Перейти к основному содержанию

Две годовщины — одно празднование

Петр Шелест и Владимир Щербицкий как типажи номенклатуры УССР
14 февраля, 00:00
Сегодня, 14 февраля, исполняется 95 лет со дня рождения Петра Шелеста, а 17 февраля — 85-летие Владимира Щербицкого. Однако на государственном уровне чествуют только последнего. Почему?

Если выйти на центральную аллею Байкового кладбища в Киеве, то неподалеку от входа, немного в глубине слева можно найти могилу Петра Шелеста. Пройдя вперед по самой аллее, справа вы увидите могилу Владимира Щербицкого. Кажется, вечность примирила их, а потому не хочется думать о мелком — кто был лучше, кто хуже, кто «матери истории более ценен». Однако думать все-таки приходится: у обоих в этом году «некруглые» годовщины.

Молчат Шелест и Щербицкий. Однако о последнем много говорят в Киеве и Днепропетровске те, кто считает, что при его жизни мало было сказано. «Круглый стол», речи, интервью, выставка документов, воспоминания, переименования улиц в честь героя — одним словом, мероприятия на «государственном уровне», которыми кто-то словно хочет подчеркнуть: ну, поняли, наконец, чья Украина?

О Шелесте нынче вряд ли кто-то что-то скажет. Что же, попробую «выровнять» ситуацию: вспомню обоих.

СПРАВКА «Дня»

ШЕЛЕСТ Петр Ефимович родился 14 февраля 1908 г. в с. Андреевка, ныне Харьковской области. В 1926 — 1927 гг. учился в Изюмской совпартшколе, с 1928 г. член ВКП(б). Учился в Харьковском инженерно-экономическом институте. В 1932 — 1936 гг. работал на производстве, в 1936 — 1937 гг. служил в Красной Армии, а с 1937 года работал начальником цеха, производства, главным инженером Харьковского завода «Серп и молот». С 1940 по декабрь 1941 г. — секретарь Харьковского городского комитета КП(б)У по оборонной промышленности. Во время войны и в первые послевоенные годы — на партийной и хозяйственной работе в Челябинске, Саратове, Ленинграде, Киеве. В 1957 — 1962 гг. первый секретарь Киевского обкома партии, в 1963 — 1972 гг. первый секретарь ЦК КПУ. В 1972 — 1973 гг. — заместитель председателя Совета Министров СССР; в 1973 г. подвергнут критике за попустительство «национализму» в УССР и отправлен на пенсию, после чего до 1984 г. работал в России на заводе при Долгопрудненском опытно-конструкторском бюро автоматики. Умер 22 января 1996 г.

ЩЕРБИЦКИЙ Владимир Васильевич родился 17 февраля 1918 г. в г. Верхнеднепровске Екатеринославской губернии (ныне Днепропетровская область). После окончания 9 класса в 1934 г. был утвержден инструктором Верхнеднепровского райкома комсомола. В 1941 г. закончил Днепропетровский химико-технологический институт. В тот же год вступил в ВКП(б). С декабря 1941 г. до декабря 1945 г. — на различных офицерских должностях в составе войск Закавказского фронта, после чего был уволен в запас. С августа 1946 г. на партийной работе, в августе 1948 —январе 1952 г. — второй секретарь Днепродзержинского горкома, с 1955 г. первый секретарь Днепропетровского обкома, в 1957 — 1961 гг. — секретарь ЦК КПУ. В 1961 — 1963 гг. председатель Совета Министров УССР, в 1963 — 1965 гг. — первый секретарь Днепропетровского обкома партии, в 1965 — 1972 гг. — председатель Совета Министров УССР. В 1971 избран членом политбюро ЦК КПСС, что было свидетельством политического противопоставления П. Шелесту, тогдашнему первому секретарю ЦК КПУ. В 1972 — 1989 гг. — первый секретарь ЦК КПУ. Умер 16 февраля 1990 г.

Шелест не очень стремился делать политическую карьеру, поэтому есть основания утверждать, что не он искал должности, а наоборот — должности искали его. В 45 лет начал работать вторым, а в 49 его избрали первым секретарем Киевского обкома партии.

С Щербицким все наоборот. Он стремился к вершинам политического «Олимпа», покорял их последовательно, хотя и не без трудностей, но никогда не рекламируя свою «политическую технологию». Как отмечал Виталий Врублевский, бывший помощник Щербицкого, он «не был открытым человеком». Автор другой публикации замечает: «Ни у нас, ни за рубежом, кажется, нет ни одного журналиста, который мог бы поставить себе в заслугу личное интервью с В.В.»

Чрезвычайно интересным представляется такой документ. Это сделанное в Управлении кадров ЦК КП(б)У заключение «О тов. Щербицком В.В.», когда его выдвигали на должность второго секретаря Днепродзержинского горкома партии. Здесь, в частности, отмечалось: «Из разговора с тов. Щербицким выяснилось, что он в вопросах организационно-партийной работы ориентируется правильно, понимает ее, однако высказывает такое мнение, что эту работу он уже в совершенстве знает. Склонен к самостоятельной работе, оргпартработой тяготится… Со своей стороны считаю, что тов. Щербицкий по своим объективным данным и недостаточному опыту партийной работы не подходит на рекомендуемую должность — второго секретаря Днепродзержинского горкома КП(б)У…»

Щербицкий и вправду многое должен был учитывать, поскольку делал стремительную карьеру. Тем не менее его «вспыльчивый» характер еще даст себя знать в начале 60-х в критике политики Никиты Хрущева. Как председатель правительства УССР Щербицкий осмелился противостоять хрущевской линии.

В. Врублевский пишет об этом так: «Из-за своего характера и отношения к делу В.В. не мог не оказаться в оппозиции. Бездумное увеличение площадей под кукурузу, насаждаемый сверху шаблонный квадратно-гнездовой способ ее выращивания привели вовсе не к росту валовых сборов, а к увеличению поставок зерна в союзный фонд, чему сопротивлялся В.В. Формальным поводом опалы стало то, что В.В. не воспринял разделение партии по «отраслевому» принципу. А в отличие от других — и не молчал. Хрущев отправляет Щербицкого в «ссылку».

Впрочем, «сослали» его не в Сибирь. «Ссылкой»(?!) была должность первого секретаря Днепропетровского обкома партии, а где именно, при каких обстоятельствах «не молчал» Щербицкий, мне не удалось выяснить. Кстати, никаких следов в документах Совета Министров УССР, который он возглавлял в 1961 — 1963 годах, о «фронде» Щербицкого не сохранилось. Возможно, это были (полу)приватные разговоры, о которых Хрущева проинформировали.

Здесь уместно вспомнить о том, что отношения Шелеста и Хрущева также не были однолинейно-мажорными, как кое- кто до сих пор считает. Например, Шелест не поддерживал идею о разделении парторганизаций на сельские и промышленные. И не просто не поддерживал, а откровенно высказывал свою позицию. Возможно, из-за того, что Хрущев не дотянулся (не успел) до Шелеста, его автоматически считали выдвиженцем хрущевской эпохи, а Щербицкого — наоборот. Не думаю, что это обоснованный тезис, поскольку в стратегическом плане Шелест не выступил против хотя бы одной из брежневских «инициатив», включая агрессию в Чехословакии в 1968 году. Более того, именно Шелест был одним из исполнителей, тех, кто обеспечивал переход через Карпаты и ввод войск в «братскую страну». Как свидетельствуют воспоминания Шелеста, он не воспринимал брежневскую политику «разрядки», расценивая это как «заигрывание» с Западом.

Напомню и о том, что Шелест сыграл важную роль в октябрьском перевороте 1964 года, то есть в свержении Никиты Хрущева. Именно ему Брежнев и Подгорный поручили переговорить о «недостатках» в работе Хрущева с большой группой руководящих работников с Украины. И Шелест проводил такие разговоры, кулуарно готовя устранение Хрущева на Пленуме ЦК КПСС. Позже в одном из интервью он утверждал, что, дескать, вопрос об отстранении Хрущева до октябрьского Пленума не ставился, и что сам Шелест узнал о намерениях заговорщиков только на заседании Президиума ЦК КПСС. Это не совсем соответствует действительности. Шелест мог не знать каких-то коллизий, которые возникли во время заседания Президиума ЦК КПСС, но еще 4 июля 1964 года он собственноручно зафиксировал в дневнике: «…Брежнев и Подгорный собираются отстранить Хрущева от руководства».

И еще такая деталь. Когда в конце 1969 года на Политбюро ЦК КПСС обсуждался вопрос о том, как отмечать и отмечать ли 90-летие со дня рождения Сталина, в частности публиковать ли статью в газете «Правда», Шелест настаивал на публикации и внес предложение поставить бюст Сталина на его могиле у Кремлевской стены, что, как известно, и было сделано в 1970 году. Следовательно, изображать Щербицкого «ортодоксом», а Шелеста «диссидентом» или «либералом» — антиисторично.

ИНТЕРЕСНЫЙ ШТРИХ К ХАРАКТЕРИСТИКЕ ЩЕРБИЦКОГО

В период его «опалы» оставил Владимир Семичастный, который в 1961 —1967 годах возглавлял КГБ СССР: «Когда в свое время его с должности Председателя Совета министров Украины (при этом он был кандидатом в члены Политбюро), отправили обратно в Днепропетровский обком партии, я, будучи председателем КГБ, принимал его в Москве на том же уровне, как и кандидата в члены Политбюро: та же охрана, те же номера на машинах, те же квартиры, те же телефоны и т.д. Он однажды мне сказал: «Владимир Ефимович, зачем вы это делаете? У вас же могут быть неприятности». Я ответил: «Не беспокойтесь. Это мое решение». Он это помнил. Правда, дружба с Брежневым была для него несравнимо более дорогой, чем все остальные отношения».

Щербицкий тяжело реагировал на свое вынужденное перемещение в 1963 году: он попал в больницу с инфарктом, но вскоре ситуация изменилась в его пользу. После отстранения Хрущева от власти на октябрьском (1964 г.) Пленуме ЦК КПСС и избрания первым (впоследствии Генеральным) секретарем ЦК КПСС Брежнева начался процесс сплочения нового «близкого круга». В него входили, в первую очередь, те, кто в какой-то степени «пострадал» от предшественника.

Приведу в связи с этим слова бывшего долголетнего комсомольского и партийного работника Юрия Ельченко: «Мы знали, что у Брежнева Владимир Васильевич был более чем уважаемым человеком, выходцем из одного — Днепропетровского — «партийного гнезда». Не исключено, что Брежнев видел в нем и своего преемника. Однако на пути стоял Шелест…»

Предынфарктное состояние было и у Шелеста, когда его в апреле 1973 года вывели из Политбюро ЦК КПСС. Однако это состояние диктовалось не опасением за карьеру (она, собственно, закончилась с переездом в Москву в апреле 1972 года), а, скорее, его темпераментом. Многие вспоминают, что Шелест, пришедший в политику с управленческой работы на производстве, никогда не молчал, как умел делать Щербицкий. Шелест шел «на таран» — был настойчивым, требовательным, даже жестким, проявляя эти качества постоянно и без колебаний; не пасовал перед самыми высокими авторитетами. Иногда, как пишет современник, «позволял себе директорские замашки — ведь в прошлом он директор завода. Иногда допускал и всяческие недипломатичные высказывания».

Кстати, о «недипломатичных высказываниях». Хорошо известно, что это «родовой признак» почти всех советских руководителей, особенно, производственников, которые таким образом часто «отыгрывались» на подчиненных. Так вот у меня появилась возможность проверить, делал ли это Шелест в неформальных условиях. Под Киевом, в городе Яготине до сих пор сохранился когда-то «закрытый объект» — Яготинское охотничье хозяйство Министерства лесного хозяйства Украины. Именно сюда, начиная с послевоенных лет, партийно-государственные руководители Украины ездили «расслабляться» — охотиться на уток. Начало этой традиции положил Хрущев, при нем построили первый дом в живописном месте у озера, где, собственно, охота и происходила. В начале 70-х построили более удобный двухэтажный дом. Сейчас он, как и все хозяйство, находится в очень заброшенном состоянии.

Два-три раза в сезон сюда приезжал и Шелест. Поехал и я в Яготин. Мне пришлось разыскать бывших егерей Александра Меткалика и Ивана Галушко, которые более 30 лет «обеспечивали» охоту, садились вместе с «вождями» Украины в лодку, общались с ними, вместе стреляли уток, а значит, видели и слышали такое, что ни в одних архивах не найти. Писать воспоминания егеря категорически отказались, а вот рассказали мне много интересного. В частности, то, что в отличие от кое-кого, Шелест всегда вел себя корректно, без хамства и высокомерия, пил только красное вино, вместе с Иваном Галушко пел украинские песни, «недипломатичные выражения» не употреблял.

На мой вопрос, был ли Шелест азартным во время охоты, я получил ответ, что был. В отличие (NB!) от Щербицкого. Для последнего охота была, скорее, необходимым ритуалом, и он в лодке мог отложить ружье и часами размышлять о чем- то, что совсем не касалось ни утреннего озера, ни уток на нем… Хотя, и Щербицкий, по воспоминаниям егерей, «недипломатичных выражений» в их присутствии не употреблял.

И еще одна «мелочь». Когда вызревал заговор против Хрущева, Шелест в августе 1964 года поехал на Днепропетровщину. Здесь под Новомосковском на речке Волчьей они встретились с Щербицким. «Я, — зафиксировал Шелест в дневнике, — проинформировал его о ситуации, которая складывается вокруг Н.С. Хрущева. Он воспринял это с особым злорадством, но и с большой трусостью, ведь он по своей натуре очень трусливый человек».

Здесь (для «баланса» справедливости) упомяну и о поведении самого Шелеста: как только свергли Хрущева, Шелест одним из первых пошел «против него» с сокрушительной критикой. И на фатальном для «нашего Никиты Сергеевича» октябрьском Пленуме ЦК КПСС в 1964 году первым выступал именно Шелест. И ни одного слова — наверное от большой смелости — в защиту Хрущева не сказал… Итак, у моих героев, которые оба вышли из сталинско-хрущевской «шинели», были схожие черты, были отличия.

ОДНАКО БЫЛА И ФУНДАМЕНТАЛЬНАЯ РАЗНИЦА

Всякий руководитель Украины сталкивался и сталкивается с проблемой определения степени своей «украинскости». Присмотритесь хотя бы к тому, что сегодня на поверхности — к представителям «русскоязычного населения» в современном истеблишменте Украины. Как быстро заговорили они по-украински, как только достигли властных высот…

Решали для себя эту проблему и Шелест с Щербицким. Ефим Лазебник, который был свидетелем многих событий, заметил, что в 50-е годы Щербицкий излучал патриотизм, говорил о своей любви к украинскому языку, о необходимости украинизации аппарата возглавляемого им обкома партии и тому подобное. Лазебник отмечает: «Возможно, это была не собственная позиция в отношении к украинскому языку, а только приспособление к верхней номенклатуре. Но такая мысль в то время у меня не возникала. Тем более, что и в следующие годы, когда Щербицкий был секретарем ЦК Компартии Украины (1957 — 1961), а потом председателем Совета Министров УССР (1961 — 1963), он в основном говорил на украинском языке и подчеркнуто проявлял свои чувства ко всему украинскому».

На одном из заседаний Президиума ЦК Компартии Украины, которое состоялось в 1962 году, Щербицкий возмущался, что такой большой народ имеет такие маленькие права. «Я, — писал Е. Лазебник, — долгое время смотрел на Щербицкого с нескрываемым уважением и думал, что именно он и является тем человеком, который способен выражать тревоги и боли украинского народа… Но я ошибся». По мнению Лазебника, после «опалы» в 1963 году и особенно после падения Хрущева, Щербицкий стал другим: «Он начал излучать какую-то неприязнь ко всему украинскому». Симптоматично и то, что, став после Шелеста «первым» в УССР, в своих многочисленных статьях, книгах и выступлениях Щербицкий всегда избегал употреблять выражение «украинский народ», используя эвфемизм «народ Украины». И украинский язык подчеркнуто игнорировал, что (поскольку для местной номенклатуры он был пример номер один) весьма негативно влияло не только на языковую ситуацию, но и на национальную политику в УССР в целом.

Для Шелеста вопрос «украинскости» был решен с самого начала и навсегда. Вот только одно свидетельство. 14 мая 1970 года он пишет в дневнике: «Рассматривали вопросы, связанные с созданием этнографического музея в честь Запорожской Сечи на острове Хортица. Все это крайне необходимо для истории нашего народа, для поколения, для воспитания патриотических чувств… Почему мы интересуемся античным миром, миром культур Востока, Африки? А мир своего народа забываем?».

Шелест инициировал издание многотомной «Истории городов и сел Украинской ССР». И хотя авторы 26 томов видели преимущественно в том или ином городе или селе сначала большевиков, а потом, по выражению одного из героев Достоевского, «всю остальную сволочь», это издание создало невиданный в истории СССР прецедент.

Итак, Шелест оставил после себя Шевченковскую премию, мемориал на Хортице, музей архитектуры и быта в Пирогово, Дворец «Украина» (из-за строительства которого имел неприятности), а Щербицкий — монумент на площади Октябрьской Революции (нынче майдан Незалежности) в Киеве, помпезный Музей Ленина (который в Киеве никогда не был!), Музей Великой Отечественной войны (с макабричной «Лаврентьевной»), который обезобразил склоны Днепра и на открытие которого в 1981 году притащили еле живого Брежнева…

Ну, это так, мысли по ходу. Вернемся к Шелесту. Он защищал не только Юрия Ильенко, но и Сергея Параджанова. Иван Дзюба вспоминал, что в свое время впечатлениями о Шелесте «делились со мной Сергей Параджанов и Виктор Некрасов, которые с ним встречались, и оценка которых много значит. Параджанов попросился на прием к Шелесту в связи с «творческой безработицей» — Шелест предложил ему поставить фильм «Хлеб» об украинской земле... Экзальтированный Сергей говорил о Шелесте с симпатией и благодарностью, некоторое время горел идеей предложенного фильма, но вскоре обстановка изменилась… А Виктор Платонович Некрасов должен был нанести визит Шелесту, когда решался вопрос об его эмиграции во Францию. Его не удерживали, а наоборот — деликатно выталкивали, особенно известный Маланчук... С вождями Виктор Платонович держался на дистанции иронии. Но и он соглашался с тем, что в Шелесте есть что-то человечное».

ЗА «ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ» С РАБОТЫ НЕ СНИМАЮТ

За что же тогда 25 мая 1972 года Шелеста освободили от должности первого секретаря ЦК КПУ? В протоколе заседания Пленума ЦК Компартии Украины это выглядело так: «О первом секретаре ЦК КП Украины (Предложение вносит тов. Лутак И.К.)

1. В связи с назначением тов. Шелеста П.Е. заместителем председателя Совета Министров СССР освободить его от обязанностей первого секретаря и члена Политбюро ЦК КП Украины.

2. Избрать первым секретарем ЦК КП Украины тов. Щербицкого В.В.

Просить ЦК КПСС утвердить п. 2 этого постановления».

Как видим, никаких мотивов перемещений не было указано, но преемником стал ни кто-нибудь, а именно Щербицкий. И дело здесь не только и не столько в его принадлежности к «днепропетровскому клану» во главе с Брежневым. Дело, в первую очередь, в том, кем был Шелест.

Воспоминания и дневники Шелеста, документы, подготовленные в период, когда он возглавлял ЦК КПУ, интервью, воспоминания о нем позволяют говорить, что шелестовская линия основывалась на своеобразной двойной лояльности — общесоюзной и республиканской, постоянном маневрировании между двумя политическими дискурсами — централизаторским и антицентрализаторским. «Работать становится все труднее, народ почти откровенно выражает свое недовольство, все это «фиксируется». Все зацентрализовано предельно, до глупости» — это оценка Шелестом ситуации конца 50-х годов, то есть эпохи Хрущева. Эта оценка не изменилась и при Брежневе. Шелест упрямо «бомбардировал» центральные московские инстанции письмами, содержание которых очень простое: соблюдение прав Украины как суверенной республики. Кстати, немало документов они подписали вместе со Щербицким, как, например, письмо в ЦК КПСС от 8 июля 1969 года, в котором протестовали против предложений московских руководителей ликвидировать Министерство энергетики и электрификации УССР. С 1965 года Шелест не закулисно, а открыто, на заседании Политбюро ЦК КПСС высказывал недовольство отношением к Украине, конфликтовал с представителями «ближайшего окружения» Брежнева и самого Ильича иногда критиковал.

Понятно, на фоне брежневского гиперцентрализма, унификаторской линии и политики русификации такую активность довольно легко можно было признать «опасной». В связи с этим интересным представляется эпизод из воспоминаний Шелеста, где он рассказывал, как уже после увольнения с должности заместителя Председателя Совета Министров СССР в 1973 году пошел на разговор к Брежневу: «Я его прямо спросил: «... Скажите, что мне ставилось в вину, когда решался вопрос о моем уходе с Украины?» Он долго уклонялся, но сказал: «Накопилось много материалов, часть правды, но много и наносного». Я настаивал на том, чтобы мне Брежнев сказал правду… Брежнев много думал и сказал: «Ты много проявлял самостоятельности в решении вопросов, часто не считался с Москвой. Были элементы местничества и проявления национализма».

Раньше Брежнев также сообщал Шелесту о том, что в Москве есть «сигналы» о «проблемах» в Украине. Исследователям еще предстоит выяснить, какие именно (и чьими усилиями) накапливались в Москве антишелестовские «материалы». Будущий первый секретарь ЦК Компартии Украины на примере этих «материалов» вынес хороший урок для себя — как держаться, какую меру лояльности/сервилизма в отношении центра исповедовать.

Итак, в мае 1972 года Щербицкий победил. Раньше до Шелеста доходила информация о том, что вокруг него плетется заговор. Информация у него имелась, а сделать он ничего не мог, поскольку к сбору «компромата» был подключен КГБ при Совете Министров УССР, который с июля 1970 года возглавлял московский посланец Виталий Федорчук. Он настойчиво формировал самое страшное обвинение: Шелест должным образом не руководил борьбой против «националистов» и диссидентского движения.

В связи с этим стоит привести мнение одного из тогдашних западных авторов: «Возникает вопрос: мог ли Шелест ликвидировать сопротивление, если он действительно этого хотел? Ответ должен быть позитивным, поскольку в 1972 году полицейскими мерами удалось затерроризировать и на тот момент прекратить наиболее откровенные формы оппозиции. Это могло быть сделано и в 1969, 1970 или 1971 году, но это не было сделано по многим причинам. Шелест, по сути сталинист и отнюдь не друг украинского национального движения, чувствовал, что может манипулировать им в своих собственных интересах. Выступая против «буржуазного национализма» в речах и статьях, он не противодействовал настолько сильно, насколько мог, проявлениям украинского национализма».

Все это так и, в то же время, не совсем так. Трудно поверить, но в СССР не существовало закона о деятельности спецслужб, что создавало для нее огромные возможности, широченную сферу компетенции. Кроме того, стоит принять во внимание и то, что «украинский» КГБ был всего лишь послушным провинциальным филиалом московской централи.

Понятно, и при Шелесте погромных акций в Украине хватало. Достаточно вспомнить аресты и судебные процессы 1965 — 1966 годов или громкий процесс над Вячеславом Чорновилом в 1967 году. Хотя понятно и другое: те акции не идут в сравнение с широкомасштабными действиями В. Федорчука, осуществленными, когда Щербицкий возглавил КПУ. Итак, усилиями конкурентов и спецслужбы Шелесту был создан имидж «националиста».

В ТАКИХ УСЛОВИЯХ ВЗОШЛА ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЗВЕЗДА ЩЕРБИЦКОГО

Думаю, свою победу он не трактовал как сведение личных счетов. Разве что в определенной степени, поскольку помнил, как в 1965 году Шелест возражал против его назначения на должность председателя Совета Министров УССР (на эту должность ранее был рекомендован Александр Ляшко).

А вот как оценивал роль Щербицкого в своем свержении Шелест. 22 мая 1972 года он записывает в дневнике: «Состоялся у меня крупный разговор с Щербицким, все, что я знал об его «действиях» в отношении меня, я ему высказал в глаза. Что он неискренний, опасный человек, большой карьерист и большой подхалим, что я плохо знал его и некоторых людей из ближайшего окружения, много доверялся им». У Шелеста было слишком много человеческих эмоций. И это понятно: на Пленум ЦК КПУ 25 мая 1972 года по его же снятию его же не допустили: Брежнев заставил «срочно» выехать в Москву. Таким образом Щербицкий обезопасился от неожиданностей и победил без осложнений. Победил как политик. Но это еще было не все. Теперь он должен послать «московским боярам», как он сам их иронично называл, сигнал, что он хорошо усвоил, на чем всегда «горели» руководители Украины: на национальном вопросе и на «хлебе». В последние понятия включался, понятно, не только хлеб, но и то, что называлось «социально-экономическая жизнь украинского народа в единой братской семье народов СССР». Новый лидер КПУ начал решительно дистанцироваться от «шелестовщины», практически до начала 80-х «исправляя» ошибки своего предшественника.

Первым таким «исправлением», осуществленным при содействии Щербицкого, стала публикация погромной рецензии на книгу Шелеста «Україно наша Радянська» (вышла из печати в 1970 году) в журнале «Коммунист Украины» в апреле 1973 года. У этой публикации тоже своя история, вокруг которой накоплено немало неправды. 12 сентября 1972 года в ЦК КПУ поступило развернутое письмо за подписью академиков Николая Шамоты, Бориса Бабия и члена- корреспондента АН УССР Арнольда Шевелева, в котором содержалась критика книги П. Шелеста «Україно наша Радянська». Авторы письма считали, что «о недостатках упомянутой книги целесообразно было бы в приемлемой форме ознакомить партийный и хозяйственный актив, научную общественность, а, возможно, и широкие круги читателей».

20 февраля 1973 года Политбюро ЦК КПУ обсудило это письмо, а после этого 3 марта 1973 года В. Щербицкий послал за своей подписью следующее письмо в ЦК КПСС: «Политбюро ЦК КП Украины обсудило письмо академиков АН УССР Н.З. Шамоты, В.М. Бабия и члена-корреспондента АН УССР А.Г. Шевелева в серьезных методологических, идейных ошибках книги П.Е. Шелеста «Україно наша Радянська».

При обсуждении выражено согласие с выводами указанного письма в том, что ряд положений книги П.Е. Шелеста теоретически несостоятельны и политически вредны. Учитывая, что книга «Україно наша Радянська» по ряду важных принципиальных вопросов отходит от партийных, классовых позиций и наносит ущерб делу интернационального воспитания трудящихся (Выделение мое. — Ю.Ш. ), признано необходимым проинформировать о ее серьезных ошибках партийный актив, опубликовать в журнале «Коммунист Украины» аргументированную редакционную рецензию, после чего провести работу по изъятию названной книги из библиотек. (Выделение мое. Книгу изъяли, а часть 100-тысячного тиража уничтожили. — Ю.Ш. ). Единодушно также осуждено практиковавшееся тов. Шелестом П.Е. издание книг за его подписью без ведома Политбюро ЦК КПСС и Центрального Комитета КП Украины. Высылаем при этом единогласно принятое решение ЦК КП Украины «О книге П.Е. Шелеста «Україна наша Радянська» и письмо группы ученых по данному вопросу».

Ни от каких «партийных, классовых позиций» Шелест в своей бесцветной и неинтересной книге, разумеется, не отходил, но санкция на критику от ЦК КПСС была получена. Так и появилась в журнале «Коммунист Украины» упомянутая грубая редакционная статья «О серьезных недостатках одной книги» — политический приговор Шелесту. После выхода статьи в средствах массовой информации развернулась шумная «антишелестовская» кампания. Как иронично отмечал один западный комментатор в 1973 году, «атака на Шелеста — это был словно стартовый выстрел (Поняли, кто дал этот выстрел? — Ю.Ш. ) в начале бега, и все участники бега старались перегнать друг друга в своих ругательных выступлениях».

Не случайно в последнее четвертое (1977 год) «каноническое» издание «Очерков истории Компартии Украины» Шелест вошел как деятель, который «допустил серьезные недостатки в руководстве республиканской партийной организацией».

Здесь самое место привести слова еще одного антикоммунистического комментатора, который, понятно, не выказывал симпатий Шелесту, тем не менее, написал: «Под маской критики Шелеста в упомянутой статье анонимные авторы нападали на все, что за последние годы успел отвоевать украинский народ, они выносили акт обвинения не так первому секретарю ЦК КП Украины, как всему народу, всем, кто в последнее десятилетие чем-нибудь отличился в деле спасения духовности нации перед наплывом униформованной советчины и обрусения, кто сохранил национальное и человеческое достоинство или обычные приличия».

ВСЕ ДАЛЬНЕЙШИЕ СОБЫТИЯ ХОРОШО ИЗВЕСТНЫ

Шелест доживал свой век в Москве, а Щербицкий более 17 лет провел на должности руководителя КПУ. Уже в октябре 1972 года он сделал секретарем ЦК КПУ по идеологии вместо «шелестовца» Федора Овчаренко «идейно выдержанного» ретрограда Валентина Маланчука, политическую биографию которого, кстати, еще также предстоит написать. Он реализовывал линию Щербицкого вместе с Федорчуком. Это были безоговорочные сторонники жестокого подавления инакомыслия, преследования диссидентов, национальной интеллигенции и «самиздата». В октябре 1972 года Федорчук вместе с Маланчуком разработал и внес на рассмотрение Политбюро ЦК Компартии Украины предложения по «улучшению работы идеологических учреждений, дальнейшего усиления борьбы с проявлениями враждебной антисоветской националистической деятельности», что в частности означало «чистку» научных учреждений, вузов, редакций периодических изданий, издательств.

Подчеркивая свою преданность курсу Брежнева на «стабильность» (в противовес хрущевским экспериментам и поискам) и стремление сохранить систему, Щербицкий предпринимал меры для выполнения плановых заданий, не выходил за рамки тогдашней социально-экономической и идеологической парадигмы. Однако, как отмечают исследователи, само это не могло предотвратить падения темпов экономического роста, фондоотдачи, производительности труда, особенно, в сельском хозяйстве, национального дохода в целом. С 1961 по 1985 год почти в два раза снизилась рентабельность предприятий, экономика стала невосприимчивой к нововведениям, внедрению достижений науки и техники.

Щербицкий настолько сросся с образом руководителя эпохи брежневского «развитого социализма», что не смог выйти из него, когда речь шла даже о человеческой жизни. Это в полной мере проявило его поведение во время аварии на Чернобыльской АЭС в апреле 1986 года.

Как справедливо отмечают комментаторы тех событий, растерянность и даже настоящий шок, справедливое возмущение у людей вызвало полное замалчивание чернобыльской катастрофы в первые, наиболее драматичные дни конца апреля — начала мая 1986 г., неправдивая, дозированная, безжалостная по отношению к собственному народу (дез)информация в последующие месяцы. Молчал Горбачев, молчал Щербицкий.

Интересный комментарий по этому поводу В. Врублевский: «Конечно, если бы после Чернобыля Щербицкий восстал против Москвы, то он бы имел исторический шанс стать харизматичным лидером и национальным героем. Но… этого не произошло. Почему? В любом случае не по соображениям личной заинтересованности». Если отбросить малопонятные слова о «харизме» (причем здесь «харизма»?), то у Щербицкого, действительно, был шанс проявить свой «вспыльчивый» характер (как это было в случае с Хрущевым). Однако в нем снова победил политик, которого жизнь научила молчать, «не высовываться», делать свое дело. Это публично. Внутренне «молчать» он уже не мог. Как в макабричном сне, возвращалось все, борьбе с чем он посвятил жизнь: крепло национально-освободительное движение, возникали неподконтрольные партии общественно-политические формирования, в самой партии создавались различного рода «демократические платформы», которые ревизовали «демократический централизм» и все, на чем строилась партия, возвращались из заключения те, кто попал за решетку за «национализм».

Еще ко всему этому он понял, что горбачевская «перестройка» разрушает главное — монополию партии в государстве. Это особенно выразительно продемонстрировала ХIХ партийная конференция КПСС, делегатом которой был Щербицкий. Оставляя его на должности первого секретаря, превращая Украину в «заповедник коммунизм», Горбачев словно осуществлял эксперимент на анахроничную выносливость, как будто проверял, сколько времени сможет «последний из могикан застоя» идти против нового политического течения. Шел, замечу, достаточно долго. А когда приостановил движение, из «социалистической демократии» начала возникать просто демократия…

Щербицкий первым дал понять, что он больше не желает участвовать в этом эксперименте. 21 сентября 1989 года он написал заявление в ЦК КПУ об освобождении его от обязанностей первого секретаря и члена Политбюро по возрасту и состоянию здоровья, что и было сделано на Пленуме ЦК КПУ тогда же в сентябре. Присутствовавший на пленуме Горбачев дал позитивную оценку деятельности Щербицкого (хотя смена руководства в Украине отражала давно назревшую необходимость) и по лицемерным законам политического этикета благодарил его за работу. Сегодня, в феврале 2003 года Щербицкого, похоже, поблагодарят еще раз…

Что ж, на здоровье, если это так необходимо независимой Украине. Вопрос в другом: почему бы при этом не поблагодарить и Шелеста, ведь и у него годовщина? А как вы считаете?

Delimiter 468x90 ad place

Подписывайтесь на свежие новости:

Газета "День"
читать