Лилия ПУСТОВИТ: «Уже стерлись различия между «нами» и «ими»
Но почувствовать себя украинкой самобытному дизайнеру помогли показы ее коллекций... в России![](/sites/default/files/main/openpublish_article/20020307/444-20-1_0.jpg)
Как все начиналось? После школы закончила Киевский технологический институт легкой промышленности (факультет швейного производства), попала в Молдавию — на швейную фабрику города Бендеры, где вскоре стала главным художником. Тут случился развал Союза, Лиля возвращается в Киев, по сути, в никуда. Как все складывалось дальше?
«КАК НЕПРОСТО С НАМИ РАБОТАТЬ, ЗАПАД ПОНЯЛ ТОЛЬКО СЕЙЧАС»
— Складывалось довольно удачно — в 92-м году было принято решение преобразовать украинский институт легкой промышленности, на базе которого возник центр моды «Экста». В те перестроечные времена, когда старые дома моды, скажем так, не пережив смену эпох, стали терять свое значение, центр был единственным стабильно работающим предприятием. Новые же коммерческие фирмы тогда еще не успели набрать обороты. Куратором центра, по решению директора Укрниилегпрома Татьяны Пискаревой, назначили известную в мире моды личность — Тамару Радзимовскую. Тамара в свое время была моделью, потом руководила школой моделей. Будучи женой директора французского культурного центра, она имела обширные связи за границей, организовывала там показы, в общем, осуществляла связку «предприятия легкой промышленности — дома моды — модели — показы». В числе пяти дизайнеров (среди которых были Татьяна Земскова, Елена Ворожбит, Анжела Лисица) работать в центр пригласили и меня. Под руководством Тамары мы сделали первую коллекцию, которая стала на тот момент настоящим прорывом для Украины — с ней мы ездили на показ в Тулузу, где, помимо местной прессы, нам посвятил целую полосу такой известный журнал, как «Marie Claire». В дальнейшем многие ребята ушли из «Эксты», а я осталась там главным стилистом. Два раза в год центр готовил трендовые коллекции для предприятий и всевозможных семинаров, посвященных моде. С одной из таких коллекций в 96-м году я съездила на Международный конкурс молодых дизайнеров «Золотая пуговица» в Вильнюс, где получила гран-при. Самым приятным моментом для молодых на вильнюсском смотре было то, что жюри состояло сплошь из представителей известных западных домов — таких, например, как Живанши, Оливье Лапидус, Пако Рабанн. Которые, помимо оценки работ, по вечерам устраивали показ собственных коллекций. Тогда же, в Вильнюсе, мою коллекцию заметил Даниэль Эштер и пригласил меня работать в свой модельный дом во Францию над женской серией трикотажа.
— И каковы ваши первые впечатления от работы в Париже?
— В профессиональном плане особого контраста я не ощутила. Все-таки, молдавская фабрика считалась одной из ведущих в Союзе, а качество — как пошива одежды, так и разработок моделей — было в те времена на достаточно высоком уровне. Кроме того, мы получали заказы на изготовление крепдешиновой одежды для западной марки «Мариелла Бурани» — она, хоть и менее известна у нас, но считается одной из элитных и достаточно дорогих. Мы ежегодно принимали участие в московских международных выставках, которые в перестроечное время регулярно посещали именитые «импортные» дома. Так что тогда мы имели достаточно серьезные связи с Западом и получали самую свежую информацию о новых тенденциях. Я бы даже отметила, что в то время нас воспринимали куда более серьезно, нежели теперь. И то, как непросто с нами работать, Запад также понял только сейчас. Тем не менее факт жизни в Париже, а не пребывание там в качестве туриста, безусловно, накладывает свой отпечаток. Там получаешь вдохновение от всего — от прогулок по улицам, от выставок и музеев, от элементарного разглядывания витрин.
— Несомненно, нам есть что у них перенять, поскольку это совершенно иное качество жизни. Тем не менее им также есть чему поучиться у нас, недаром они это отслеживают, за этим сюда приезжают и охотятся. Думаю, в вас тогда именно «это» нашли. Что они искали? Чего все-таки не хватает западным законодателям моды?
— Во Франции модно становиться стилистом, но ведь престижа при отсутствии свежих идей не достигнешь. В последние годы, на мой взгляд, наблюдается некий кризис французской школы, она стала слишком традиционна — это та традиционность, при которой начинаешь вариться в собственном соку. Поэтому, наверное, генерируют идеи практически во всех французских домах сейчас иностранцы. При этом им совершенно не важна национальность, главное — наличие нестандартного мышления. Но лидирующие позиции в большинстве домов моды при этом сохраняются за англичанами (выпускниками Лондонского королевского колледжа искусств) и датчанами. Не знаю, какие особые элементы входят в состав лондонского воздуха, но именно этот город «поставляет» наибольшее количество неординарных стилистов.
Безусловно, чутье на новое — это непременное условие конструктивного развития. Поэтому по всему миру изыскиваются новые идеи и направления. Точно так же и мы в свое время в «открывшейся» внезапно стране стали черпать «извне» свежие веяния. Поскольку переход от тотальной несвободы к глобальной открытости был слишком резок, страну заполонило подражание Западу. При этом мы совершенно забыли о чем-то своем и просто перестали быть собой.
«ИЗ ПАРИЖА СОВЕТСКИЕ ГРАЖДАНЕ ВОЗВРАЩАЛИСЬ «КОНТУЖЕНЫМИ»
— Ваша последняя коллекция интригует своей оригинальностью и новизной. При этом вы не боитесь оставаться украинкой. Как, на ваш взгляд, мы можем сохранить свою идентичность, но при этом перевести ее на общедоступный, понятный всему миру, язык?
— Сложно ответить, к сожалению, многие предпочитают перенимать массовую западную культуру, при этом стесняясь оригинального своего. Хотя самому же Западу, по крайней мере авангарду западного общества, вторичность действительно неинтересна. В какой-то степени почувствовать себя украинкой, ощутить за это гордость и начать пропагандировать наше подтолкнули меня показы в Москве, общение с москвичами и питерцами. Им наше почему- то гораздо интереснее, нежели нам самим. В принципе, для каждого человека должно быть интересно чужое. Ведь это в своем роде уникально, потому что как бы я ни старалась, я никогда не стану мыслить и, соответственно, творить, как японка или американка — у всех нас разные мировоззрения.
— Лиля, а что в новых украинских вещах было интересно, скажем, тем же москвичам?
— Во первых, москвичами, а особенно петербуржцами, воспринимается как аксиома то, что украинское должно всегда быть ярче. Мы для них — «южане», которым свойственно совершенно иное восприятие цвета, благодаря которому возникают необычные колористические сочетания. Недаром московский дизайнер Татьяна Парфенова (она родом из Полтавы) по этому поводу шутит: «Мы с Пустовит вам, москвичам, покажем, как надо чувствовать цвет!». Это, наверное, одна из главных характеристик украинского стиля; кроме этого, на показах наши коллекции также заметно выделяются большей романтичностью.
— А как бы вы охарактеризовали стиль, который преобладает на киевских улицах? Избавились ли мы от какой-то внутренней несвободы, боязни выделяться, быть непохожими на других?
— Думаю, смелость в выборе стиля у улицы появилась. Наверное, это произошло благодаря тому, о чем мы с вами уже говорили — появилась возможность увидеть новое, непохожее. Многие вещи из той, «чужой» жизни перестали восприниматься в диковинку — ведь, у нас появилась возможность посещать другие страны, постигать иную культуру. К примеру, в 1993 году Париж воспринимался совершенно иначе, нежели сейчас. Бывшие советские граждане, попадая в «оплот капитализма», возвращались оттуда «контужеными» — настолько это поражало. У нас тогда была интересная поездка: проект, инициатором которого выступил Международный институт молодежи и культурные центры обеих стран. Тогда я посетила Париж в компании с известным режиссером Юрием Одиноким, художником Олегом Луневым и популярным ныне ди-джеем с «Нашего радио» Леонидом Веселковым. Леня был младше нас всех и, видимо, поэтому был поражен Парижем сильнее нас — мы, наверное, были куда более устойчивы психически. После поездки мы в этом же составе еще бродили по Киеву, заходили в различные магазины, где Леня неизменно возмущался «халатным отношением» продавцов к клиенту, требовал заворачивать в отдельные пакеты каждую покупку. Недавно дочь моих знакомых впервые съездила в Лондон, и я поинтересовалась впечатлениями. «Лондон как Лондон», — ответила она совершенно равнодушно. То есть я веду к тому, что у молодежи, во всяком случае той ее части, которая формирует лицо современной городской улицы, благодаря «доступности» Запада сформировался иной вкус. Безусловно, провинция пока еще не живет этими стандартами. Но, в целом, уже стерлись различия между «нами» и «ими». Правда, ответить, хорошо ли это, однозначно тоже нельзя. С одной стороны, мы вроде бы избавились от повальной безвкусицы. Тем не менее проамериканская пропаганда, голливудские фильмы сделали всю Европу и нас в том числе похожими на себя.
— То есть, несмотря на, несомненно, положительный переход от безвкусицы ко вкусу, от таких понятий, как массовость, стандартность избавиться все равно не удалось?
— Иначе и быть не может. Определенная «одинаковость» существует в любой стране. Есть передовая часть общества, его авангард. И есть более широкий слой, одевающийся пусть в стильную, но все же униформу. И в Европе этой униформы не меньше, чем у нас.
— Если мы уже заговорили об «униформе», то как бы вы оценили манеру одеваться украинских политиков и звезд эстрады? Про кого из них можно сказать, что у них есть собственный стиль?
— Кого-либо выделить в плане стильности я не могу. Ведь должность обязывает политиков одеваться строго и консервативно, поэтому свою оригинальность при таких условиях проявить довольно сложно. Другое дело, деятели искусства. Хотя на сегодняшний день я могу назвать только одного реально стильного человека — Софию Ротару. И дело совершенно не в том, она моя клиентка. Эта женщина постоянно работает над своим имиджем. И как бы не изменялись модные тенденции, она умудряется придерживаться выбранного ею стиля и при этом всегда выглядеть актуально. Мне импонирует ее вкус: я не люблю откровений в одежде и бьющей через край демонстрации сексуальности. София Ротару, обходя это, остается в духе времени. Также мне близки по мировоззрению Катя Чили и Юлия Лорд, но, к сожалению, круг их поклонников не очень широк, и, значит, они не влияют на массовый вкус.
ДИЗАЙНЕРЫ МОГУТ. ПОКУПАТЕЛИ ХОТЯТ. СЛАБОЕ ЗВЕНО — МАГАЗИНЫ
— Вам не кажется, что нашей молодой стране, в общем, не хватает стиля: в манере общаться, в поведении «людей из телевизора», в проведении различных акций? Вспоминается далеко не рядовое событие — празднование 10-летия независимости. Ближе к завершению концерта выступили наши оперные звезды, которые сегодня блистают на сценах разных стран. Они замечательно исполнили «Заздравную» Верди, продемонстрировав не только вокальное мастерство, но и, кстати, прекрасные концертные костюмы. На этом и надо было поставить точку. Однако за этим последовали песни и танцы, хороводы, хор. Этот пример свидетельствует о том, что мы не определили для себя культурные параметры. Какую лепту в это могут внести отечественные дизайнеры?
— Я уже упоминала о том, что во всем мире существует многоуровневость моды. Даже прет-а-порте доступно далеко не каждому. Думаю, украинские дизайнеры начали набирать какие-то баллы в плане влияния на украинскую публику, но, тем не менее, влияние это никогда не станет массовым. Другое дело, оно может и должно стать просто более широкодоступным. Произойдет это лишь тогда, когда телепрограммы и журналы, специализирующиеся на моде, работу отечественных дизайнеров будут представлять как жизнеспособную. Чем чаще это будет пропагандироваться именно с такой позиции, тем быстрее и эффективнее мы сформируем к «своему» положительное отношение — это схоже с кругами на воде от брошенного в реку камня. Сейчас ведь разрабатывается немало креативных авторских коллекций, которые можно было не только показывать, но и находить их реальное продолжение в виде готовой одежды в магазинах. Тем не менее, пока это все остается безжизненным, потому что представляется публике рафинированно. И поэтому общество продолжает искать идеи в западных журналах и фильмах и упорно не обращает внимания на коллекции наших стилистов.
— Лиля, существуют ли какие-то «местные» особенности, специфическое отличие работы дизайнеров на Украине и за рубежом?
— Несомненно. Западные дизайнеры занимаются преимущественно собственным творческим ростом, поиском новых идей и воплощением их в жизнь в постановках показов. К сожалению, украинским дизайнерам приходится быть одновременно финансистами самих себя, менеджерами и, что самое ужасное, отделом сбыта и поставки. Во Франции меня совершенно не волновал вопрос, где возьмут определенные ткани, нитки и т. д. Там эта система была отлажена четко, каждый знал свою функцию и выполнял ее хорошо.
— Об этом уже говорится который год: у нас есть талантливые дизайнеры, но нет индустрии моды. Более того, очень немногие зарабатывают деньги, продавая коллекции здесь. Вы уже упоминали о том, что та же Россия интересуется украинским модным «ресурсом» куда активнее нас. Почему?
— Повторюсь, в этом есть какая-то доля вины и средств массовой информации. Создался замкнутый круг — покупатель о нас или не знает, или не приобретает, потому что коллекционные вещи изготавливаются порою всего в нескольких экземплярах и пока не устраивают его по цене. Выпустить большую партию, за счет чего снизится стоимость вещи, дизайнер не может, поскольку не налажены пути сбыта. От прессы и телевидения, а не от нас зависит то, будет ли готов потребитель и, соответственно, большие магазины приобретать авторские модели. Необходимо восстановить цепочку «производитель — универмаг- посредник — покупатель», как это действует во всем мире. К дизайнеру должны приходить представители «среднего звена» в цепочке, он показывает модель, предлагая варианты цвета, ткани и размера. Байеры определяются с объемом партии, дизайнер идет на фабрику выполнять заказ. Еще раз хочу подчеркнуть, что, в любом случае, о массовости, миллионных партиях речь не идет. Но выпускать тысячные партии для украинских дизайнеров — не проблема.
— Готов ли отечественный покупатель это приобретать?
— Думаю, да. Особенно молодежь, они наибольшие патриоты. Кроме того, помимо прессы, направление в моде, безусловно, формируют артисты. Я общаюсь с ребятами из таких групп, как «Танок на майдані Конго» и «Тартак», которые пропагандируют украинское и имеют массу поклонников. Если Сашко Положинский или Фагот выйдет на сцену и заявит, что он одет в новую линию от Пустовит, то все эти тысячи фанов пойдут в магазин и купят именно это.
— В продолжение вопроса о том, что дизайнер должен быть, в первую очередь, некоей «мембраной мира», а не сам себе администратором. Вы создаете впечатление застенчивой и стеснительной натуры. Как у вас получается диктовать свою волю подчиненным?
— Моя стеснительность обманчива.
— Может быть, несколько наивный вопрос, но все же: может ли одежда, на ваш взгляд, изменить человека? Нас воспитывали на том, что главное — это душа, внутренняя содержательность. Но может ли плохо одетый человек чувствовать себя полноценным?
— Человек обычно одевается соответственно своему внутреннему миру. Когда этой связи нет, теряется равновесие между внешним и внутренним, наступает состояние фрустрации. С помощью одежды можно заставить человека вести себя и воспринимать мир по-другому. Навязать определенные мировоззренческие стереотипы и соответствующую одежду, отвечающую этим стереотипам, можно, если что-то при этом в душе человека откликается на навязывание.
— Расскажите, пожалуйста, о том, как формировалась Лилия Пустовит- дизайнер. Что на вас, как вам кажется теперь, в большей степени повлияло?
— Я уверена, что на каждого из нас влияет, так сказать, все — в творчестве проявляются все ежедневные впечатления, которые откладываются в подсознание и в нужный момент всплывают.
В детстве я была любопытна к окружающему миру, всем интересовалась. Мои родители были достаточно непохожими друг на друга. Отец был спортивным жизнелюбом, мама — интроверт со сложным внутренним миром. Она преподавала языки, этику и эстетику. Поэтому так сложилось, что я одновременно занималась совершенно разными вещами: спортом, лингвистикой, в шестом классе схватилась за изучение латинского языка (и даже писала для тети-студентки институтские контрольные), ходила в музыкальную школу. Любовь к музыке благодаря этому, наверное, даже более сильная, нежели к литературе, театру и кино. Я не могу работать, если не играет музыка. Неважно, какая, главный принцип — она должна быть позитивной и «живой».
— Кстати, идея использовать этномузыку в показах, на наш взгляд, была великолепной. Причем тусовка мегаполиса, не часто слушающая живые украинские народные песни в таком исполнении, потрясающе отреагировала на свою «языческую» сущность...
— Я довольно часто использую подобную музыку. Однако я четко ощущаю грань, где с этим можно экспериментировать, а где такая радикальная идея не сработает.
«СТИЛЬ — ЭТО ГАРМОНИЯ МЕЖДУ СОБСТВЕННЫМ «Я» И ЕГО ВНЕШНЕЙ ДЕМОНСТРАЦИЕЙ»
— Вы как-то рассказывали, что Гальяно приезжал за вдохновением в Петербург. А где, в каком уголке мира черпает вдохновение Лилия Пустовит?
— В путешествиях. При этом я чаще вдохновляюсь не первичным — местной природой, а творчеством народа, древним этносом. Недавно ездила вдохновляться в Карпаты.
— А как к вам пришло «украинское»?
— Думаю, у каждого человека наступает период, когда он начинает ценить свои корни. В двадцать мне еще было абсолютно все равно. Заинтересовалась украинским, когда наконец постигла глубину нашей культуры — вторичность мне никогда не была интересна.
— На ваших показах можно почувствовать по реакции зала то, о чем вы говорили выше, — приходит время, когда хочется постичь свое. Эта индустрия в Украине постепенно начинает развиваться, но сейчас она действительно зависит от того, насколько журналисты смогут передать энергию дизайнера, убедить в том, что это достойно. Для убеждения в том, что это модно и стильно, нужны определенные слова. По-вашему, какие это слова?
— Честно признаться, не знаю... Но если речь идет о показе и о посетившей его публике, то тут очень важен фактор наличия в зале единомышленников. У меня много друзей, которые всегда готовы меня поддержать. И когда они есть в зале, через них энергия передается тем, кто пока еще не был готов к восприятию. А потом, наверное, передача этих ощущений должна передаваться по цепочке — от тех, кто был на показе и это оценил, к тем, кто не был и не знал.
— Еще один вопрос из серии несколько наивных. Мода и стиль — это разные вещи? Можно ли быть модным и при этом не стильным?
— Мне кажется, стильным можно назвать того, кто добился гармонии между собственным «Я» и его внешней демонстрацией. Понятие «модный» со временем потеряло свою окраску, особенно в последнее время, когда ведущими дизайнерами была сделана заявка на либерализм и прозвучали утверждения о том, что ныне модно все. Стиль — это гардероб в духе времени, подчеркнутый индивидуальностью.
— А кто из дизайнеров вам интересен сейчас?
— Ямамото, Готье, бельгийская школа — они все близки мне по мировосприятию. Очень люблю Гальяно. Его идеи — это та степень неоднозначности, при которой можно бесконечно провоцировать публику, но чтобы он ни сделал, все воспринимается «на ура». Эта уверенность в собственной правоте просто поразительна — Гальяно гипнотизирует прессу и клиентов.
— Можете ли вы согласиться с тем, что Киев изменился? Речь идет не об улыбающихся продавщицах и полиэтиленовых пакетах для каждой отдельной покупки в магазине (что у нас, слава Богу, уже не диковинка), а про стиль города в целом. Не секрет, что каждый город своей архитектурой в определенной мере формирует характер, лицо горожанина. Порой по манере общаться и одеваться вполне определенно можно назвать город, из которого прибыл человек. В последнее время Киев начал стремительно меняться внешне. Нет ли опасности потерять себя, свой облик?
— Бесспорно, есть. Вы правы, атмосфера города действительно задает стиль мышления и поведения горожан. И сейчас облик города изменился в сторону безвкусия. Хотя заметно и то, что Киев становится богаче. С другой стороны, к сожалению, с богатством зачастую приходит и фактор потребительства. Но мне кажется, пропорции — соотношение потребителей и людей, обладающих вкусом, — было и будет сохраняться всегда. Хотя первых во все времена было больше.
— Можно ли склонить эту чашу весов в другую сторону?
— Это опять-таки зависит от СМИ, прежде всего — от телевидения. Сейчас оно не что иное, как «прозрачное окно в трубе духовного мусоропровода». На экране — сплошь коммерческие «чернушные» сюжеты, в рекламе преобладает активный сексуальный сегмент. Все это не настолько свойственно нормальной человеческой жизни, но это совершенно не повод делать на подобных вещах акцент в телесюжетах.
— Об этом не так давно шла речь в одном из номеров «Дня». На ваш взгляд, откровенные телепроэкты в духе московской передачи «За стеклом» — потребность самих масс или навязывание публике стереотипов?
— И то, и другое — очередной замкнутый круг. Благодаря массовой популярности таких программ телекомпании повышают рейтинг, а зрители, со своей стороны, смотрят их потому, что практически не существует альтернативы. Хочется верить в то, что число мудрых людей — меценатов, которые будут давать деньги на заведомо нерейтинговые передачи, как, например, «Умники и умницы», со временем увеличится.
— А что у вас в «культурном меню», когда вы пребываете в столице?
— Прежде я была большой театралкой, посещала массу спектаклей, читала специализированные издания. Но со временем стало как-то неинтересно. Проблема в том, что «модные» ныне режиссеры в последнее время занялись модернистской, безграмотной профанацией. Театр современности — это преимущественно эксплуатация самых низменных человеческих эмоций, заведомый расчет на массовость, как в вышеупомянутых телепередачах. Попахивает, знаете ли... Продолжаю посещать представления «гастролеров», таких, например, как японский балет. Это, по крайней мере, заставляет думать. Хожу в оперу, на «маленькие», то бишь, не массовые выставки и концерты. Из последних это, в основном, клубные выступления друзей: «ВВ», «Скрябина», «конговцев». Недавно вместе ехали в Москву с «ВВ»-шниками — сходила на их местный концерт. Их там очень любят и принимают прекрасно.
— Поскольку мы опять вспомнили наших близких соседей, хотелось бы узнать: как сейчас, после десятилетия жизни «отдельно», складывается общение с москвичами и петербуржцами? Кто из нас куда движется, стали ли мы друг другу интересней?
— Модная и «околомодная» публика, с которой преимущественно мне приходится общаться, — это, на мой взгляд, один из главных индикаторов всех общественных процессов и настроений. Поэтому я могу сделать несколько выводов. Раньше, в силу общественно-политических обстоятельств, мы на какое-то время стали слишком похожими друг на друга. Теперь, после «отделения», каждый из этих городов и, соответственно, его жители обрели или, скорее, вернули собственный облик. Питер стал городом рафинированной интеллигенции, Москва обрела черты оригинального мегаполиса — похожего нет нигде. Киев вернул себе имидж мистического города. И на этой волне мы стали друг другу очень интересны. Ведь каждый из нас нашел что- то неповторимое «свое».
— От кого одевается дизайнер Лилия Пустовит?
— От разных и любимых мною людей. В первую очередь, от коллег — есть вещи от Сергея Бызова, Виктора Анисимова, Олега Бирюкова. Мне очень нравится молодежная марка «Марите и Франсуа Жирбо». Также с удовольствием ношу вещи собственного производства. Кстати, в этой связи жду не дождусь весенней коллекции — мы создали очень интересную обувь. Уже хочется ее носить.
— Раз вы уж упомянули о будущем показе, не могли бы вы еще немного приоткрыть завесу: какой будет новая линия?
— Для каждого модельера говорить на эту тему — табу. Так что тайны я вам не открою. Могу лишь сказать о том, что «свежая» коллекция построена на эклектике. Главное в ней — идея положительного настроения. Примерно такая, как у «Тартаков» в одной из новых песен, хотя за точность цитаты не ручаюсь: «Ми радіємо, що живемо на цій землі, бо ми її діти».
Выпуск газеты №:
№44, (2002)Section
Общество