать не тот звук. Заставляли оттачивать каждую ноту.

Голос — хрупкий инструмент, некоторые вокалисты лелеют себя, словно мимозу. Но я своим студентам говорю, что все находится в голове: как себя настроишь — так и будет. Иной раз начинают жаловаться: «Ой, такая плохая погода, холодно». А я отвечаю: «Погода нормальная. Мороз? Замечательно! Посмотрите, какая прелесть: дождь и снег идет… А если солнце светит — еще лучше! Научитесь находить радости в жизни, даже в мелочах».

«ЗОЛУШКИНА» СТРАСТЬ

— Первое мое жилье — одиннадцатиметровая комната в большущей коммуналке. На новоселье пришел друг. Посмотрел, как я побелила стены, повесила занавески, приукрасила жилище, и спрашивает: «Слушай, Каллас, это здесь ты распеваться будешь»? А у него голос звонкий, я его умоляю: «Тише, тише, а то соседи будут сердиться». А он еще громче: «Так я же на это и намекаю. Распеваться нужно каждый день. По несколько часов, — а потом шепотом добавляет. — Тогда быстрее квартиру дадут, если мешать соседям будешь». Но коммунальное житье не благоприятствовало распевам. Видимо, поэтому я никогда не распеваюсь дома. Думаю, что нынешние соседи и не знают, что я оперная певица. Мой голос они слышат, только если я вычитываю за что-то сына и мужа. Так сложилось уже годами, что в театр я прихожу за час-полтора. Распеваюсь, гримируюсь. Все научилась делать быстро. Меня любят парикмахеры и костюмеры за то, что я никогда им не создаю проблем. Свои личные невзгоды не «выливаю» на головы других. Накануне спектакля, как правило, стираю. Это уже какой-то ритуал. Даже если ничего не планирую делать, все равно найду какую-то вещь и постираю. В день спектакля могу затеять уборку по дому. Порой устану так, что когда сажусь за столик гримуборной, думаю: «Ну все, хоть в театре отдохну». Коллеги знают об этой моей «золушкиной» страсти. Одни — смеются, другие — недоумевают. Знаю одно: как бы плохо себя ни чувствовала, сцена меня вылечивает. После спектакля, кажется, горы могу перевернуть. Хотя бывают и очень тяжелые постановки. Тогда на следующий день говорить ни с кем не хочется. Однажды мне пришлось за четыре дня спеть четыре «Аиды». Когда об этом узнала Галина Вишневская, она спросила: «А зачем?» Ведь это одна из тяжелейших опер для сопрано. Я выручала коллектив на гастролях. Не смогла отказать дирекции, даже партнера своего уговорила пойти на тот подвиг...

Видимо, у меня крепкая природа. На сцене я проживаю разные жизни своих героев. Начинаю в одном состоянии, заканчиваю — в другом. Это непросто. Но я занимаюсь любимым делом, и делаю это не в полсилы, а во всю мощь.