Юрий ЕХАНУРОВ: «Наши собственники должны наконец узнать, что происходит на их предприятиях»

На заре эйфорического этапа рыночных реформ казалось, что достаточно провозгласить «приватизацию всей страны», как на предприятия стройными рядами придут новые собственники. И уж они-то покажут, как работает экономика не за страх, а за прибыль. Но все получилось несколько иначе: формально некоторые собственники действительно поменялись, однако вести они себя стали ничуть не лучше оставшихся в своих креслах «красных» директоров: то же воровство, та же некомпетентность в принятии решений. Почему так получилось? Что такое корпоративное управление в условиях рыночной экономики? Как заставить директоров работать честно? Об этом наша беседа с народным депутатом, экс-председателем Фонда госимущества, экс-министром экономики Юрием Ехануровым.

— В результате приватизации мы действительно не получили в лице новых акционеров новых собственников. Оказалось, что должны быть не только какие-то законодательные решения, но и соответствующая корпоративная культура. Как это работает во всем мире? Есть собственники компании — акционеры, и есть исполнительный аппарат — менеджеры, которых нанимают акционеры для управления компанией. Еще есть наемные работники, которые должны работать согласно заключенным с менеджерами контрактам. Все эти три элемента должны функционировать раздельно друг от друга. У нас же все смешано. В Украине насчитывается около 20 млн. акционеров, тогда как в Германии — только 4,5 млн. Иными словами, такое огромное распыление собственности, которое у нас произошло, не позволило сконцентрировать контрольные пакеты акций, необходимые для эффективного управления предприятием.

— Значит, выбранная страной модель приватизации была ошибочной?

— Такая модель стала следствием решения о сертификатной приватизации, то есть решения о «раздаче имущества». Поэтому, когда сегодня говорят, что, дескать, приватизация не дала эффективного собственника, надо иметь в виду, что такая задача даже не ставилась теми, кто в 1992 году определял экономическую политику. Таким образом, мы получили огромное количество псевдособственников, но у нас так и не появились организаторы процесса консолидации пакетов акций. Более того, миллионы наших акционеров даже не знают, что они имеют право продать свои акции.

— Но может, дело здесь не в том, что люди не хотят продавать акции, а в том, что их некому продать?

— В Украине есть покупатели. Но акции не покупают потому, что у покупателей нет доверия к экономической политике, к тому, что власть не поменяется. По той же причине люди, скопившие деньги от торговли на базаре, не покупают магазины, предприятия. Они абсолютно не уверены, что смогут там работать. Они опасаются того, что стоит им только из палатки на базаре перейти в стены здания, там выстроится очередь чиновников, желающих получить мзду. Но вернемся к проблемам корпоративного управления, к примеру, на предприятиях, где коллектив полностью выкупил свои акции. Конечно, там есть счастливые исключения, как ЗАО «Оболонь». Эти люди одними из первых получили свидетельство о собственности и сейчас успешно работают. Другие закрытые акционерные общества потихоньку гниют, и пока они не откроются, там толку не будет. Но и открытые акционерные общества, у которых не сконцентрированы пакеты акций, серьезного будущего не имеют. К примеру, успех черкасского «Азота» связан с тем, что там 2/3 акций контролирует одна структура, перед которой менеджер отвечает за свою деятельность.

Здесь также нужно иметь в виду такой элемент корпоративной культуры, как способность акционеров договариваться. У нас этого тоже пока нет. Акционеры вместо того, чтобы сесть за стол переговоров и договориться о взаимодействии, принимают решение или о скупке контрольного пакета, или о продаже. Причем даже если какая-то компания приобрела контрольный пакет, это не значит, что она сможет полностью реализовать свои права. Сразу же вступает в силу наш могущественный чиновник, которому может просто не нравиться эта компания. В результате он ее уничтожит. Кстати, знаете во что вылилось решение об ограничении количества проверок предприятий (одна проверка в год. — Ред.)? Теперь проверяющие приходят на предприятие и не уходят оттуда месяцами. Сейчас менеджер любого предприятия имеет фактически двух руководителей — чиновника, с которым он должен договориться, чтобы жить, нормально работать, и акционера.

Другая наша особенность — владение крупными пакетами акций менеджерами, директорами предприятий. Поскольку менеджер одновременно является и собственником (при принятии решений на акционерном собрании), и просто исполнителем, он не может избежать «раздвоения личности». Если на Западе приветствуют приобретение акций работниками, то для наших руководителей главное — власть, независимость от акционеров. Директор заинтересован собрать блокирующий пакет только для того, чтобы акционеры не могли провести своих кадровых или структурных решений. Я думаю, без законодательного «разделения» функций собственника, менеджера, работника не обойтись. Должен быть собственник, который имеет исключительное право на принятие решений. Должен быть менеджер, который обязан выполнять все, что потребует собственник. Должен быть наемный персонал, который беспрекословно подчиняется менеджеру. Я слабо верю, что нас впереди ожидает процесс демократического согласования интересов всех действующих лиц. И с сожалением говорю, что мы должны пройти через длительный этап консолидации пакетов акций в одних руках. Без этого мы не сможем двигаться дальше.

Еще одна проблема, препятствующая эффективному корпоративному управлению, — существующие стандарты бухгалтерского учета. В нашей отчетности, которую к тому же не так просто получить, никто ничего не поймет. Вообще. Наши собственники должны наконец узнать, что происходит на их предприятиях: прибыльны они или убыточны. Понятно, что в год выборов никаких радикальных реформ не будет. Но кое-что сделать все-таки можно. Например, принять закон о бухгалтерском учете и финансовой отчетности (закон уже готов). Это очень сложный закон, и я прогнозирую, что большинство бухгалтеров встретят его в штыки. Ведь идеология этого закона предполагает, что бухгалтер должен мыслить, должен принимать решения, к тому же финансы предприятия становятся более прозрачными. А это тоже многим не нравится.

— А как обстоят дела с законом об управлении объектами госсобственности?

— Этот законопроект готовится ко второму чтению. Пока основная борьба развернулась между чиновниками различных ведомств: отраслевые министерства занимают одну позицию, Фонд госимущества — другую, Кабмин — третью, Национальное агентство по управлению корпоративными правами — четвертую. Минэкономики тоже имеет свою позицию. Самые спорные вопросы касаются процедур и субъектов управления. За несколько месяцев дискуссий мы, вероятно, пришли к тому, что вся методология будет сосредоточена в Национальном агентстве, а отраслевые министерства будут рекомендовать людей, которые будут управлять госпакетами акций. При этом уполномоченное лицо будет получать стандартное задание по управлению конкретным объектом. Чтобы закон начал действовать, мы должны еще согласовать его с другим нормативным актом (законом о коррупции), запрещающим госчиновникам управлять пакетами акций. Очень многих волнует процесс передачи акций в управление. Мы считаем, что это должно проходить на тендерной основе. Думаю, в будущем мы придем к французской системе, предполагающей институт уполномоченных по управлению государственными корпоративными правами. Интересно, что их заработная плата определяется результатами работы предприятий, которые они обслуживают.

— Любое предприятие в рыночной экономике зависит от того, получает оно прибыль или нет. Каким образом можно создать ориентацию на получение прибыли для государственных предприятий, да еще если они имеют статус «запрещенных к приватизации»? Как удержать государственного уполномоченного от столь обычного для нашей экономики воровства? Чего ради он должен зарабатывать прибыль?

— Теоретически этот вопрос давно решен, и дискуссия по нему завершена, а практически к нему еще не подступались. Закон должен определить категорию казенных предприятий. Казенных предприятий может быть 5, ну 10. Такие, как Монетный двор. Все остальные объекты госсобственности — это обычные предприятия, работающие на нормальной хозрасчетной основе, то есть активно конкурирующие с частными предприятиями. Государство должно отказаться от дотаций. Если предприятие неэффективно — должны приниматься соответствующие решения: о смене директора или о продаже, или о реструктуризации. А чтобы Минфин не оплачивал их убытки, как это происходит сейчас, нужен парламентский контроль. У нас же сегодня порядка 5–6 млрд. грн. «закапывается» в убыточные предприятия, причем с подачи и Верховной Рады, и правительства. Но здесь мы касаемся другой сферы — сферы структурных реформ. Нужно сначала определиться, какая экономика нам нужна, а уже потом думать о ее финансировании. Мы должны будем честно сказать, например, что металлурги серьезного будущего не имеют.

— А не кажется ли вам, что путь определения приоритетов — это ложный путь. У нас должен быть один приоритет — прибыльная экономика. И только затем можно найти несколько предприятий, чьи убытки будет эта экономика оплачивать.

— Не будьте наивны. Я согласен, что не должно быть таких приоритетов, как у нас. Но нужно все-таки определиться с предприятиями, которые относятся к затухающим отраслям, таким, как угольная. Это боль всего украинского народа. Мы должны это понять, и мы должны этой отрасли платить. Не потому, что они стучат касками, а потому, что у нас есть программа, предусматривающая закрытие шахт. Я не согласен с тем, что мы должны кому-то платить только потому, что они «сельское хозяйство» или такая-то отрасль. А мы почему-то все время норовим где-то «заморозить» деньги, в том же судостроении или подобных отраслях. Приоритет могут иметь только те, кто имеет быстрые обороты и приносит прибыль. Но у нас к этому еще все-таки не пришли. Серьезных дискуссий нет по простой причине: в парламенте, правительстве заседают в основном представители крупных предприятий. Эти люди привыкли мыслить категориями крупных предприятий. Они не замечают, что ситуация в экономике принципиально изменилась. С трибун они уже нормально говорят о малом и среднем бизнесе. Так его любят… с трибун. Хотя в результате этой любви в прошлом году численность малых предприятий сократилась.