Перейти к основному содержанию

Покупателям — просьба не беспокоиться

Михаил ЧЕЧЕТОВ: Если запретить приватизацию до выборов, она не прекратится, а уйдет «в тень»
23 июля, 00:00
В последнее время приватизация практически каждого крупного государственного объекта либо срывается и переносится на неопределенный срок, либо вязнет на стадии судебных разбирательств. Ситуация существенно осложняется еще и приближением президентских выборов. С одной стороны, это усиливает политическую нестабильность и снижает стоимость украинской госсобственности, с другой — основные финансово-политические группировки страны (они же главные покупатели) бдительно следят за тем, чтобы высокодоходные и перспективные предприятия не доставались конкурентам. Приватизация, таким образом, превращается в большую, зачастую в особо крупных размерах, политику. Хотя Михаил ЧЕЧЕТОВ, глава Фонда госимущества Украины, отвечая на вопросы журналистов «Дня», старался строго блюсти реноме аполитичного и законопослушного продавца собственности.

ИГРЫ ИНТЕРЕСОВ

— На днях глава «Нашей Украины» Виктор Ющенко предложил наложить мораторий на приватизацию до президентских выборов. Что, по вашему мнению, лучше: накануне выборов продать как можно больше госимущества, или как можно меньше?

— Нужно действовать в рамках действующего законодательства. А наложить мораторий на приватизацию сегодня можно только на словах. Фактически это неосуществимо. Если мы запретим приватизацию в правовом поле, то процессы, связанные с ней (скажем, отчуждение собственности через банкротство), будут происходить в тени, а в итоге будет нанесен колоссальный ущерб стране. В рамках новой программы приватизации мы заложили нормы, которые можно образно охарактеризовать как «семь раз отмерь, один раз отрежь». То есть, в приватизации крупных и уникальных объектов никакой спешки не будет. Мы предполагаем тщательную подготовку предприятий к продаже и диагностику последствий с учетом рыночной конъюнктуры. И чем крупнее объект, тем больше вероятность того, что на продажу он будет выставляться только тогда, когда у нас будет максимальная уверенность в успехе и эффективности приватизации для предприятия. Уверенность, что продажа будет эффективной как в части получения средств в бюджет, так — и это самое главное — и в приходе инвестора, который сможет обеспечить перспективное развитие предприятия.

— Каковы гарантии, что приватизация не станет средством платежа за политические услуги во время и после выборов?

— Именно чтобы избежать этого я и настаивал на быстром принятии программы приватизации. Но, к сожалению, этот документ не прошел в Верховной Раде с первого раза, и кстати, совсем не потому, что программа была плохая.

— А почему? Чьи-то интересы «сыграли»?

— Дело в том, что в старой программе есть нормы, которых нет в новой. И они устраивали отдельных игроков на приватизационном рынке. В качестве примера могу привести ключевой тезис: по сути дела, мы в новой программе зажгли «зеленый свет» на пути доступа банков на приватизационный рынок Украины, расширив таким образом конкуренцию. Кое- кто из игроков, подсчитав деньги в своих карманах, подумал, что может не выдержать конкуренции банков. Соответственно, был сделан вывод, что в приватизацию банки пускать не надо. Таких нюансов много.

— Разве до сих пор банки не участвовали в приватизации через «родственные структуры»?

— Теперь мы намерены пустить банки в приватизацию напрямую, тогда как прежде для них была возможность работать только во всевозможных комбинациях. Кстати, сейчас мы вынесли второй вариант программы, который прошел профильный комитет и комиссию по приватизации Верховной Рады. Они дали положительные выводы. Убежден, что если бы в сессионном зале не кипели страсти вокруг политической реформы, то программа прошла бы первое чтение до парламентских каникул. А так, думаю, она будет принята в начале сентября.

САМЫЙ ПЛОХОЙ СОБСТВЕННИК — ГОСУДАРСТВО

— Расскажите последнюю новость: о чем шла речь на совещании у Азарова, с которого вы к нам приехали?

— Это было заседание комитета, на котором, среди прочего, рассматривался вопрос о дивидендной политике. Точнее — о мерах, направленных на ее совершенствование. У нас тут есть проблема: не все предприятия платят дивиденды, не всегда они начисляются, не всегда вовремя поступают в бюджет.

— Ваш прогноз — получит ли государство дивиденды в этом году?

— Получит, если начнет требовать и жестко спрашивать. Это же не парламент — здесь система «торговли» не работает. На этот счет решение будет жестким.

— Кто сейчас реально управляет госсобственностью и корпоративными правами государства?

— Есть казенные (полностью государственные) предприятия, которые не затронула приватизация. Они либо находятся «в запрете», либо же просто не были приватизированы. Эти предприятия переданы в управление министерствам и ведомствам. Что касается предприятий, где есть только доля государства (от 1 до 100% акций), то они находятся в ведении Фонда. До начала текущего года эти корпоративные права (на 1200 из 1550 предприятий доля государства меньше контрольного пакета) были розданы рядом решений предыдущих правительств областным администрациям, министерствам и так далее. В начале года корпоративные права политическим решением вернули ФГИ. Правда, не в полном объеме. За пределами компетенции Фонда остались ключевые монополии: «Укртелеком» — в подчинении Госкомсвязи, «Нефтегаз» — в свободном плавании, ГАК «Хлеб Украины» — под Минагропромом... Остальные предприятия находятся в управлении ФГИ, и позиция наша такова: финансовый и административный ресурс государства лимитирован, мы не должны размазывать кашу по тарелке. Там, где у нас 2%, 5%, пытаться управлять, не имея реального влияния, бессмысленно. Поэтому дело сводится к тому, что все государственные корпоративные права, меньшие, чем 50%, мы должны продать. Эта жесткая, довольно радикальная норма заложена в программу приватизации: в течение полутора лет такие пакеты акций должны быть проданы.

— Проданы на тендерах или собственникам, уже присутствующим на предприятиях?

— Только путем открытой конкуренции. Таким образом, государство оставит за собой две-три сотни предприятий, где оно может сконцентрировать свой мизерный административный и финансовый ресурс, имея реальное влияние на назначение менеджеров, директоров.

— Вы употребили термин «мизерный административный ресурс». Что вы имеете в виду?

— Я имел ввиду то, что там, где у государства есть 50%, Фонд может назначить директора, подписав с ним контракт. А там, где 25%, я могу хоть на голову встать, но если контрольный пакет у другого собственника, то директор будет его, и мы оказываемся абсолютно отстраненными от формирования политики предприятия.

— Сколько дивидендов получает государство от своих корпоративных прав?

— По плану, 1550 предприятий в этом году «принесут» в казну около 320 млн. грн.

— Это говорит о том, что госсобственность используется эффективно?

— Я бы не сказал... В сравнении с количеством предприятий эта цифра, конечно, мала. Но если ее сопоставить с реальной хозяйственной деятельностью и с результатами (например с прибылью), то она реальна. Можно написать другую, но она будет невыполнима. Это еще раз подчеркивает, что самый неэффективный собственник — государство. Я иногда в пылу полемики говорю, что как государственная, так и частная собственность имеют свои «плюсы» и «минусы». Но есть одно неоспоримое преимущество частника: он никогда не будет воровать сам у себя. Воруют всегда в колхозе, а не у себя на даче или на огороде. Напротив, за свою собственность могут и голову отбить.

РЕГИОНАЛЬНАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ

— А вы полагаете, что в Украине еще есть по-настоящему государственные предприятия? Те, финансовые и товарные потоки которых контролируются государством, а не частными интересами?

— Я посмотрел бы на эту проблему немного шире: теневая экономика в Украине работает с официальной в соотношении 50 на 50. А в других странах по-разному: где-то на нее приходится 20%, где-то 15%, но нет ни одной страны в мире, где бы все работали честно. Даже в США теневая экономика доходит до 10%. Поэтому я далек от иллюзий, что в Украине много предприятий, которыми государство управляло бы в своих интересах. Поэтому и невыгодна многим легальная продажа. Ведь при легальной приватизации нужно платить. А можно просто «приватизировать» менеджмент, а за счет этого также и финансовые потоки. Поэтому я ставлю вопрос о пересмотре списка предприятий, не подлежащих приватизации. Многие из них числятся стратегическими. Но когда начинаешь изучать, насколько это соответствует действительности, то видишь, что они важны не более чем для поселкового совета, а то и просто для жены или любовницы его председателя. А их держат в этом списке, поскольку кто-то «приватизировал» менеджмент предприятия и его финансовые ресурсы.

— А сколько стоит приватизировать топ-менеджмент предприятия?

— Откровенно говоря, не знаю. Но я уверен, что кому-то это выгодно, и что из 1000 предприятий, которые «в запрете» на приватизацию, можно половину спокойно и без ущерба для страны выставить на продажу. Я прекрасно понимаю, что на многих казенных предприятиях финансовые потоки не всегда работают в интересах государства.

— Какая финансово-политическая группа, по вашему впечатлению, сейчас оказывает самое мощное влияние на процесс приватизации?

— В Украине есть несколько таких групп.

— Вы можете их назвать?

— Их можно назвать по регионам: «донецкая группа», «киевская», «днепропетровская»... В последнее время стали называть «харьковскую». Я не называю фамилий, поскольку они известны всем.

— Вы не приостановили членство в партии «Регионов», став главой Фонда?

— Нет, но я не занимаюсь активной партийной политикой.

СТАТУС ОБЯЗЫВАЕТ?

— Недавно вы назвали компанию «ТНК» «идеальным инвестором». Есть ли в Фонде госимущества понимание того, какие заявления может позволять себе государственный служащий, воздействующий на такую очень конкурентную среду, каковой является приватизация?

— Все, что идет на пользу государству, заявлять можно.

— То есть вы считаете сказанное вами корректным?

— Абсолютно корректным. Это говорилось в контексте инвестиционного проекта, реализованного на ЛиНОСе. Фонд и меня, как его нынешнего руководителя, можно в чем угодно упрекнуть, но только не в том, что мы не стремимся к максимальной открытости и публичности. И я могу еще раз повторить, что ЛиНОС без нефти — это груда ржавеющего металла. Если бы мы его еще год продержали, то потом пришлось бы доплачивать тому, кто согласился бы туда прийти. При продаже ЛиНОСа на первом месте не стояло наполнение бюджета — решался вопрос о реанимации завода и трудоустройстве проживающих в этом регионе людей. Эта задача была решена, поскольку, согласно условиям договора, как минимум 4 млн. тонн нефти ТНК должен ежегодно поставлять на завод. Сейчас поставляется более 5 млн. тонн. Это позволило вывести работу ЛиНОСа на минимальную рентабельность.

— Мы знаем историю ЛиНОСа: сначала завод был доведен до такого состояния, что приход российского капитала стал для него спасением. А как быть с другим крупным объектом, приватизация которого в свое время подавалась руководством Фонда госимущества как одна из наиболее успешных продаж госсобственности — Николаевским глиноземным заводом? Сейчас, судя по всему, вокруг НГЗ назревает скандал...

— Никакого скандала нет. Рука у мня твердая — я уже подписал исковое заявление в суд. Когда на высоком уровне в качестве партнеров выступают, с одной стороны, государство, а с другой — суперсолидная финансово-промышленная группа, то, наверное, они должны быть джентльменами и выполнять взятые обязательства. Но если условия договора купли-продажи не выполняются, а разрыв договора нами не инициируется, то этим мы демонстрируем свою слабость. Получается, что государство слабее коммерческой структуры. Они («Украинский алюминий». — Ред. ) отказались строить завод в Харькове. Поначалу демонстрировались хоть какие-то намерения. Затем тон публичных заявлений изменился: начался поиск причин, оправдывающих бездеятельность.

— А разве в то время, когда НГЗ приватизировался с использованием силовых лоббистских методов, в Фонде и правда верили, что эти обязательства на самом деле будут выполнены?

— Когда на наш рынок приходит такая солидная структура, то мы обязаны верить, что она будет дорожить своей репутацией.

— Что все-таки будет с НГЗ?

— Все решит суд: если возвратится госпакет, то будем его снова продавать.

— В Украине уже есть покупатели?

— А почему только в Украине? Мы же не воздвигаем ни перед кем железного забора. В одном из интервью меня спросили: что Фонд делает для вхождения в Европейский Союз и ВТО? На это я ответил: а Фонд там уже давно, потому что, согласно украинскому законодательству, у нас нет никаких преференций национальному капиталу, равно как нет препятствий для иностранного капитала. Мы не ориентируемся только на отечественных инвесторов, поэтому шлюзы для доступа иностранного капитала всегда открыты.

— Но иногда вы регулируете, какой придет инвестор, формируя условия конкурсов. Например, недавно приватизировать облэнерго могли только зарубежные энергокомпании.

— Не только зарубежные: просто отечественные не «дотягивали» до необходимого уровня.

— Не кажется ли вам, что это «недотягивание» было связано с составом правительства?

— По энергетическим компаниям был открытый конкурс, участвовать в котором захотели американцы, японцы, французы, немцы, испанцы... Но когда по стране прокатились волны политической нестабильности, связанные с кассетным скандалом, большинство соискателей отказались от участия, а оставшиеся две компании фактически без тендера стали победителями. На такой приватизации энергетики тогда было потеряно около $100 млн.

РЕВЕРС СОБСТВЕННОСТИ

— Какие факторы, по вашему мнению, играют на понижение цены украинской собственности?

— В прошлом году первое место в мире по объему инвестиций занял Китай — $53 млрд. Для сравнения: Польша за 10 лет получила порядка $50 млрд., Украина почти за 12 лет — менее $6 млрд. Чем же так привлек иностранных инвесторов Китай — красным флагом или руководящей ролью Компартии? Нет, их привлекла политическая, экономическая и законодательная стабильность. Это первое. Прогнозируемый характер реформ — второй фактор. И последнее: гарантии власти по пролонгации этой стабильности на перспективу. Это и есть ответ на все вопросы.

— В последнее время много говорят о реприватизации. Что все это значит?

— Часто возникают ситуации, когда интересы национальной безопасности требуют возврата собственности государству. Но возврат должен производиться не революционным путем, а цивилизованно — в рамках четкого законодательного поля. Сегодня мы разорвали договора с инвесторами, не выполняющими принятых обязательств по ста объектам — все они возвращены в госсобственность. Еще по ста предприятиям судимся. Об этом не все знают, потому что эти процессы не получили политического резонанса.

— А можно ли «тронуть» такой гигант, как НГЗ, без политической поддержки?

— Что касается борьбы с невыполнением инвестобязательств, то никаких санкций «сверху» на это мы не получаем. У нас есть отдельный департамет (40 человек), который отслеживает ситуацию и докладывает мне. Затем Фонд самостоятельно принимает решение о необходимых мерах воздействия.

— В законе о реприватизации была выписана достаточно интересная схема, согласно которой предприятие, имеющее долги перед госбюджетом, то есть работающее нерентабельно, может быть включено в перечень объектов, подлежащих реприватизации. Не кажется ли вам, что это можно использовать как инструмент политической конкуренции (если завод контролируют неудобные, то предприятие можно показать должником)?

— В руках хирурга скальпель — средство спасения жизни, а в руках преступника он может стать орудием убийства. Примерно такие же подходы возможны при проведении реприватизации. Однако в любой ситуации должны быть цивилизованные развязки, позволяющие государству реализовать свое законное право на реверс. Кстати, за рамками этого закона осталась еще одна проблема: как быть с предприятиями, приватизированными за сертификаты — эффективность их работы нулевая, поскольку многие из них не работают. Государству нужно делать вид, что оно этого не замечает, или же искать какие-то механизмы реанимации через возврат в госсобственность и последующую продажу эффективному собственнику.

— Насколько велик риск «реприватизации по заказу»?

— Это зависит от моральных принципов руководителей, которые будут работать на этом участке.

КРАЙНИЙ — СУД

— Тогда давайте вспомним события, связанные с приватизацией предприятий Укрнефтепродукта, в частности Эксимнефтепродукта. Эти объекты государство уже потеряло. В то время «День» своими публикациями старался призвать ФГИ более активно выступить в защиту государственной собственности и не дать ее увести — увести имущество ценой в сотни миллионов по схеме невозвращенного кредита в три миллиона. Тем не менее, это не дало результата... Чего не хватило — принципов, настойчивости, законодательной базы?

— То, что тогда происходило, объясняется отсутствием должной нормативно-законодательной базы. Это был тот случай, когда один человек считает постыдным выносить что-то с завода, а другой рассуждает так: если законом это не запрещено, то можно еще «подогнать грузовик», чтобы ничего не осталось. Это одна сторона медали. А вину за то, что дело не было доведено до конца, должна взять на себя судебная система, которая нуждается в значительном совершенствовании.

КАЖДОМУ ОБЪЕКТУ — ПО ЗАКОНУ?

— Определился ли Фонд с тем, как будет продаваться «пакет года» — 43% «Укртатнафты»?

— В соответствии с действующей нормативной базой, если продается доля в хозяйственном обществе (ЗАО, СП), то приоритетное право на покупку имеют акционеры или соучредители. И только в случае их отказа от предложенного пакета акции выставляются на открытый конкурс. Поскольку это была ключевая продажа второго полугодия, мы провели эксперную оценку объекта. Стартовая цена не может быть ниже номинала, а номинал (43% уставного фонда) — $154 млн. Что касается уже приватизированной части, то среди ее собственников — украицы, швейцарцы, американцы, но контрольный пакет контролирует «Татнефть». Поэтому мы предложили купить татарской стороне. Если она откажется, проведем свободный конкурс. В то же время в Верховной Раде родилась идея подготовить закон. Кстати, для успешного проведения конкурсов по продаже крупных уникальных объектов (например «Укртатнафта», «Укрнафта», «Укррудпром») должна быть политическая поддержка со стороны Верховной Рады. Если в лице парламента мы получим только оппонента, то можно с уверенностью сказать, что такой конкурс государство проиграет. Активно выступая в СМИ с критикой, народные депутаты распугают всех инвесторов. Поэтому мы никогда не пойдем на конкурс в условиях скандала. Если Верховная Рада готова идти на открытый конкурс, то пусть примет закон и, следуя ему, Фонд будет продавать. Я всегда был сторонником того, чтобы приватизация крупных объектов проводилась по отдельным законам. Поэтому после окончания оценки Фонд до сентября никаких «телодвижений» делать не будет — пусть депутаты вернутся с каникул и займутся законом. Если продавать в соответствии с действующей нормативной базой, то, по сути, победитель предопределен — это татарская сторона. А мы хотим учесть и позицию многих других потенциальных покупателей, которые говорят: «Я тоже хочу поучаствовать, у меня тоже деньги есть. Выставляйте на открытый конкурс».

— Есть деньги не только на покупку пакета акций, но и на проведение отдельного закона?

— Вы рассматриваете ситуацию с разных сторон, я же исхожу из нормальных побуждений множества конкурентов. Они ведь не просят дать из-под полы, а предлагают выставить на открытый конкурс: кто больше заплатит, тот пусть и приобретает.

— И кто же конкретно предлагает «открытый конкурс»?

— Этого я не знаю: предложение внесено народными депутатами. Мне кажется, тут конкуренция возникнет между российскими компаниями.

— Если мы будем принимать отдельный закон для каждого крупного предприятия и игнорировать тем самым общий закон по приватизации, то придет ли к нам серьезный инвестор?

— Конечно, в этом опасении логика есть. Поэтому мы должны принять закон, в котором будет выписан единый для всех случаев алгоритм: с сегодняшнего дня все вновь создаваемые ЗАО и СП не будут иметь приоритетного права на выкуп акций — продажа осуществляется только через открытый конкурс.

— Но это как раз и означает, что мы все время меняем правила игры.

— Приходится из двух зол выбирать меньшее. В данной ситуации я исхожу из того, что нужно по возможности избежать скандала. Если мы начнем продажу по схеме ЗАО, то, уверен, большой скандал нам обеспечен, и конкурс не будет доведен до конца, а это еще больше отпугнет инвесторов. Скандалы повышают рейтинг политиков, но не идут на пользу бизнесу и стране.

СВЯЩЕННАЯ ТРУБА

— Украина имеет уникальный объект — национальную газотранспортную систему. Российская пресса на днях писала, что процесс создания консорциума зашел в тупик, и уже звучат предложения приватизировать ГТС. Как Фонд будет к этому относиться?

— Надо следовать закону. Поэтому кто бы и что бы ни говорил, сегодня газотранспортная система Украины не подлежит приватизации. 226 депутатов в Верховной Раде проголосовали за ее включение в список объектов, не подлежащих приватизации, а Президент скрепил это решение своей подписью. Сейчас ГТС находится в «закромах Родины» за десятью замками.

— На каком уровне, на каком этапе, в каком звене блокируется реализация политической договоренности по консорциуму?

— Там создана очень серьезная группа во главе с Минтопэнерго и «Нефтегазом Украины». Идут интенсивные переговоры на уровне хозяйственных структур и министерств, на уровне Гайдука и Христенко (вице-премьеры Украины и РФ. — Ред. ). Но очень сложно прийти к балансу интересов: каждая из сторон не хочет поступиться своим и в то же время стремится выиграть у партнера. Если бы «труба» подлежала приватизации, вопрос давно был бы снят с повестки дня.

— Тогда, может быть, следует принять закон, снимающий запрет на «трубу»?

— Я бы с этим не спешил. Есть незыблемые и неприкасаемые основы экономической безопасности государства — сюда относятся газо- и нефтепроводы.

«ТРОМБЫ»

— Защищена ли сейчас отечественная приватизация от прецедентов, подобных «Росаве», «Донбассэнерго» и так далее?

— Мне кажется, что большой резонанс, прошедший по стране после этих дел, принес положительный эффект: попытки увести госсобственность в «тень» уже не носят массового характера. Люди поняли, что с государством лучше не шутить.

— Их сдерживает только мораторий на отчуждение госсобственности...

— Это тоже одна из причин спада активности дельцов.

— Как системно решить эту проблему?

— Разумеется, если у предприятия огромная кредиторская задолженность, то в случае отмены моратория кредиторы получают возможность обращаться в суд с иском на отчуждение имущества. Как раз сегодня (15 июля. — Ред. ) первый вице-премьер Николай Азаров поручил Минэкономики решить проблему кредиторской задолженности, как-то освободиться от нее к концу года. Схемы, по которой это можно осуществить, пока нет. Это ненормально, когда «кредиторка-дебиторка» составляют несколько сотен миллиардов. Это означает, что в наших «кровеносных сосудах» произошла закупорка и необходимо расширить узкие места. Как это сделать — пока непонятно.

КАК ДЕЛИТЬ НАШИ ДЕНЬГИ

— Из года в год парламент и правительство спорят, включать ли поступления от приватизации в доходную часть бюджета... И включают.

— Моя точка зрения — не главы Фонда, а профессионального экономиста, имеющего ученые степени и звания — это недопустимо. То, что мы делаем, — экономически близорукие решения. Нельзя проедать то, что создавалось трудом многих поколений. Деньги от приватизации должны быть инвестированы в развитие стратегических отраслей на приоритетных направлениях, в наукоемкие предприятия, то есть в то, что работает на перспективу. Другой вопрос — в какой пропорции эти средства поделить. В новой программе приватизации мы предусмотрели, что 25% денег должны работать на перспективу, на реинвестиции. Если, конечно, эта норма пройдет. Опыт показывает, что как только дело доходит до принятия бюджета, начинаются «урезания».

— Кто будет делить эти деньги?

— Это может сделать правительство либо совместная парламентско-правительственная комиссия — все будет решаться открыто. Но сначала надо принять политическое решение о нецелесообразности проедания всех «приватизационных» денег. Это прежде всего должно найти отражение в бюджете. Проект бюджета разрабатывается в недрах Минфина. Если он не включит в бюджет норму о расходовании части денег на реинвестиции, Фонд внесет это предложение в Кабмин. Если и тут отказ, тогда свое веское слово должна сказать Верховная Рада.

ПЛАНЫ

— Поступления от приватизации каждый год падают. Почему не выполняются запланированные показатели?

— Только в прошлом году у нас был провал, а в предыдущие два года приватизация давала в среднем по два миллиарда гривен. В прошлом году в бюджет было заложено пять миллиардов — это очень много. 90% поступлений планировалось обеспечить за счет приватизации «Укртелекома» и энергетики — по ним впоследствии было принято политическое решение о неприватизации. Естественно, закрыть образовавшуюся брешь другими объектами было нереально. Зато в этом году мы впервые за пять месяцев сделали полугодовой план — свыше одного миллиарда гривен. До конца года дадим второй миллиард, даже без «Укртатнафты».

— Какие планы у Фонда относительно энергетики?

— Есть разные схемы: по одним энергетика приватизируется, по другим, как во Франции, она государственная. Надо определиться, по какой схеме идти. Если мы пошли по пути приватизации, то, разумеется, этот процесс нужно довести до конца. Но все инвесторы в первую очередь интересуются соотношением стоимости предприятия и его кредиторской задолженности. Если же последняя намного больше, то они считают, что отдавать этот объект нужно бесплатно или даже доплачивать. Ни один серьезный инвестор не придет сюда до тех пор, пока мы не решим проблему реструктуризации кредиторской задолженности. По тем девяти облэнерго, которые мы хотим выставить на продажу, общая сумма «кредиторки» — более одного миллиарда долларов. Распоряжением правительства утверждены условия продажи, где записано, что Фонд госимущества должен произвести оценку облэнерго только после того, когда будет законодательно решен вопрос реструктуризации долгов. Первая редакция закона не прошла парламент, сейчас готовится вторая. Как только энергокомпании станут «чистыми», можно будет объявлять об их продаже.

— Не появятся ли еще требования о повышении тарифов на электроэнергию?

— Это дискуссионный вопрос, и он будет обговариваться только с правительством. Инвесторы такой вопрос ставят.

— Маловероятно, что в преддверии выборов правительство пойдет на повышение тарифов на электроэнергию.

— По моему убеждению, энергетика и «Укртелеком» не будут приватизироваться в пределах 2004 года. На будущий год мы прогнозируем получить два миллиарда гривен. Ключевыми продажами 2004- го станут «Укртатнафта», «Укррудпром» и Днепровский меткомбинат им. Дзержинского. В отношении ДМК сегодня на правительственном комитете Азарова принято окончательное решение: раскрепить 50- процентный пакет и утвердить единый 98-процентный пакет для продажи на конкурсе.

«ПОЛИТИЧЕСКИЙ БРОНЕЖИЛЕТ»

— Кто сейчас осуществляет политическое руководство приватизацией?

— Сегодня это делает Фонд через закон и программу приватизации.

— А кто вам звонит чаще всех?

— Звонят все, кто смог дозвониться. Я за день успеваю встретиться или переговорить по телефону с двадцатью депутатами и пятью- семью губернаторами. Конечно, я был бы неискренним, если бы сказал, что при продаже крупных объектов мы не испытываем политического давления. Нашу позицию пытаются скорректировать... Но мы твердо стоим на позиции защиты общегосударственных интересов, и в этом ощущаем большую политическую поддержку Президента. Поэтому я не устаю повторять депутатам: нам как воздух нужна программа приватизации и закон о Фонде. С одной стороны, это даст твердую законодательную почву под ногами, с другой — станет нашим «бронежилетом», позволяющим проводить приватизационную политику исключительно в фарватере общегосударственных интересов.

— Вы были депутатом и знаете, как сложно в парламенте проводить многие решения. Как вы считаете, сейчас Украина реально может себе позволить парламентско-президентскую республику?

— Мне очень понравилась одна фраза Президента: сегодня Украине нужен сильный Президент, сильный парламент и сильный Кабинет Министров. На мой взгляд, сделать сильный крен в сторону парламента, резко ослабив Президента, — это просто преждевременный шаг.

— Учитывая то, с каким парламентом вам приходится иметь дело сейчас, как можно оценить уровень лоббизма со стороны ВР?

— Он резко возрос. Поэтому для принятия твердых государственных решений, конечно, должна быть очень мощной фигура Президента.

— Сколько бы ни осуждалось «продавливание» решений в парламенте, разве может он в нынешнем состоянии самостоятельно принимать решения?

— Возможно, функции парламента следовало жестче прописать в Конституции, в частности, в вопросе формирования правительства. Но даже если пойти на усиление роли парламента, все равно президент должен остаться очень сильной политической фигурой. Ключевой. Иначе мы просто утонем в бесконечных спорах и скандалах.

— Каков в вашем представленни образ современного эффективного собственника от имени государства?

— Государство сегодня — наименее эффективный собственник. Тем не менее, национальные экономические интересы требуют, чтобы отдельные «бастионы» все равно оставались за государством.

Delimiter 468x90 ad place

Подписывайтесь на свежие новости:

Газета "День"
читать