Евгений БЫСТРИЦКИЙ: «Фонд «Відродження» поддерживает инициативы, а не их имитации»

Евгения Константиновича Быстрицкого многие знали прежде всего как блестящего интерпретатора современной западной философии. Слушая его курс лекций по истории философии в Украинской Академии искусств, где он преподавал несколько лет назад, я поражалась его способности актуализировать знаменитых мыслителей. Для него фраза «здесь и теперь» была не просто знаком модного знания о ходовых идеях: в каждом философе он выделял краеугольную мысль, которая активно влияла на саму способность размышлять так, а не иначе, тем самым изменяя мир и направляя процесс духовного развития общества. Так, например, в Мартине Хайдеггере (по его творчеству Евгений Константинович защитил докторскую диссертацию) он отличал «заботу» как фундаментальную категорию, которая является сутью неподдельного духовного самостояния и личности, и нации.

Удивительным было и то, как Евгений Константинович рационально поддерживал желание своих подопечных критиковать, дискутировать по поводу значения самых, вроде бы, устоявшихся величин. Он приучал думать не «снизу вверх», не «с обочины», а только в прямом диалоге. Причем отбрасывая агрессивно-разрушительную интонацию, с позиции толерантности, которая противостоит крушению жизненного мира в каждом человеке.

И вдруг — в прошлом году Евгений Константинович стал директором международного фонда «Відродження». Увы, слишком часто я стала слышать тяжкие вздохи: «Ну вот, и он стал паном, к которому нужно идти за деньгами». Стойкое недоверие к дееспособности чинов любого ранга у нас значительно превышает надежду, что, обладая положением и властью, кто-то может их употребить во благо обществу, а не себе. И, кажется, слишком мало осталось тех, кто верит, что личность может быть (и должна быть) больше «должностного лица». Каюсь, и я на встречу с Евгением Константиновичем шла с тем же опасением, что увижу вышеупомянутую метаморфозу.

— Евгений Константинович, ваш приход на должность директора международного фонда «Відродження» был несколько неожиданным для многих. Проработав здесь уже около года, как вы согласовываете нынешнюю свою административную деятельность с вашими философскими взглядами на проблемы современности?

— Во-первых, до этого я был членом общественного органа фонда — правления. Во-вторых, сама идея фонда — глубоко философская. Ее формулировка идет из трудов Карла Поппера, но теперь приобрела очень сильный прагматичный смысл, ведь в конце ХХ века философия является в первую очередь критикой, пытающейся выяснять условия осуществления реальных действий и поступков.

Мы сейчас живем в стране, где все более-менее умные люди знают, что следовало бы сделать: нужно, чтобы у нас развивались рыночные отношения и предпринимательство, правовое государство, гражданское общество и дальше, дальше. Но почему нельзя воплотить эти желания настолько же легко, насколько легко мы можем говорить или, даже, оперировать знаниями о них? Сколько уже наговорено. Этот разрыв, расхождение между знаниями и полезными действиями является проблемой вообще конца ХХ века, а для Украины — особенно. Известно, что одним из условий таких действий являются традиции, в которых люди живут, вроде бы и не замечая их в будничности. Поэтому часто апеллируют к японской культуре, которая помогла стать Японии современной, к протестантской этике, к католическому рациональному мировоззрению. У нас — с большими преувеличениями — к украинской ментальности. Это — логичный ход, когда пытаешься понять, как осуществлять наши знания именно здесь и именно теперь.

Поэтому сей переход от философии к попытке способствовать идее «открытого общества» через гранты, предоставляемые в Украине фондом Джорджа Сороса, — он не так уж и разителен.

— Насколько совпадают взгляды Сороса на «открытое общество» с классически-попперовскими?

— Он старается думать дальше — в своем времени, на другом материале. Когда встречаешься с Соросом — он поражает тем, как прислушивается и пытается понять аргументы собеседника. И нет никакого расстояния между ним и твоим мнением, как это заведено у наших почтенных чинов. К тому же, Сорос весьма последователен в плане реализации идеи «открытого общества».

— Не использует ли он людей?

— На решение нашего фонда влияет только то, сколько мы имеем финансов. Да, существует целая сеть благотворительных фондов Сороса в мире, и мы собираемся на ежегодную Генеральную Ассамблею обсуждать свои проблемы, где обмениваемся мнениями. Но никто не может тебе приказать — как именно нужно действовать. Конечно, когда руководишь такой сетью, когда, выступая на конференции, рассказываешь свои мысли — к ним все прислушиваются. Сорос умеет убеждать, а не приказывать. Это не административное использование, а управление авторитетами.

— Недавний визит Джоржа Сороса, вероятно, изменил ход работы фонда «Відродження»?

— Безусловно. Чтобы это объяснить, расскажу кое-что. Год назад председатель правления, сильный аналитик, политолог из Донецка Григорий Немыря высказал мнение, что наш фонд стал напоминать «министерство грантов». Это не удивительно, поскольку в Украине самые лучшие организации, созданные с благими намерениями уже после провозглашения независимости, имеют сильную тенденцию «советизироваться». Воссоздаются навыки проклинаемой советской бюрократии, характеризующейся принципом «я привел свою команду». Не набрал людей на условиях конкурса, а привел тех, с кем можешь делать корпоративное дело. А постсоветская корпоративность превращает многие красивые начинания в определенный тип полутоталитаризма.

Так вот, фонд, сделав много хорошего в Украине, постепенно начал дрейфовать в эту сторону. Желание изменить такое положение было поддержано и Богданом Кравченко, проректором Академии государственного управления, одним из наиболее активных членов фонда, а также человеком, делающим и уже сделавшим очень многое для позитивных изменений в системе администрирования в Украине. Когда я стал директором с намерением трансформировать деятельность фонда, — я встретился с довольно сильным сопротивлением, с установившимися привычками работы. Мы значительно сократили количество работников, оставив людей дела и выбирая новых только на основе конкурса, а также следуя такому образу координатора, менеджера проектов, который принят вообще в мире. Этот процесс мы начали еще в марте, и до приезда Сороса нам казалось, что уже пройден определенный этап. Его визит не был какими-то «генеральскими смотринами», но стимулировал более критичное отношение к переменам.

Мы перестраиваем представительство фонда в регионах, где также «наросли» определенные иерархические структуры: оставили там только по 1-2 представителя, вместо этого с намерением открыть новые представительства в крупных областных центрах. Чтобы отыскивать людей просто на местах. Это нелегко дается. Но нам нужны не просто добросовестные исполнители, а координаторы-советчики, которые будут помогать. И не мнить себя в качестве начальства, дающего деньги.

— То есть, вы ищете сейчас баланс между динамикой и стабильностью?

— Мы трансформируемся, и работающие здесь, не должны чувствовать себя какими-то камикадзе, как выразился один веселый журналист, — работниками на месяц. В фонде поддерживается профессиональное развитие: отсюда уходят обогащенными постоянной практикой в английском языке, с навыками работы по западным стандартам менеджмента и предпринимательства. И не просто финансового, а программного — это другой уровень деловых качеств. В других странах люди, которые работали в фондах нашей сети, идут, как правило, дальше работать в государственные структуры, принося с собой антикоррупционный дух открытого общества. К сожалению, пока что у нас этого нет, и не думаю, что в Украине это будет так скоро.

По поводу общественности, которая с нами сотрудничает — здесь также нужна ротация, чтобы люди имели «свежий взгляд» и давали другим проявить свой взгляд на проекты и проблемы.

— Сужает ли свое поле деятельности фонд в поддержке проектов определенных направлений?

— Нет, скорее — мы переориентируем их на большую полезность, практичность и модерновость.

Первым отмечу проект по переводу около 70—80 книг западноевропейских современных авторов, известных в социально-гуманитарной сфере — политология, социология, история, литературоведение, философия. Большинство этих переводов не будет дублироваться с теми, которые переводятся в России тем же фондом Сороса, поскольку угол, через который Украина смотрит на мир — не совпадает с российским. А авторы, интересные для нашего геокультурного видения, могут быть неактуальны для России.

— Эти книги также будут издаваться и в Украине?

— Да, мы не только поддерживаем переводчиков, но и издательства, которые лучше «проходят» конкурсные условия. Усиливая грантами рынок производителей книги, мы создаем определенное давление на политику книгопечатания в Украине. Ведь она — не является цивилизованной, и государственные структуры через имеющееся в наличии законодательство и свою инертность не заинтересованы, чтобы сфера книгоиздательства открывалась для изменений.

— Образовательные проекты, поддержанные фондом, также стимулируют альтернативные методы в отношении государственных стандартов?

— Программы, связанные с высшим образованием, ставят целью и создание новых курсов в вузах, и новых методов преподавания, которым можно научиться, стажируясь в западных центрах. Также новое, весьма критичное направление в развитии образования — «Честное поступление».

Некоторым вузам, которые сами того желают, мы предлагаем вместо устных экзаменов, где невозможно контролировать объективность преподавателя, — систему тестов и специальных комиссий. Иначе то, что можно назвать моральной коррупцией преподавателей, будет продолжаться бесконечно и нести не только финансовый упадок науки. У нас налаживаются деловые контакты с Министерством образования, и мне лично очень импонируют некоторые сильные их шаги в направлении привлечения в образовательную систему Украины новейшего мирового опыта.

— Контакты фонда с государственными структурами идут на пользу идее «открытого общества»?

— Избавившись от лишней заорганизованности, сейчас мы начали более активный диалог с государством. На эти, сравнительно небольшие, средства — $7—10 млн. в год все 50 млн. жителей Украины не поддержишь, и мы надеемся на сотрудничество с отдельными госструктурами, имеющими желание и волю поддерживать внебюджетно инициативы граждан. Подчеркиваю — это должен быть трезвый диалог.

Например, у нас есть программа поддержки местного самоуправления, в том числе через публичные слушания бюджета. Мы думаем, как содействовать антикоррупционным мерам со стороны общественности, ведь коррупция — это искривление отношений между людьми, она имеет чрезвычайно много проявлений, которые нужно верно оценить. Начинаем программу содействия реформам в пенитенциарной системе, продолжаем — по поддержанию прав человека. Много есть жизненных ситуаций, когда человек нуждается в консультации юриста, и на добровольных началах это могут делать, например, старшекурсники-выпускники юридических вузов и факультетов. Все это направлено на создание альтернативы существующему отстранению государства от гражданина.

— Растет ли гражданская активность? То есть — много ли приходит в фонд людей, желающих с вами сотрудничать?

— Активность не уменьшается, но внутри нашего общества есть очень много имитаций общественной активности. Есть идеи, которые популярны на Западе — начиная от феминизма и вплоть до различных форм европейской интеграции. Это — на слуху, модно, и очень быстро используется в собственных целях. Иногда почти невозможно отличить имитацию от настоящего замысла. Но также бывает, что настоящая инициатива не может себя оформить, стать проектом.

Беда в том, что мыслящая, интеллектуальная часть нашего общества вынуждена расходовать свое время сегодня на поиск простого зарабатывания денег. Нашего умного гражданина, который не может заработать на нормальные условия жизни, жизнь толкает на искусcтвенное создание негосударственной организации. Общественная активность, которая в других странах развивалась на фоне обеспеченности среднего класса, у нас работает на других основаниях. Наш фонд настойчиво поддерживает общественность, которая умеет отсепарировать здоровую идею от имитации: тогда есть больше шансов, что деньги пойдут на развитие настоящих инициатив.

— Как вы ощущаете самые негативные трансформации в украинской интеллигенции?

— Интеллигенция работает фактически еще в социалистических институтах: старая профессура и академики, оставаясь в «чине» и в президиумах, бессознательно воссоздают старые ценности организации интеллектуальной жизни и старое видение задач мысли в обществе. Поэтому каким образом можно поддержать науку, чтобы она трансформировалась в что-то более динамичное, что было бы способно не только выжить сегодня и завтра, чтобы здесь тоже развивалась инициатива?

— Мы оказались в «мире без идей»?

— Много идей по-коммунистически универсальных, очень общих. Снова и снова пытаемся думать за все человечество. Каждый день ко мне приходят люди с идеями вроде: «как сделать счастливыми всех украинцев, как сделать всех нравственными и справедливыми». Но не продумывают методики, технологии воплощения общественных, гуманитарных идей, как их реализовать на самом деле, в реальности, которую нельзя упразднить, а не в фантазии. И этого здравого ума, действий шаг за шагом, нам катастрофически не хватает.

Сейчас стало очень популярно говорить о дистанционном обучении. Идея прекрасная: любой человек, который имеет компьютер и может войти в Интернет, приобщается к любым знаниям. Просветительство, подкрепленное техническими достижениями — может ли что-то быть лучше? Но в Украине есть большие проблемы с так называемой инфраструктурой для Интернета. Кроме того, уже сегодня ясно, что ничто не способно заменить живого учителя. Если искать здесь не современное техническое средство обучения, а панацею, которая бы охотно помогла нам всем преодолеть кризис в образовании — это будет новая общая имитация действительно нужных реформ, и люди будут просто отброшены от возможности научиться. Поэтому мы спрашиваем у проектантов: а как вы будете воплощать идею, вместе с кем, какие будут последствия? Кстати, мы все-таки делаем ставку на Интернет-обучение и прорабатываем возможные варианты поддержки дистанционного обучения в Украине.

— Вы нацеливаете на позитивистские ценности...

— Для меня позитивность — это когда люди пытаются думать очень точно, руководствоваться своим умом, нелегко поддаются новым и старым мифам. Не столько мыслить — кто мы, что за такая самая лучшая нация, зачем пришли в этот мир и как спасем все человечество. Не только быть постмодерно-ироничными — мы такие выкрученные, хаотичные, никакие. Сейчас, как по мне, уже можно не спорить по поводу идеологических мифов, как это мы видим у наших политиков. Нужно вырабатывать точные концепции — как именно провести то или иное мероприятие, идею, подход, чтобы они пошли на благо здесь и сейчас.

— Есть ли люди, которые хотят столько и именно так работать?

— Как правило, у нас принимается где-то четверть проектов, а их бывает до нескольких тысяч в год. Люди хотят что-то делать, и мы думаем сейчас над тем, чтобы была такая общественная экспертиза, которая доводила бы хорошие идеи до действенного завершения. Проектанты, в основном, до 50 лет. Есть примеры, когда весьма уважаемые люди получают нашу поддержку. Например, Иван Михайлович Дзюба представил предложение поддержки издания современной украинской энциклопедии. Это ценное издание, на которое в общем нужны большие средства. Мы дали такое объявление, что поддерживаем его, но если половину средств дадут другие доноры. И $40 тыс. уже есть — откликнулась диаспора, соотечественники, и с частью, которая предоставлена нашим фондом, — все-таки выйдет первый том. Украине нужно иметь общий взгляд на себя, мы должны наверстывать эпоху просветительства, которую мы упустили. Фонд был создан на волне национального возрождения, и поддерживал издания, в которых осмысливались наши традиции, язык, культура. Но в дальнейшем мы будем поддерживать проекты, которые осовременивают нас.

— Вы ориентированы на Европу?

— Да, это контакты с Западной и Центральной Европой, но обсуждаем и возможности восточной ориентации, есть «крымский проект». Геополитические факторы диктуют другие измерения.

— У вас остается время на другие дела?

— Я с большим трудом прочел курс современной западной философии в Киево-Могилянской академии, сдал плановую тему в Институте философии, где я продолжаю работать завотделом. Времени, в общем, очень мало, но фонд требует умения думать и двигаться. Я не буду работать в фонде всю жизнь, и не хочу этого. Чувствую себя способным написать еще что-то интересное, по крайней мере, замысел пары-тройки книг есть.

— Успеваете ли вы что-то читать «для себя»?

— Только просматриваю. Умение читать и время для чтения зависят не от человека. А от сообщества, от того «невидимого колледжа», который требует для нас знания той или иной литературной новинки. Сейчас одна из больших проблем Украины та, что невидимая общественная мысль не очень-то и группируется. Одна из идей фонда — поддержать людей, которые бы создавали эту мысль: не идеологически окрашенную, не новый миф, а именно рациональное, публичное мнение о жизни и сегодняшнем дне. Только тогда ваш вопрос будет иметь смысл. Если нет внутреннего общения людей — нет авторитетов.

— А нужные ли они, эдакие «столпы истины»? Вы ощущаете в них потребность?

— «Столпы истины» — это кумиры. И сейчас, когда я смотрю на русскую культуру и духовную жизнь, — там пытаются их возродить. В Украине это удается хуже — «среди своих нет героя», и чаще делают таковых из иностранцев. Мне кажется, что XX век — это эпоха гибели романтического героя. В очень правильном смысле. Авторитет — это профессиональный человек, на чье мнение можно опереться, чтобы не принимать на себя функции самознающего судьи. Наличие профессиональных авторитетов, как и морально стойких, — признак здоровья общества.

— В Украине, где превалирует массовая культура, есть ли надежда, на ваш взгляд, что появятся авторитеты «высокой» культуры, которые зададут новые параметры и энергию развитию общества?

— Чтобы была стабильность персональной жизни — где-то должен быть образец, тот же авторитет. Другое дело, что у нас имитируется и массовая, и высокая культура. Однако не стоит делать себе профессию из защиты культуры. Она никогда не отомрет, поскольку имеет связь с трансцендентальным, возносит, т.е. держит, поддерживает человека. Это — как камертон, чтобы в любой момент сверить чистоту тона, даже если ты никогда не поешь. Мы должны знать, что они есть, жители такой культуры. А вот ситуация имитации — она может многое напортить. Вот нам следует иметь набор самых выдающихся, как во всех странах, и мы его искусственно создадим — это, господа, грустно. Только время вносит полную ясность — кто и что здесь у нас настоящее. Фонд пытается внести настоящее в сегодняшний день.