Восстание, которое продолжается

Тема сталинских лагерей, нечеловеческого режима еще долго не будет давать покоя обществу. Наверное, до тех пор, пока будут жить среди нас те, кого эта система не сломала, пока из земли будут выкапывать останки замученных и убитых кагебистами, пока будут оставаться необнародованными архивы СБУ, пока власть и общество справедливо не оценят и не отдадут должное всем — и тем, кто с оружием боролся против сталинизма, и тем, кто не боролся, но стал невинной жертвой системы. Михаила Ткачука, режиссера, сценариста, члена Национального союза кинематографистов Украины, лауреата Национальной премии им. Тараса Шевченко эта тема задела за живое в 90-х, когда он заинтересовался историей освободительной борьбы ОУН—УПА. С тех пор он снял несколько фильмов, посвященных повстанцам, репрессированным и политзаключенным. Особенно режиссера заинтересовала героическая история восстания политзаключенных 1953 года в шести Норильских лагерях. Ей он посвятил три фильма, последний из которых, «Восстание духа», сегодня будет презентовать в Киеве в Доме кино. Именно за эту картину Михаил Ткачук в марте этого года получил высшую государственную премию. Ее герои — очевидцы и участники Норильского восстания. Они и их побратимы (более двух сотен) на прошлой неделе съехались на торжественное юбилейное собрание во Львов (55 лет восстания). Его гостем был Михаил ТКАЧУК. Он показал специально напечатанные для этой даты календарики, которые раздал бывшим повстанцам. С этого и начался разговор...

— Последний раз я был на таком собрании пять лет назад, когда отмечали 50-летие Норильского восстания. Там впервые я начал снимать фильм, еще не зная, кто будет моим героем. Теперь же многих из них я знаю. Собственно, к восстанию я не имею отношения, я — посредник между Богом и людьми, который связывает, чтобы люди это знали. Сейчас я поддерживаю связь с руководителем восстания в четвертом лагере Евгением Грицяком, которому 82 года. Кстати, младше 80-ти среди тех людей нет — наверное, уже трети из их уже нет в живых. А я снял их очень много: может, 150 человек по всему миру — и в Канаде, и в Грузии, Прибалтике, Польше, Норильске, ездил по России. Фильм «Восстание духа» построен на свидетельствах, и там нет ни одного авторского слова. Как будто бы нет. Первый мой фильм называется «За решеткой Севера», второй — «Вирус неповиновения» и третий — «Восстание духа». Это было настоящее восстание духа. У повстанцев ничего не было — никакого оружия, и, окруженные военной техникой, они продержались 69 дней — на один день меньше, чем Парижская коммуна. Это восстание перевернуло видение того империалистического мира, который несла российская коммунистическая империя, и после него восстания начались в разных местах — в Воркуте, в Кергири. Почему в фильме у меня есть параллель с оранжевой революцией? Потому что тогда тоже было восстание духа. Для меня новая Украина началась после 2004 года, когда появился дух неповиновения.

— Почему вы назвали серию фильмов «Загадка Норильского восстания»? Вам удалось ее разгадать?

— Когда я услышал о нем впервые (а до 2002 года я о нем не знал), я снимал картину о парнях из УПА «Здобути чи не бути». Эти слова — первая строчка из декалога украинского националиста («Здобути незалежність або загинути в боротьбі за неї»). Я никогда не знал, что люди могли подняться где-то в Норильске на 69 параллели и выстоять в окружении танков энкаведистской техники. На это были субъективные и объективные причины. Первое — смерть Сталина. Люди думали, что будет облегчение, а в лагерях начали убивать людей ни за что. Это сдвинуло кровь, и об этом говорится в фильме (так, как, например, кровь Гии Гонгадзе сдвинула Украину). Я тогда решил разгадать эту загадку. К тому же, я видел российскую передачу, но там восстание было показано по- другому. Так, россияне говорили, что это было восстание, но — интернациональное: что восстали все, и что руководящая роль в нем принадлежала России, как старшему брату. Я подумал, что здесь что- то не то. Начал собирать информацию и узнал, что там, среди участников восстания, а это шесть лагерей (пять мужских и один женский), было 70% украинцев, причем наиболее политически заангажированых, парней из ОУН-УПА. Я хотел, чтобы загадку Норильского восстания мне раскрыли сами участники. И в картине говорят украинцы, литовцы, россияне, поляки о том, что действительно украинцев было, во- первых, больше, во-вторых, что там действовали даже подпольные комитеты. Они все время друг друга поддерживали. Подчеркну, что Степан Семенюк, возглавлявший восстание на третьем лагере (сейчас живет в Польше), сказал, что это было не просто восстание, а продолжение освободительной борьбы в условиях лагеря.

О чем говорит великая организация того восстания? Люди знали, что они делают, и после того как восстали 20 тысяч человек, погибло приблизительно 160 на все лагеря. Нужно сказать, что в следующем году было более массовое восстание, более известное — в Кенгири, но там погибло 800 человек. Нам нужно говорить о том, что тогда люди ценили каждую человеческую жизнь, потому что она — неповторимая. Поэтому и в этом была великой победа Норильского восстания.

— Вы пришли к теме Норильского восстания из-за интереса к деятельности ОУН—УПА. А почему вас заинтересовала тема УПА?

— Когда-то в 1992 году я снимал фильм «Госпожа сенаторша», посвященный женщине, боровшейся за освобождение Украины (она представляла украинское нацменьшинство в польском парламенте). В СБУ я познакомился с парнями, которые сказали, что у них есть очень интересные материалы об одном неизвестном художнике, который погиб в УПА. Мы пришли с камерой и стали снимать. Это был очень известный и интересный профессиональный художник Нил Хасевич. Мне тогда очень помогло, что уже было молодое украинское государство, а СБУ возглавлял Евгений Кириллович Марчук, и благодаря им вышли две книги, посвященные Нилу Хасевичу и его творчеству. Эти книги мне даже помогали, потому что времена были неуверенные, хотя тогда уже и отмечали 50-летие УПА. Таким было мое первое знакомство с УПА. Я делал и другие картины, но следующий виток был уже через 10 лет...

— Вы были в Норильске на месте восстания, расскажите, как сейчас выглядывают эти места? Насколько местные жители знакомы с историей, как относятся к восстанию 53-го?

— Это очень интересно. На встрече во Львове я читал поздравления от Аллы Макаровой — историка, которая работала в Норильском краеведческом музее и первой начала «рыть» эту тему, исследует она ее и сейчас, и я с ней часто общаюсь. В этом музее один этаж они хотели полностью посвятить Норильскому восстанию. Когда была 50-я годовщина восстания, я был единственным из Украины, потому что бывшие политзаключенные по возрасту не хотели туда ехать. Был и Путин. Кстати, там есть гора Шмидта — под нее сбрасывали трупы людей — под которой сделали небольшой мемориал. Поставили свои памятники поляки, литовцы, россияне, не поставила только... Украина. И об этом мы тоже говорим в картине и хотим обратиться с этим к руководству государства. Я даже придумал памятник (показывает календарик, на котором изображены мужчина и женщина с черно-красно-черным флагом). Черная земля, черное небо, а посредине — кровь. Это такой флаг придумал пан Грицяк — он не имеет аналогов в мире — и его люди подняли во время восстания...

Когда приехал Путин, они не говорили о восстании, а как будто бы почитали память погибших. Они хотели ставить там такой памятник: мать, а у нее на руках — сын, который погиб. Получается такое оплакивание, своеобразная пиета. Я же говорю — нет, памятник должен быть другим, потому что эти парни бросили вызов судьбе. Они запустили в небо воздушных змеев с листовками — очень высоко вверх, до километра, которые летели по 100 километров вдаль, потому что там страшные ветра, а в тех листовках написали, что их морят голодом, издеваются, убивают. И уже через несколько дней об этом передал «Голос Америки». Как это могло случиться? Только благодаря тому, что они такое придумали. Поэтому я сказал, что вижу памятник по- другому — очень простую конструкцию фигур мужчины и женщины — такую, что их продувают ветра, а они запускают змеев. Получается такое обращение к Богу, и это — победа духа.

— А идея памятника — ваша?

— Я когда-то ездил на Соловки и в Петрозаводске увидел памятник, который подарили канадцы городу. Он назывался «Рыбаки» — люди забрасывают сеть. Я же в этом сразу почувствовал — потому что все время искал идею для памятника — это именно то. Есть такие вещи, которые возникают именно из ситуации, и ты ничего не придумываешь...

— Вы говорили об объективных причинах, способствовавших этому восстанию духа...

— Повстанцев не стреляли потому, что на то были объективные причины. Вообще неопределенной была ситуация в стране: умер Сталин, после этого — арест Берии, начинается борьба за власть. Все дрожит, и никто не знает, что будет завтра. Энкаведисты не знали, как вести себя. К тому же, было два враждующих министерства — МВД и НКВД. Им нужно было доказать, что они нужны власти... А жизнь же дала возможность, и ею повстанцы воспользовались, потому что для этого была почва — сформированная организация, метафорически — распаханная земля, и можно было забрасывать зерно.

В картине мы еще проводим одну линию, о ней рассказывает Степан Семенюк. Он говорит, что тогда, во время восстания, им удалось разорвать цепь, связывавшую администрацию лагерей с блатняками, криминалитетом. Потому что тогда в лагерях отдельно сидели политические и уголовники. Но все бригады возглавляли только уголовники. И они постоянно следили за всем, что делается, доносили. А когда разорвали эту цепь, люди смогли организовать это восстание. Вот чего, говорит Семенюк, сегодня не хватает нашему государству — разорвать цепь между криминалитетом и властной верхушкой. Не хватает политической воли, а им тогда хватило духа, и они победили.

Еще одна важная мысль: а как россияне вели себя в той ситуации? Грицяк рассказывает, что с ними были нормальные отношения, и они тоже принимали участие в восстании. Но расходились в одном — россияне хотели жить в империи и не видели Украину независимой. Из-за этого не было контакта, такого, какой был с литовцами, которых было намного меньше. Они тоже были «зелеными братьями», тоже прошедшими через партизанщину. Я был в Литве и узнал, что литовцы, которым по 80 лет, знают все украинские повстанческие песни. При этом все эти литовцы получили наивысшие награды от власти, от президента, их там очень почитают. Нам бы так... Но нужно отдать должное нынешней работе СБУ, особенно молодой ветви, в плане открытия исторических документов. Сегодня я с ними сотрудничаю — сделал несколько запросов, потому что ищу материалы на своих героев.

— Когда фильм «Восстание духа» можно будет увидеть на телеэкране?

— Когда мне вручили Шевченковскую премию, с Банковой предложили распространить фильм. Сделали соответствующие письма — чтобы он был во всех вузах, школах, других учебных заведениях. Добро дал Виктор Андреевич. Сейчас у нас есть заказ от областных администраций, рассылаем диски. На телеканалы не берут, потому что говорят, что фильм неформатный. Правда, есть уже письмо от Секретариата Президента к Василию Илащуку, поэтому у меня есть надежда, что Первый Национальный покажет. А с картиной я езжу по городам: был в Луганске, в Сумах, Чернигове, Одессе. Выбираю восток, потому что там нужно работать, а молодежь везде любознательная.