Сергей ДАНЧЕНКО: «Театр — это отражение момента»

Почти 23 года Данченко были связаны с театром им. И. Франко. Он возглавил коллектив в разгаре застоя, когда театр словно спал летаргическим сном. Уже после первого спектакля, поставленного на этой сцене, — «Украденое счастье» Франко, он сразу заявил о себе как реформатор украинского театра. Среди работ, которые мы сегодня считаем современной классикой, — чеховский «Дядя Ваня», «Энеида» Котляревского, шолом-алейхемовский «Тевье-Тевель», «Визит старой дамы» Дюрренматта, шекспировский «Король Лир», «За двумя зайцами» Старицкого. Сергей Владимирович сумел не только разбудить, расшевелить «сонное царство», но и вывести театр в лидеры. Эту высокую планку франковцы не снижают. Уже семь месяцев как ушел из жизни Сергей Данченко. Его дело продолжает соратник и друг Богдан Ступка. В январе открыли Театр в фойе — многолетнюю мечту режиссера о сцене, где можно экспериментировать и ставить камерные спектакли. В начале марта провели актерский конкурс, который проходил четыре дня, — так много было желающих показать свой талант и работать в прославленной труппе.

В чем был феномен режиссера? Этот вопрос волнует всех, кто влюблен в театр. Среди последних монографий, вышедших еще при жизни режиссера, — «Беседы о театре» Елены Коваленко, «Театральный тандем» Владимира Мельниченко. А вот книгу Ростислава Коломийца «Сергей Данченко. Портрет режиссера в интерьере времени» он, к сожалению, уже не увидел. Автор посвятил ее мастеру, с которым работал на протяжении длительного времени.

Этот материал — размышления Сергея Владимировича, которые он оставил нам в наследство, высказанные в разные годы: о театральной режиссуре, о том, как он руководил франковской труппой, о работе с актерами, о творческих замыслах, воплощенных на сцене.

РЕЖИССЕР — ЧУВСТВЕННАЯ ПРОФЕССИЯ

«Я всегда завидовал художникам, писателям — они оставляют произведения, которые живут и после них, в которых остается их душа, сердце, мысль, — сказал Сергей Владимирович в одном из последних своих интервью. — Театр — это отражение момента. Я убежден, что главный путь театра — в исследовании глубинных проблем жизни, первопричин явлений, а не в констатировании тех или иных событий. Я бывший геолог, поэтому умею ориентироваться в пространстве, в соответствии с углом падения солнечных лучей. Тот, кто этого не знает, будет долго блуждать по незнакомым тропинкам , неоднократно возвращаясь в одно и то же место...

Театральный стиль вырабатывается, когда коллектив обретает подпору в определенном круге авторов. Тогда он отличается от других и можно говорить о его художественной программе. В театре им. И. Франко правомерно и даже необходимо иметь несколько художественных линий, чтобы коллектив не терял перспектив. Главный режиссер направляет основную линию, но нужно экспериментальное направление. У постановщиков должны быть разные почерки — иначе застой.

Режиссер — это чувственная профессия. Без интуиции, ощущения общих тенденций, без доверия собственному подсознанию режиссер не состоится. Когда думаю над выбором пьесы, то обязательно просчитываю возможные результаты. Это могут быть сотни вариантов. Сначала работаю с художником. Вместе ищем общий образ спектакля. Когда появляется макет, ощущаю сценическое пространство и как в нем можно двигаться. Для меня распределение ролей — это расчет, потому что хорошо знаю индивидуальность актеров. Потом начинается наша кропотливая общая работа над ролями. На репетицию иду, имея общее ощущение спектакля, ключевых сцен. Спектакль — это процесс, и он не выдерживает жесткой фиксации наперед. Все «гениальное» рождается на сцене от верно выбранного общего тона, сути событий, особенностей материала».

ОСТАНОВИТЬ МГНОВЕНИЕ В ИСКУССТВЕ — ОЗНАЧАЕТ ПОГИБНУТЬ

«Художник не должен забывать: то, что вчера было открытием, обычно сегодня и архаично завтра. Остановить мгновение в искусстве — так же, как и в жизни, означает погибнуть. Под актерским профессионализмом я понимаю умение «потоптаться по себе». Профессиональный актер должен постоянно работать, то есть играть и играть, а режиссер — ставить. Другого не дано.

Если актер настоящий, то он вынужден, если нужно, быть некрасивым, грубым, слишком откровенным. Он должен владеть своим голосом и телом. Питер Брук говорил, что драматический актер где-то после тридцати лет перестает работать над собой. Это действительно так. В драматическом театре, по-видимому, собрались наиболее ленивые среди исполнителей. Например, оперный певец, даже тот, который очень редко выходит на сцену, все же должен ежедневно распевать вокализы, чтобы быть в форме. Музыкант тоже неутомимо работает, чтобы не потерять техническое мастерство. А драматический актер привык достигать результата, используя «неразогретый» аппарат. Овладел азами — и уже не тренируется.

Существует одна серьезная проблема — актерские штампы. От удачных находок очень тяжело отказаться. Такое случается даже с мастерами. Легко руководить, если в коллективе только два Наполеона, а если их семьдесят? Каждый актер — оригинальная личность. С такими бывает тяжело, зато интересно... Я, в принципе, не понимаю природу конфликта главного режиссера с актерами: у нас же разные весовые категории, неравные условия — я руковожу театром, а актер играет на сцене. Считаю, что когда возникает вопрос, кому принадлежит ведущая роль в театре — актеру или режиссеру, то это говорит о неблагополучии в коллективе.

Я с грустью смотрю, как молодые актеры теперь не живут театром, а работают по инерции. Иногда кажется, что они не очень хотят играть. Мой отец был настоящим актером. Даже будучи тяжело больным, он, поддерживаемый обезболивающими препаратами, все-таки выходил на сцену. Сейчас таких преданных делу людей почти нет.»

ПЬЕС, КОТОРЫЕ БЫ ХОТЕЛОСЬ ПОСТАВИТЬ, НЕ ТАК УЖЕ МНОГО

«Я не терплю давление. Оно вызывает у меня противодействие. Если меня заставлять, то обязательно приложу усилия и сделаю наоборот. Когда мне угрожали, то усыплял внимание и искал вариант, чтобы выйти из-под контроля. Приняв решение, шел уже до конца.

Мне приходилось руководить театрами в разные времена (от конца 60-х и до сегодняшнего дня), фактически непрерывно. Начиная с оттепели, в течение застоя, перестройки и в период становления независимой Украины. Но я никогда не прилагал усилий, чтобы удержаться на должностях. Для управления труппой режиссеру требуется три вещи: интуиция, способность подчинять собственные амбиции интересам театра и честность. Сейчас появились новые проблемы. Мы пришли к финансовой цензуре. И дело здесь не в переходном периоде. Это является нормой для рыночной системы. Существует четкое распределение на спектакли коммерческие и художественные. Эта проблема касается всех. Даже если нам не нравится, но приходится думать о ней. Потому что так возникают опасные явления. Коммерческие спектакли с красивыми актерами, но... посредственные по художественному уровню.

Я считаю, что театр второй половины XX века не принес новых театральных идей, а синтезировал открытые раньше системы Станиславского, Мейерхольда, Курбаса, Брехта. Теперь происходит «диффузия», взаимопроникновение разных идей.

Прожив в театре долгую жизнь, на собственном режиссерском опыте я удостоверился, что пьес, которые бы хотелось поставить, не так уже много. Меня, например, не привлекала качественная драматургия Ивана Карпенко-Карого, за исключением нескольких его пьес. Не чувствую необходимости ставить Александра Островского. Это не мой театр. Никогда не берусь за автора, произведения которого вынужден буду калечить, перекручивать, разбирать на части и потом складывать из них мозаику. Считаю, что классические произведения часто помогают лучше понять сегодняшний день.

На франковской сцене Генриха Ибсена последний раз ставили в 1928 году. Я обратился к творчеству этого писателя в середине 90-х. Взялся за «Росмерсгольм», потому что Ибсен меня интересовал как предчеховский драматург. Сама идея, заложенная в пьесе, близка многим: поиск содержания и смысла жизни. Меня интересовали, прежде всего, коллизии женского и мужского мироощущения. Сознаюсь, что меня больше привлекало другое произведение Ибсена — «Пэр Гюнт», я подробно разработал его концепцию. Только в силу объективных обстоятельств мы тогда не могли себе позволить многофигурную постановку, но свою мечту я осуществлю...»

Этот замысел Сергей Владимирович не успел воплотить на сцене. Остались его черновики, сделан макет. По словам франковцев, «Пэр Гюнта» они обязательно воплотят в жизнь. Идет поиск режиссера, который сможет это сделать.