Василий ВИТЕР: В персоне Богдана Хмельницкого скрыты смыслы, необходимые украинцам

20 апреля в 18.30 в киевском Доме кино студия «ВИАТЕЛ» представит собственную документальную трактовку одной из канонических (но, как всегда, не без «идеологических жупанов») личностей украинской истории — Богдана Хмельницкого. Собственно, зрители проекта «Игра судьбы» на «5 канале» уже успели оценить эту трактовку благодаря многосерийной версии фильма «Богдан Хмельницкий», который транслировался еще перед новым 2010 годом. Теперь «ВИАТЕЛ» представляет почти двухчасовой полнометражный «Богдан Хмельницкий». А увидеть его сможет каждый, кто появится в нужное время в нужном месте.

По словам основателя студии и режиссера Василия Витра, над фильмом об украинском гетмане документалисты работали около пяти лет. Но это не самый длительный проект в истории «ВИАТЕЛ». Наверное, самой примечательной из всех созданных за 16 лет работой студии фильмов стала трилогия, посвященная трем украинским святыням — Михайловскому, Успенскому и Владимирскому соборам в Херсонесе, которые возрождались в течение 90-х и 2000-х годов. Процесс восстановления духовных центров украинства «ВИАТЕЛ» снимал в течение почти десяти лет — с 1997 до 2005 года. С вопроса о символическом значении этих лент «День» начал разговор с Василием ВИТРОМ.

— Одна из самых выразительных работ студии «ВИАТЕЛ» — это три фильма о возрождении украинских святынь — Михайловского и Успенского соборов в Киеве и Владимирского собора в Херсонесе. Съемки продолжались почти десять лет, зато теперь у нас есть своеобразная хроника возрождения. Можно ли рассматривать эти ленты о восстановлении духовных центров как параллель к возрождению государства? Вкладывали ли вы в эти три картины именно такой смысл?

— Больше всего в этих фильмах меня интересовало другое: такие же дяди и тети, которые эти соборы восстанавливали своими руками на наших глазах, несколько десятилетий тому назад их разрушали. Возможно, мы даже сняли их внуков. Это фактически историческое искупление.

Ми были очарованы процессом реставрации и восстановления. По сути, в более чем часовых фильмах мы просто показываем, как кладут кирпичи, пишут образы, покрывают золотом купола. А зритель смотрит на экран как очарованный.

— Как вы выбираете героев для своих лент, в частности, для документального сериала «Гра долі»?

— Сначала мы составили список из почти ста имен, о которых, как мы считали, необходимо рассказать. Потом собрались, чтобы решить, о ком нужно снимать фильмы в первую очередь — и сто имен превратились в 250. Для нас, киношников, главный критерий для отбора героев заключается в возможности сделать из жизненной истории человека интересную киноисторию. Потому что, если нет драматургической пружины, все разрушается.

Недавно я был поражен тем, что имен выдающихся украинцев, в том числе наших современников и выходцев из Украины, насчитывается целых три тысячи.

— Возможно, это даже не все имена. Многие остаются неизвестными. Вот, например, недавно в Музее литературы завершилась выставка Параски Плытки-Горыцвит — гуцульской писательницы, художницы, философа. Она создала десятки рукописных книг, только Богу известно, сколько времени они покрывающихся пылью в сундуке карпатского дома.

— Вообще, украинская «терра инкогнита» чрезвычайно велика. И я это могу подтвердить, ведь мы, начиная работать над очередным фильмом, всегда погружаемся в документы. Хорошо, когда есть такие имена в украинской истории, о жизни и деятельности которых достаточно много документов. К ним, кстати, относится и Богдан Хмельницкий. Но вдруг наталкиваешься на такие факты или свидетельства, которые кардинально меняют всю картину. Для меня даже басня или народная песня может быть документом.

— Что такого удалось вам найти о Хмельницком, что могло бы повлиять на его восприятие обществом?

— На Хмельницком сосредоточиваются, прежде всего, как на политике и гетмане. Но почти не говорят о том, как он воспитывался. А воспитывался он в рыцарском духе, на Сечи. Сначала получал образование в братском коллегиуме в Киеве, потом — в иезуитском во Львове. А почему его отдали именно к иезуитам? Когда мы говорим о Хмельницком, необходимо иметь в виду еще и все те идеологические жупелы. Поляки, мол, — враги. Но в документах мы находим записи противоположного отношения к большой Польше. Вся наша шляхта, включая Богдана Хмельницкого, склонялась к королевскому двору. На то время братские школы в Украине едва начинали появляться, не все дети нашей шляхты получали там образование, к тому же они носили скорее церковный характер. В то время как польское образование было уже на общеевропейском уровне. Словом, меня как режиссера больше всего интересовал именно ранний период жизни Хмельницкого.

Еще говорят, что от первой жены Анны Сомко у Богдана было пять детей. Для меня стало открытием то, что на самом деле их было девять. Но не все из них выжили.

— Особенность «Гри долі» заключается в том, что, рассказывая о выдающихся украинцах, вы подаете их через призму частной жизни. В «Берестечке» Лины Костенко, как утверждает сам автор, главный нерв — в победе над поражением, которую Хмельницкому удалось одержать именно благодаря новой любви. Как вы интерпретировали этот момент в своем фильме?

— Анна Золотаренко влюбилась в Богдана еще до появления Хелены. Для Анны любовь к Богдану была крестом, который она несла фактически на протяжении всей своей жизни, а Богдан, по моему мнению, был однолюбом и любил только Хелену. Относительно Анны Золотаренко, то это был своеобразный личностно-общественный ход Хмельницкого: он оперся на Анну Золотаренко, а также на ту старшину, которая стояла за семьей Золотаренко, — на род Сомко, на группу Богуна. Анну Богдан уважал как друга, советчицу, как воспитательницу своих детей. Она постоянно ездила с ним в походы — под Пилявцы, под Белую Церковь. В то время как жен с собой никто из казаков не брал, Анна постоянно находилась рядом с Хмельницким. Все приближенные к Хмельницкому понимали, что значит для него Анна. Уже не говоря о том, что Богун был в нее влюблен.

— Какое показательное совпадение: вы обратили внимание на Богдана Хмельницкого, а за несколько лет началась подготовка нового издания романа «Берестечко» Лины Костенко. Но речь идет не только о Хмельницком. В течение последнего времени были попытки переосмыслить и фигуру Мазепы. Видите ли вы в этом определенную тенденцию, и сохранится ли она, невзирая на то, что сегодня уже нет благоприятной властной конъюнктуры?

— За эти пять лет, на протяжении которых мы работаем над документальным сериалом «Гра долі», я понял такую штуку: если об истории не говорить, то и внимания общества к этой теме не будет. Прежде всего, в обществе должна быть информация, а далее уже осмысление на уровне художественного творчества и на других уровнях. Нужно же из чего-то выстроить нашу ментальность. И здесь многие должны прилагать усилия. В первую очередь — учителя средних школ, преподаватели университетов. В известной степени и власть. Впрочем, хотя предыдущая власть была лояльной к определенным историческим переосмыслениям, но я бы не сказал, что она создала для этого благоприятные условия. Сделала ли она что-нибудь, чтобы переиздать «Берестечко» Лины Костенко? Сделала ли власть хоть что-то, чтобы мы сняли фильм о Богдане Хмельницком или Иване Мазепе? Ничего. Мы все это сделали без помощи власти. Следовательно, идет речь, прежде всего, о любознательности самих украинцев, а также тех, кто способен на осмысление исторических сюжетов на уровне художественного творчества. Я думаю, что упомянутое вами совпадение не случайно. Потому что в фигуре Богдана Хмельницкого кроется много смыслов, искомых сегодня украинцами. Во-первых, для того, чтобы на эти смыслы опереться. Во-вторых, для того, чтобы определиться. И в-третьих, чтобы дать себе ответ на вопрос: а что дальше? В действительности это поиск себя в мире, с опорой на свою землю, на украинское бытие.

Создавая любой фильм, я ориентируюсь прежде всего на зрителя. Я не думаю о том, как мои фильмы оценят через сто лет. Я хочу увидеть, как действует мой фильм уже сегодня. Возможно, через специфику документалистики как творчества. Представляю, какими были ощущения тех режиссеров, чьи работы клали «на полку». Кстати, нечто подобное было и с моим фильмом «Подземные воды». Но, к счастью, это было уже время перестройки, и фильм, можно сказать, подхватили.

Хотя место «на полке» для него уже готовилось, ведь фактически это был первый украинский фильм о геноциде. Он был снят в 1988 году.

— Расскажите об этом фильме подробнее.

— Я познакомился с писательницей Аллой Тютюнник, предложив экранизировать ее повесть «Що з тобою коїться?» Но уже в день нашего знакомства она рассказала мне о романе «Далі польоту стріли», над которым она в то время работала. В нем шла речь об украинцах, выселенных с их родных земель вдоль берегов Днепра для того, чтобы эти места отдать под искусственные моря. Я был поражен романом. Конечно, такой сюжет для игрового кино в условиях Советского Союза снять было невозможно, поэтому я предложил Алле сделать документальный фильм. Мы замаскировали эту тему под экологическую, которая в то время начинала быть актуальной. И на гребне экологического движения наш сценарий утвердили. Фильм был снят на студии «Укртелефильм». Именно в «Подземных водах» из уст одного из героев фильма прозвучало слово «геноцид», и всем сразу стало понятно, о чем в на самом деле идет речь в нашей картине. «Подземные воды» мы повезли в Москву на показ специальной комиссии по принятию фильмов от республик СРСР. Его просмотр произвел эффект, разорвавшейся нейтронной бомбы — длинная пауза. И мне друзья с Прибалтики, которые были на просмотре, сказали: «Никогда, Вася, этот фильм в Москве не примут». Мол, готовься. Я уже знал, к чему готовиться: фильм должны были положить «на полку». И вдруг в это время в Киев приезжает известный эколог — академик Яблоков. Одновременно с движением за экологию началось движение за демократию. И какими-то, как говорит классик, одному Богу известными путями эти демократы оказались в нашей студии и увидели мой фильм. Академик Яблоков сразу заявил, что забирает копию этого фильма в Москву. И в один прекрасный день на Центральном телевидении после его выступления с сетованиями по поводу экологической ситуации в стране, показали фильм «молодых талантливых украинских кинематографистов».

— А на украинском телевидении «Подземные воды» показывали?

— Да, показывало УТ-1 в 1989-м, 1990-м, 1991-м. Но потом фильм исчез с экрана. И пересмотрев его, можно понять почему.

— Документальное телекино могло бы сработать на украинское общество в смысле переосмысления отдельных личностей и исторических сюжетов. Но в конце 90-х начался дикий капитализм в «ящике».

— Здесь следует упомянуть о двух аспектах: экономическом и мировоззренческо-психологическом. Между прочим, такие фильмы есть, они сняты Министерством культуры на средства налогоплательщиков. Их около 70-ти. Почему их не показывают — это уже другой вопрос. В первую очередь потому, что не создана соответствующая четкая государственная программа демонстрации фильмов. Я убежден, что у государства такая программа должна быть для того, чтобы продвигать украинское, не навязывая его, не прибегая к силовым методам. Ведь здесь мы имеем дело с психологией. Зритель должен увлечься, зритель должен видеть в своей истории благородство, рыцарство — все те добродетели, которыми наши исторические персонажи действительно были наделены. Но кроме этого — захватывающий сюжет. Такая программа должна касаться, по крайней мере, СМИ, находящихся в государственной собственности. Но такой системы нет. Это, в том числе, означает, что идеологией государства Украина никто серьезно не занимался. Да, были попытки, но они базировались на принуждении, которое, как правило, вызывает у людей только сопротивление. Что касается коммерческих каналов, то они, к величайшему сожалению, исповедуют тактику борьбы с украинцами. Я это называю прямо. Есть такой закон про кино? Есть. Хотите дубляж? Хотим. Получайте русские фильмы, поверх которых мы наложим титры. Кто будет эти титры читать? Да никто. Прецеденты титрования целесообразны тогда, когда не хочется нарушать оригинальный языковой пласт кино, но — это на больших экранах, где титры хорошо читаются. А в нашем случае это издевательство над зрителем и одновременно простой механизм того, как приучить молодежь разговаривать на русском языке. Радио, телевидение, русская попса... Сколько у нас в Украине украиноязычных каналов? «5 канал», «24», до недавнего времени был Первый Национальный, канал «Культура». Вот вам и все. При этом очень много «грехов» заслоняется рейтингами. Должен вам сказать, что на сегодняшний день я в них не верю. Чтобы определить объективный рейтинг программы, нужно располагать данными, по крайней мере, из нескольких источников. Говорят: нам невыгодно вкладывать деньги в украинский продукт. С собственно финансовой точки зрения действительно — вкладывать деньги в производство своих фильмов, учитывая неблагоприятное для этого законодательство, — на несколько порядков дороже, чем взять готовый фильм и просто набрать субтитры и запустить его в эфир. Расходы минимальные, а деньги на этом отбиваются большие. Что в таком случае делают умные законодатели других стран? Создают условия, при которых было бы выгодно вкладывать деньги в национальный продукт. А теперь посмотрим на север. Там создаются льготные законы и огромные средства вкладываются в, казалось бы, «такое невинное развлечение» как национальное российское кино, и в документальные проекты в том числе. Между прочим, недавно давал интервью российским телевизионщиками по поводу нашего фильма о Мазепе, тоже из сериала «Гра долі». Звонок. Сразу ощущается манера допроса. «Это вы сняли фильм о Мазепе?» «Да, снял». Назначили встречу. Диалог происходил приблизительно в такой форме: «Как это так вы додумались?» «Ну, так, додумался». «Вы и о Бандере будете снимать?» Ну, говорю, если будет хороший сценарий. «Мазепа — изменник». Кто сказал? Даже ваш Пушкин, говорю, не пишет, что он «изменник». Но больше всего, что их потрясло, и на этом, в конце концов, наш разговор прекратился, то, что на украинских деньгах есть Мазепа. «Как?» — разволновались они. Я вынимаю 10 гривен и говорю: «Вот так». Свое дело русские телевизионщики, конечно, туго знают.

А затем эти продукты, между прочим, транслируются в Украине. В то время, как наши каналы сознательно и в условиях финансирования делают из наших героев вурдалаков. Я не говорю, что все наши герои были идеальными, но к чему подчеркивать именно негатив? Украинский телеэфир переполнен иностранными героями. И, в конце концов, украинцы приходят к выводу, что они ничем от русских не отличаются: ходят в тех же джинсах что и они, ездят на таких же автомобилях, так же разговаривают. Кстати, этим должны были бы проникнуться наши так называемые бизнесмены чуть ли не в первую очередь. Потому что сначала теряется идентификация как национальности, а впоследствии и то, что эти бизнесмены так самоотверженно защищают — их и имущество.

— Вы создали студию «ВИАТЕЛ» и посвятили себя документальному кино. Теоретически вы могли бы учредить «продакшн», клепающий мыло, и получать от этого хорошие деньги. Но не учредили. Очевидно, кроме государственных предпочтений, здесь еще и дело в личностях.

— Для меня это так естественно, что я не вижу в этом никакой исключительности. Я ориентируюсь на мастеров, прославивших украинское кино на весь мир. Этих имен в действительности очень много. А теперь, когда «с полок» возвращаются ленты, то оказывается, что некоторые из них дали толчок для развития современного кино Грузии, Польши, того же русского современного кино. Что касается государства, то на него нужно давить. А вот тут я жалею, что нас мало и что нет среди украинских кинематографистов согласия. Союз кинематографистов — как лебедь, рак и щука. Было время, когда мне казалось, что количество ежегодно выпускающихся студентов-кинематографистов должно перейти в качество. Но в настоящее время мне так не кажется. К сожалению, эти люди, даже осознавая то, что они украинские режиссеры, опускаясь на рыночные реалии, становятся исполнителями чужих проектов. У них в руках есть профессия, они неплохо оснащены, обучены. Многие работают в российских и других заграничных проектах, на телеканалах. Поэтому просто надеяться на то, что количество перерастет в качество — маловато. Необходимо движение или на уровне государства, или на уровне профессиональных объединений. Вместе проще собрать деньги на какой-то проект и вместе его воплощать. Вспомним, что поэму «Гайдамаки» Тарас Шевченко издал на свои средства. А если бы ожидал, пока придет какой-то меценат, то... На кого же нам надеяться? Кто будет делать за нас нашу работу? Подводя итоги, скажу, что закон, поощряющий бизнес создавать национальный продукт, необходим, но самое первое условие для того, чтобы делать украинское кино, — стремиться его делать.

— А как бы вы хотели, чтобы восприняли Богдана Хмельницкого в вашем одноименном фильме?

— Так, как его воспринял я. Для меня он выкристаллизовался, прежде всего, в мужчину. Во-вторых, в рыцаря. А в-третьих — и это самое главное — в могучего украинца. Когда фильм был завершен, я завидовал сам себе, что имел счастье работать с таким материалом. Бывает, что после общения с кем-то значительным у тебя появляется ощущение счастья, силы, уверенности в том, что ты делаешь правое дело. Я хочу, чтобы такую гордость за то, что удалось побыть рядом с этими героями, чувствовал и зритель. Потому что эти герои — наши.