Жить или доживать?

Ну и поразились бы мы, услышь такой диалог между киевским мэром и его «правой рукой». Ведь в нашем понятии дом престарелых — некая богадельня, где уныло доживают «бесхозные» старички. Но жизнь есть жизнь. Судьбы людские складываются порой весьма драматично.

ЖИЗНЬ В НЕНАВИСТИ

Незадолго до смерти бабушка призналась Ирине:

— Не суди мать строго: она зачата в ненависти.

Ангелина была первой красавицей на селе. Ее безумно любил один парень. Но ей нравился другой. За день до свадьбы тот, любящий, подстерег ее вечером. Затащил в кусты... От порченной жених отказался. Вскоре другой удар для Ангелины: она беременна. Народные средства не помогли — плод не сорвался. Родилась девочка. С первых же лет у малышки угадывался характер.

Спустя 12 лет отец ребенка вернулся с заработков. Упал перед Ангелиной на колени: «Не могу жить без тебя. Люблю по-прежнему. Хочу воспитывать свою дочь». Уже давно, в письмах, он просился жить вместе. Ангелина почти согласилась. Но Галя, глядя на отца исподлобья, жестко сказала: «Нет! Зарублю ночью...».

Война. Сельскую молодежь угоняют в Германию. Так и не принятый в семью отец идет в комендатуру, просит, чтобы вместо дочки забрали его. Наши не взяли его на фронт — он туберкулезный. «Нет, нет», — брезгливо прогнали его и фашисты.

После войны Галина вышла замуж. Переехала к мужу в большой город. Родилась Ирина. Сейчас ей под 50. Личная жизнь не сложилась. Она одна (хотя страстно мечтала о детях). Бабушка, которая ее воспитывала, и отец умерли. Мать и Ирина живут в одном городе, но далеки друг от друга. Общаются по телефону и в праздники — чтоб уж совсем не разорвалась тонкая нить кровной связи.

Откуда в ней столько ненависти ко всем? Этот вопрос мучит Ирину всю жизнь. Ответа нет.

Когда девочке было лет семь, мать ее чуть не убила. Войдя в комнату, Ирина нечаянно наступила на хвост любимой маминой собачке. В тот же миг в дочку полетела табуретка. Покраска осыпалась. В двери осталась вмятина. До сих пор Ирина помнит глаза матери. Белые от злобы. Помнит табуретку, пролетевшую в трех сантиметрах от виска...

Два года назад мать сказала: «Хочу Новый год встретить с тобой». Ирина взяла такси и привезла ее к себе. Стала хлопотать в кухне над праздничными блюдами. В половине двенадцатого ночи мама требовательно застучала палкой об пол: «Хочу домой. Хочу!». Ирине пришлось бежать на улицу, нанимать машину...

Квартиру Галина Ивановна переписала на племянницу из Сибири: составили договор о пожизненном содержании. Дочери мать сообщила об этом между прочим. Недавно передумала — толку от племянницы никакого. Надо «переигрывать». Просит Ирину заняться юридической стороной. Говорит: «Лучше я продам квартиру, а жить буду с тобой».

— Мне уж лучше — сразу в петлю! — в ужасе Ирина. — Я готова пахать день и ночь и отдавать все деньги на ее содержание. Только не жить вместе!

КАК БЫТЬ?

В последнее время я познакомилась с несколькими семейными драмами. Ничего не оставалось, как с проблемой и вопросами отправиться к заместителю начальника Главного управления социальной защиты населения Киева Людмиле Подуст.

Расположено Главное управление в Святошинском территориальном центре социальной защиты. Это нестандартный жилой дом. В нем живут пожилые люди, которые сдали свои квартиры государству. Переехали они со своей мебелью и любимыми вещами. Живут в привычной, почти домашней обстановке, но в обществе сверстников. В их распоряжении — бесплатно — круглосуточное медицинское обслуживание, физкабинет, зал лечебной физкультуры, парикмахерская, столовая. Комплексные обеды в центр завозят, завтраком и ужином жильцы обеспечивают себя сами. Пенсию, в отличие от обитателей домов-интернатов, они получают полностью (там на руки дается 25 процентов от пенсии, остальное идет в доход государству. Хотя, разумеется, это далеко не покрывает расходы на содержание домов-интернатов).

— Прежде в Святошинский территориальный центр могли попасть только одинокие старики, — рассказывает Людмила Андреевна, — имеющие в Киеве свое жилье. С год назад сюда стали принимать и пожилых людей, у которых есть дети, но кто по уважительным причинам не может жить вместе. Главное условие: чтобы кто-то из семьи стоял на квартучете.

В Киеве в системе социальной защиты семь домов-интернатов: два детских, пять взрослых. Святошинский психоневрологический для женщин, имеющих нарушения психики, — самый большой в Украине дом-интернат. На 2000 мест. Есть и специальные жилые дома. От обычного жилья они отличаются тем, что на первом этаже предусмотрен комплекс услуг по жизнеобеспечению. Недавно принят в эксплуатацию 9-этажный дом на Будыщанской, 4, на Троещине. Там есть даже прекрасный кинозал. Третий дом намечено построить на Позняках. А на Жмеринской заканчивается строительство специализированного дома для инвалидов-колясочников. В нем одно-, двух-, трех-, четырехкомнатные квартиры, три спортзала, под домом — подземная автостоянка, а главное — кругом устроены пандусы. Все прекрасно. Беспокоит лишь одно существенное «но»...

Инвалиды, как и все мы, не вечны. Через какое-то время дом может потерять свой статус. Ведь жильцы приватизируют квартиры. Потом от инвалидов-колясочников и следа не останется. Только пандусы. По-видимому, по этому экспериментальному, пока единственному в Украине дому надо обязательно принять какое-то особое распоряжение. Вместе с тем, при строительстве любого дома на первом этаже предусматривать несколько квартир для семей, где есть инвалиды-колясочники. И, безусловно, оборудовать пандусы.

— Людмила Андреевна, не обижайтесь, но, вижу, при всех стараниях соцзащиты выбор у наших стариков не густ. С одной стороны, дома-интернаты, которые в народе зовут богадельней, с другой, хотя и специализированные, с комплексом услуг, дома, но это все тот же замкнутый мир, как в обычных жилых домах. За границей, слышала, дома престарелых дают пожилым людям новый, довольно яркий виток жизни.

— Ну, задели за больное... Да, у наших домов-интернатов, к сожалению, общее понурое лицо. Пусть руководитель из кожи вон лезет, ничего не изменит. Это унылое лицо — наша жизнь. Сейчас, конечно, — экономические трудности. Но мы ведь говорим о сути. А суть — в законодательстве.

Шесть лет назад я была в Германии, и меня поразила возможность человека обеспечить себе достойную старость. Там с прошлого века существует пенсионное и медицинское страхование. От того, сколько ты сумел накопить себе денег в страховой кассе, зависит классность медицинского обслуживания и классность проживания в домах-интернатах. Старики не доживают свой век, а живут активной жизнью. Они жизнерадостные. Общаются в пивном баре, на дискотеке(!), в клубах по интересам. С детьми у них сохраняются прекрасные отношения.

— Доживем ли мы когда-нибудь до такого?

— Чтобы накопить средства, нужно, как вы понимаете, время. Только когда мы сами начнем себе откладывать на старость, и общество проникнется этой идеей, мы сумеем создать разного типа дома-интернаты. Самому государству это не под силу. Его дело — принять соответствующий закон о пенсионном страховании. Реально только молодежь, которой сегодня 18-20 лет, может надеяться на достойный уровень проживания в старости. Разумеется, если закон будет принят, как говорится, прямо сегодня.