«Друг Отчизны и муз»

Жизнь Василия Васильевича Капниста (1758—1823) — возможно, наиболее убедительное подтверждение этих слов выдающегося украинского историка. Известный русский поэт и драматург, друг Гаврилы Державина, Ивана Дмитриева, Николая Львова и других знаменитых литераторов эпохи Екатерины II, Василий Васильевич был среди тех, кто хранил в своем сердце память о бывших казацких вольностях родной Украины, стремился, насколько позволяла цензура, донести идеи свободы и гуманизма до самых широких слоев общества; тем самым он стал предтечей демократов Украины будущих поколений и полностью заслужил право на такую уважительную эпитафию: «Друг муз, друг родины он был...»

На портрете мы видим лицо нашего героя. Это человек несколько сентиментальный, с мечтательными, ласковыми глазами, тонкими чертами лица. А между тем предки Василия Васильевича были людьми весьма далекими от какой-либо рефлексии — они представляли собой натуры отважные, воинственные, что отчасти объяснялось их происхождением. Дед его, Петр Христофорович Капнист, грек по национальности, много лет вел борьбу против поработителей-турок и во время Прутского похода армии Петра I (1711 г.) перешел на сторону российских войск (православное единство, очевидно, было здесь решающим фактором), приведя с собой вооруженный отряд греков-добровольцев. После этого Петр Капнист поступил на гетманскую службу и навсегда поселился в Украине.

Сын Петра, бригадный генерал Василий Капнист, женился на дочери бунчукового товарища, исконного казака, Софии Андреевне Дунин-Борковской. В их семейном имении, селе Обуховке вблизи Миргорода на Полтавщине, и родился 23 февраля 1758 года будущий поэт.

Отец не дождался сына: командуя пятью слободскими казацкими полками, он погиб в битве с прусской армией при Гросс-Егерсдорфе 19 августа 1757 года. Воспитание сына полностью взяла на себя мать, женщина, сохранившая исключительно высокий уровень украинского национального сознания — современники рассказывали, что даже на аудиенцию к императрице Елизавете Петровне, которой София Борковская была «милостиво удостоена», она появилась в украинском народном наряде...

Но для Софии было вполне ясно, что передать маленькому Василию любовь к родной Украине — еще слишком мало. Нужно настоящее, прочное, классическое образование. И молодой человек получил его. В первую очередь Капнист блестяще изучил латынь, немецкий, французский языки, ознакомился с мировой литературной классикой. Этому не мешало даже то, что в 13-летнем возрасте он уже был записан капралом лейб-гвардии Измайловского полка (подобное вполне укладывалось в традиции того времени; дети из дворянских семей, бывало, в двухмесячном возрасте «записывались» на военную службу, а лет в 16 — 18 становились уже офицерами)... Что же касается Василия Васильевича, то он закончил службу гвардии подпоручиком в 1781 году.

Современники, хорошо знавшие Капниста, единодушно подтверждали, что он никогда не стремился делать карьеру при петербургском дворе, хотя и получал в свое время довольно пристойные должности в Украине (так, был определенный период Генеральным судьей Полтавской губернии и Полтавского генерального суда, маршалком (предводителем) дворянства Миргородского уезда, а чуть позже — и Киевской губернии). Вряд ли отдельные достижения потомка греческо-украинской казацкой семьи на имперской службе так уж радовали его (в 1801 году, после восхождения на трон Александра I, он навсегда покинул Петербург в чине статского советника и вернулся в любимую, родную Обуховку, где и провел последние 22 года своей жизни...).

Истинным смыслом жизни Капниста были поэзия и борьба против общественной несправедливости — причем в его понимании оба эти дела часто бывали неразделимы, потому что поэзия для Василия Васильевича прежде всего — выполнение высокого гражданского долга. Именно защите униженных, бедных, обиженных он отдавал всего себя, делая это с воистину поэтическим вдохновением. Дочь поэта, София Капнист-Скалон, вспоминала: «Отец мой любил страстно родину свою и готов был жертвовать всем имуществом своим для блага Малороссии; при малейшем угнетении или несправедливости начальников он летел в Петербург, бросал семейство свое, делал долги и, воюя часто с известными людьми, почти всегда возвращался победителем. Единственным желанием его было — восстановить прежнее благосостояние и богатство Малороссии и оживить, так сказать, народ, который еще помнил свою свободу...»

Это и было, очевидно, главным мотивом самого отважного поступка нашего поэта. В 1791 году Василий Капнист полусекретно прибывает в Берлин, просит аудиенции у королевского канцлера, графа Герцберга и спрашивает у него: может ли прусское правительство оказать помощь (моральную, политическую, а, возможно, и военную) тем в Украине, кто готов начать борьбу против «московской тирании» и «деспотизма Потемкина». Кстати, до сих пор неясно, какие конкретно дворянские или казацкие общественные прослойки представлял в данном случае В. Капнист, но ясно одно: украинский социум тех лет был весьма неоднородным, отнюдь не единым в своих целях и взглядах, и только наиболее радикально настроенные люди разделяли взгляды поэта. Понятно и другое: несмотря на не лучшие в то время отношения между Пруссией и Российской империей, Василий Васильевич очень рисковал, потому что реальной была возможность, что прусское правительство сообщит о его зондаже Петербургу. К счастью, Герцберг дал очень уклончивый ответ, но не раскрыл тайну петербургскому правительству. Добавим, что эта история стала известна только в 1888 году из бумаг, случайно найденных в прусских архивах.

И все-таки главным в жизни «друга отчизны и муз» были именно музы, а не политика. Все возмущение, горький сарказм, который шел из глубины оскорбленной души патриота, всю силу ума и души вложил Капнист в знаменитую «Оду на рабство» (1783 г.), написанную немедленно после введения Екатериной II крепостничества в Украине. Пусть нас не отталкивает архаичный, несколько тяжеловатый стиль стихотворений Капниста — без этого произведения высокой гражданской ценности, без преувеличения, не было бы ни Пушкина, ни Котляревского, ни Шевченко.

Вчитаемся:

Где благо, счастие народно
Со всех сторон текли свободно,
Там рабство их отгонит прочь.
Увы! Судьбе угодно было,
Одно чтоб слово превратило
Наш ясный день во мрачну ночь

Современникам в Украине не нужно было объяснять это «слово» — указ императрицы Екатерины II. И все-таки автор нашел в себе силы остаться оптимистом — он верит, что «...перервется в тех краях стенанье, где в первый раз узрел я свет».

Всероссийскую славу Капниста еще раз подтвердила его сатирическая комедия «Ябеда» (1798 г.). Здесь дана уничтожающая картина нравов в том государстве, где председатель суда «без наличного довода» (то есть без взятки) «дел не судит», а прокурор был «награжден» такими словами автора:

Где плохо что лежит,
там метит он далеко,
Не цапнет лишь того,
чего не досягнет.

Недаром комедия «Ябеда», это, по отзывам современников, «зеркало, в котором многие себя увидят», была быстро запрещена императором Павлом I...

Каким был Капнист-человек? Историк Дмитрий Бантыш-Каменский так описал поэта: «Он был среднего роста, собой худощав, имел приятное лицо, на котором ум и живость характера яркими красками отражались в огненных глазах и насмешливой улыбке. В обществе отмечался он любезностью, остротой и веселостью разговора; владея абсолютно русским языком (о чем свидетельствуют его произведения), прекрасно говорил на французском и немецком, любил больше всего говорить по-малороссийски и тем увеличивал приятность своих рассказов, захватывающих и вместе с тем шутливых. Как сын Малороссии, любил он негу; писал, лежа в постели, в окружении книг и бумаг». Да, казалось бы, расслабленный, сентиментальный человек; но не будем забывать — его сыновья сочувствовали декабристам, один из родственников, Петр Капнист, участвовал в декабристском движении, а в год смерти поэта ходил уже по земле Черкасщины 9-летний Тарас...