Убийство с добрым умыслом

«Гуманная, продуманная до мелочей процедура». Это о смертной казни. Из романа американского писателя Джона Гришэма «Камера». После долгого общения с литературой, о которой сказано, что ее будущее в ее прошлом, этот роман воспринимается как нечто хорошо продуманное и добротно изготовленное, а не рожденное свободным воображением. Информация «от автора» походит на предисловия к научным монографиям. Там перечислены конкретные лица, — специалисты в области юриспруденции, — которых автор, бывший адвокат, благодарит за то, что «воспользовался их знаниями» и помощью в практических делах при ознакомлении с огромной тюремной системой штата Миссисипи. Я бы сказал, что книга Д.Гришэма — это исследование по теме смертной казни, представленное в форме романа.

Эта тема бесконечна, аргументов «за» и «против» великое множество. Обратившись к роману Д.Гришэма, я хочу подчеркнуть только одну мысль: смертная казнь есть «акт варварства», она не совместима с демократией. На счет варварства, не я придумал. Это из недавней резолюции ОБСЕ, и об этом позже. А с демократией вот что: пространство в пятьсот с лишним страниц занято описанием нарастающего по драматизму конфликта между двумя общественными группами — теми, кто хочет, чтобы человек, приговоренный судом к смертной казни, был все-таки убит, если точнее, отравлен газом в специально изобретенной инженерным умом камере; и теми, кто пытается предотвратить это событие. С обеих сторон задействованы крупные силы, в дело втягиваются тысячи и тысячи людей. Это — настоящая борьба. Она развертывается, прежде всего, на поле юриспруденции, представляющем собой сложнейшую систему институтов, и ведется согласно строгим правилам, изощренным процедурам и ритуалам. Постепенно поле борьбы расширяется, а ее формы становятся менее определенными. Подключаются СМИ. В дело вступают случай и спонтанность. Раскачивается стихия эмоций. Организуются митинги и шествия. Периодически наступают особые моменты, разделяющие драму на акты. Это — моменты голосования в разных инстанциях. Одни встречают их результаты победным кличем, другие — вздохом разочарования. Все это по сути означает следующее: одна часть населения страны участвует в убийстве человека, другая — в спасении.

Что он сделал, преступник, этот вопрос давайте, читатель, за недостатком места оставим в стороне. Займемся только самой борьбой. Посмотрим, как это у них, в Америке, происходит. И чего стоит эта борьба ее участникам. Роман Д.Гришэма — это, повторюсь, исследование, в котором привлечено множество реальных фактов. Оно познавательно и полезно. И нам тоже. Ибо победа в нашей стране противников смертной казни, возможно, не окончательна. Могут возникнуть условия, при которых возврат к ней покажется очень даже необходимым шагом. Причем народ, это интересный факт, всегда готов поддержать. Вспомним, что не так давно разговоры о возврате активно велись в России. Народ был «за», и ходили слухи, что Президент — тоже. Пока он не объявил о своем «против». Когда Д.Гришэм писал «Камеру», примерно 1993 — 1994гг., «за» было восемьдесят процентов американского народа.

Итак, Адам Холл, молодой сотрудник крупной юридической фирмы в Чикаго приходит на прием к Гарнеру Гудману, руководителю отдела, занимающегося в фирме вопросами благотворительности. У Холла идея, он предлагает взяться за дело Сэма Кейхолла — преступника, ожидающего казни в камере смертников в небольшом городке штата Миссисипи. Гудман — прекрасный специалист по уголовному праву, противник смертной казни. Он написал несколько книг об этом. На протяжении семи лет, уже после вынесения приговора Кейхоллу, он руководил всей работой по его дальнейшей защите. Результат — несколько отсрочек казни. Фирма делала это безвозмездно, истратив два миллиона долларов. Семь лет жизни — дорогой подарок Кейхоллу. А он, в конце концов, разругался со своими благодетелями и отказался от услуг фирмы. Теперь Кейхолл ненавидит адвокатов, считая себя жертвой «еврейского» заговора.

Гудман выслушал молодого сотрудника, задал несколько вопросов и высказал свое мнение: с этим делом ничего не выйдет, возможности закона исчерпаны. Но Адаму Холлу все-таки удается убедить шефа, что надежда остается. На протяжении пяти лет он тщательно изучал дело Кейхолла. Есть целый набор ходатайств, к которым можно еще прибегнуть. И потом, человеку, отправляющемуся на казнь, по закону положен адвокат. Почему бы фирме, если уж она столько лет вела это дело, не предложить Кейхоллу свои услуги напоследок?

Случилось так, что утром того самого дня, когда Адам приехал в тюрьму на первую встречу с Кейхоллом, тому вручили экземпляр постановления о дате казни. Жить осталось четыре недели. Если, конечно, не произойдет чудо, не сработает хотя бы одна из обычного набора последних апелляций. Хорошо бы предъявить новые факты, достаточно одного. Тогда можно требовать нового судебного разбирательства. Но главное — посеять сомнение у судьи, зародить в нем неуве ренность, желание еще раз изучить дело. А это значит, что казнь будет в очередной раз отсрочена. Инстанции, которым можно подавать ходатайства следующие: Верховный суд штата Миссисипи, федеральный окружной суд, суд Пятого округа и губернатор. Первые два суда — элементы двух параллельных судебных систем. Так реализован в США принцип федерализма. Третья инстанция — апелляционный суд Пятого округа, одного из одиннадцати федеральных судебных округов страны. Далее — Верховный суд США, это понятно. Наконец, губернатор штата, ему можно подать прошение о помиловании.

Демократия — это процедура, это — гласность и публичное обсуждение. Демократия — это правление institutions, а не людей, или, точнее, людей, вооруженных институтами. Карл Поппер сравнивал социальный институт с физическим рычагом. Рычаг сам по себе — пассивное тело, человек же посредством рычага многократно увеличивает свою силу. Посредством института человек многократно увеличивает социальную мощь своего индивидуального действия. Казалось бы, процедуры и институты — царство логики, безотказно действующих формул. Увы,

«сегодня суд решает так, на следующий день иначе. Одни и те же судьи выносят разные решения по одинаковым делам. Суд может игнорировать составленное наобум ходатайство или апелляцию в течение ряда лет и вдруг в один прекрасный день принимает ее и делает послабление заключенному».

Вкрапление случайности в машиноподобную систему порождает надежду,

«кажется, что где-то в огромном лабиринте судебных джунглей участь смертника затронет чью-то душу и дело пересмотрят».

Это — мысли Кейхолла. А у Адама Холла мысли другие:

«он читал о десятках судебных дел, где адвокаты в последний момент использовали неопробованные ходы, заставляли судей прислушиваться к новым аргументам. В богатой практике судебных разбирательств по вопросам о смертной казни имелось немало примеров, когда скрытые правовые возможности оставались неиспользованными, пока на арене не появлялся новый адвокат, со свежим взглядом, который, обнаружив их, добивался отсрочки».

Мысли противной стороны озвучивает в интервью генеральный прокурор штата:

«он готов противостоять последним попыткам Кейхолла и его адвокатов сорвать казнь. Он и его аппарат готовы работать по восемь часов (посмотреть бы в оригинал, может быть — восемнадцать. —

В.Ш. ) в сутки ради осуществления людских чаяний. Он неоднократно подчеркивал, что дело слишком затянулось, и пора сказать свое слово юстиции. Нет, его не волнуют последние отчаянные усилия мистера Кейхолла. Он верит в свои силы и способности адвоката — защитника народа».

Холл подает первое прошение, в его основе — право осужденного на смягчение приговора. Адвокат выступает против газовой камеры как средства казни. Вообще, этот вопрос имеет давнюю историю. Простор для юридического изобретательства открывает здесь Восьмая поправка к Конституции США. Там есть такие слова: «жестокие и необычные наказания не должны назначаться». После долгих общественных дискуссий, с привлечением ужасающих фактов о страданиях удушаемого газом преступника, в штате Миссисипи был принят законодательный акт (1984 г.), по которому осужденный имеет право выбора — умереть от летальной инъекции или в газовой камере. Это был ответ законодателей тем, кто, ссылаясь на Восьмую поправку, доказывал неконституционность действующего метода убиения. Удушить газом жестоко? Что ж, предоставим преступнику право на легкую смерть.

Две первые инстанции отклоняют прошение, а суд Пятого округа назначает слушание в комиссии из трех судей. Холл вылетает в Новый Орлеан. Интересно описание дворца правосудия, его внутреннего устройства. Это надо прочитать. Суд как здание и как институт… «Они пошли дальше по коридору, в Западный зал, который был не столь огромен, как первый, но внушал ничуть не меньший трепет». Для изложения дела перед судом адвокату дается ровно двадцать минут. На подиуме стоит нечто вроде светофора — таймер. Зажигается зеленый свет, адвокат начинает говорить. Желтый свет предупреждает об оставшемся времени (время это выбирает сам адвокат). При включении красного адвокат останавливается на полуслове и садится на свое место.

Стоит хотя бы кратко описать прения.

Судья: Вы не хотите, чтобы ваш клиент умер в газовой камере, поскольку это жестоко, но вы не возражаете, если бы он умер в результате летальной инъекции?

Холл: Нет, ваша честь. Я не это хотел сказать. Я не желаю казни своего клиента каким бы то ни было способом.

Судья: Но летальная инъекция представляется вам наименее отвратительным методом?

Холл: Все они отвратительны, но летальная инъекция наименее жестокий способ.

Судья: А как насчет электрического стула.

Холл: Мое мнение здесь такое же.

Судья: А расстрел?

Холл: С моей точки зрения, это жестокая казнь.

Судья: А виселица?

Холл: Я слабо представляю себе казнь через повешение, но, по-моему, это ужасно жестоко.

Далее всплывает такая деталь. Кейхолла приговорили к смертной казни в феврале 1981 года. А закон штата, принятием которого удушение газом косвенно признавалось жестоким видом казни, был принят в 1984 году. Судья спрашивает Холла: что будет, если они, т.е. судьи, покончат с газовой камерой как видом казни? Адвокат думает, что его клиенту удастся проскочить? В законе нет оговорки, разрешающей применять к нему летальную инъекцию. Холл предвидел этот вопрос:

«Я могу лишь сказать, что твердо уверен в способности и желании законодательного собрания штата Миссисипи провести новый закон, распространяющийся на моего подопечного и людей, находящихся в подобном положении».

Весь замысел адвоката становится ясным — склонить судей к следующей мысли: «подождем, пока законодатели примут новый закон. Стало быть, примем постановление об отсрочки казни».

Концовка прений просто замечательна.

Судья: Допустим, что законодатели проведут такой закон. Тогда, вернувшись сюда через три года, что еще вы будете отстаивать?

Холл: Я что-нибудь придумаю. Дайте только срок.

Кажется, что чаша весов Фемиды качнулась в сторону защиты. В отчаяние приходит генеральный прокурор штата:

«Ты держишь преступника в камере десять лет, гоняешь его апелляции по лабиринтам судопроизводства, отфутболивая их из одной инстанции в другую, изводишь горы бумаги, и, кажется, ты его «прищучил» — ан нет, он в свою очередь производит на свет массу апелляций, одна из которых попадает на глаза какому-то судье, и все потому, что он в этот момент благодушно настроен».

Увы, Холлу ничего придумывать не пришлось. Суд Пятого округа, а затем и Верховный суд США отклонили ходатайство. Та же судьба постигла и два других прошения: о неэффективности защиты в суде, вынесшем смертный приговор, и о признании Кейхолла невменяемым. Ничего не вышло и с прошением о помиловании, поданном губернатору. Возможности закона были окончательно исчерпаны.

А потом казнь. Тягостная процедура с соблюдением двадцати девяти правил, с участием десятков людей, в присутствии свидетелей, начатая в ноль часов одну минуту назначенного дня. В стерильных условиях, в поблескивающей никелем камере. С датчиком, прикрепленным на груди у живого человека, чтобы констатировать смерть. Зловещая точность и аккуратность убийства. Акт варварства, совершаемый цивилизованными методами. У варваров проще, и потому именно варварству адекватна казнь. Где человеческая жизнь почти не имеет ценности, где стадность вместо индивидуализма, инстинкт вместо рефлексии. Где отсутствует сомнение в невиновности приговоренного и неведомо само понятие судебной ошибки. Смертная казнь отменена в цивилизованных странах не потому, что кто-то что-то доказал, не в аргументах дело. Изменилась культурная атмосфера. Сложнее и тоньше стали чувства и переживания. Глубже и трагичнее мысли о жизни и смерти. Нормальному человеку отвратительно убийство как таковое. Безотносительно к его правовой оценке. Впрочем и варваров еще хватает.