Перейти к основному содержанию
На сайті проводяться технічні роботи. Вибачте за незручності.

Он написал «энциклопедию украинского искусства»...

Юрий ЛОГВИН: «Отец первым на всесоюзном уровне заявил и научно обосновал, что наше искусство существовало не с XIV—XV вв., как все привыкли считать, а с X!»
07 ноября, 17:36
ГРИГОРИЙ ЛОГВИН С СЫНОМ И ВЫДАЮЩИМСЯ ЗАПАДНОУКРАИНСКИМ ИСКУССТВОВЕДОМ И ФИЛОЛОГОМ ИЛЛАРИОНОМ СВЕНЦИЦКИМ (В ЦЕНТРЕ) НА ТЕРРИТОРИИ ЛЬВОВСКОЙ КАРТИННОЙ ГАЛЕРЕИ

Сын, известный украинский писатель и художник, рассказывает малоизвестные факты из жизни своего отца, Григория Никоновича Логвина — лауреата Государственной премии имени Тараса Шевченко, выдающегося архитектора и искусствоведа мирового уровня, который всю жизнь мужественно защищал украинское духовное наследие.

— Имя вашего отца сегодня известно не только на постсоветском пространстве, но и во всем мире. Интересно, как начиналась его карьера?

— Уже лет с 15 или 16, но далеко не в направлении архитектуры. Тогда он как раз начал учиться в сельскохозяйственной школе в селе Знаменка на Кировоградщине, которую организовали еще во времена НЭПа. Союз, будучи нацеленным на коллективизацию, здесь готовил высококвалифицированных специалистов, которые бы смогли работать не на единоличных участках, а уже на больших латифундиях. Следовательно первое образование отца было агрономическим. Когда окончил учебу, ему было всего 19 лет.

Между прочим, поскольку у моего отца была очень большая тяга к девушкам (смеется), то уже в 20 лет у него была дочь — моя старшая сестра Майя, которую забрали к себе моя бабушка Мокрина и дед Никон, родители отца, и до15 лет ее воспитывали. Самим же родителям ребенка воспитывать не посчастливилось, ведь жену отослали работать в другую часть Украины, а его оставили на Кировоградщине. Тогда никто не смотрел на браки или наличие детей в молодой семье. Если комсомол сказал, ты должен был ответить одно — «да». А расстояние, знаете, всегда разъединяет, да и молодежные браки сами по себе непрочные — амбиций много, а в голове, к сожалению, еще пусто. Кроме того, на первом месте всегда должна была быть общественная работа. Для моего отца это сначала была должность агронома в селе Диковка Знаменского района, а уже через год       — председателя колхоза. Но вплоть до 1956-го, года развенчания культа личности Сталина Хрущевым, отец ни разу не обмолвился об этих своих колхозных делах.

— А как он лично воспринимал идею коллективизации?

— Весьма положительно. В 1929  году в колхоз, который он возглавлял (его создали одним из первых в стране), людей пошло много. Среди них было немало молодых энтузиастов, немало и старших людей, действительно поверивших в это дело. Тогда они взяли колоссальный урожай.

И вот в 1930-ом, когда сюда пошли уже большими рядами, урожай опять собрали очень хороший. Поэтому радости у крестьян не было предела!  Но вскоре пришел приказ сдать зерно. Ну, как это, знаете, «поставка зерна Родине». Сдали. Такой приказ приходил еще дважды. В результате выгребли даже то, что рассчитывалось на посевную, силой отобрали у людей и то, что они получили за трудодни. Однако отец и после этого оставался энтузиастом колхозного дела, ведь стоял у истоков, видел весомый результат.

— С большинством руководителей таких хозяйств государство «достойно» расправилось...

— К сожалению, да. Но отца это обошло. Он часто рассказывал такую историю. Бывают такие друзья-враги, когда все время два лидера оспаривают первенство. Такой друг был и у него. Как-то отец шел на станцию Знаменка по своим земледельческим делам. Вдруг из вагона, стоявшего на запасных колеях, послышался крик. Кто-то кричал и махал из окна вагона руками: «Гриша, иди сюда!» Отец подошел. Когда часовой наставил ружье, крикнул, чтобы дал с товарищем поговорить. «Все равно же, — говорит, — я больше с ним не увижусь».

А у отца в кармане — папиросы. Кажется, тогда у него были «Герцоговина Флор». Вот он и отдал их часовому. Сегодня, чтобы вы понимали, это что-то вроде того будто с сотню долларов бросили. Тогда все было по карточкам, а такие папиросы можно было только в обкоме достать!

Товарищ рассказал отцу свою историю. Сказал, что приходили к нему чекисты, ища какого-то беглеца-кулака. Тот, как и положено, их угостил. Вскоре те опять пришли с визитом, опять угощал. Однако в третий раз чекисты приехали и просто приказали дать свинью, тот взбунтовал и послал их. Они пошли, но сказали: «Ты пожалеешь об этом!» Через какое-то время его подворье подожгли, отравили корову, самому же хозяину поотбивали почки, переломили несколько ребер. Последние слова, которые сказал отцу этот человек, были такими: «Гриша, если есть голова на плечах, беги отсюда. Потому что сегодня меня за свинью, а завтра и тебя за что-то».

После этого разговора отец сразу же сдал печать, которую постоянно носил с собой, не заходя даже домой, сел на поезд и поехал в Харьков. Всю жизнь, вспоминая этот случай, он говорил, что был очень счастлив, что в тот день при нем оказался еще и паспорт, и какие-то копейки.

«У ОТЦА БЫЛА ПРОСТО КОЛОССАЛЬНАЯ ПО СВОЕЙ СТОИМОСТИ И СОДЕРЖАНИЮ БИБЛИОТЕКА»

— А как ваш отец открыл для себя «художественный курс» и когда это произошло?

— Он всегда хорошо рисовал. И вот когда уже оказался в Харькове, захотел учиться этому профессионально. Но так получилось, что на художественном отделении Художественного института уже все было забито, а на архитектурном факультете еще нет. А поскольку был очень большой наплыв абитуриентов, то их разбили на две группы. Одни экзамены сдавали сразу, остальные через несколько недель.

Решающим фактором стало еще и то, что действовали подготовительные курсы. Отец, познакомившись с одним харьковским парнем Зиновием Мостицким, стал ходить на те курсы. И когда они уже попали на поток, прекрасно продемонстрировав знания на экзаменах, потом еще и неплохо удачно халтурили. А дело было в том, что во время массовых репрессий всех старых художников-оформителей, которые имели хоть какой-то намек на дворянство или, например, были в белогвардейской или петлюровской армиях, уничтожили. А как раз началась Сталинская монументальная пропаганда. Поскольку отец хорошо рисовал, то все время был при работе и при достаточно неплохих деньгах.

Уже по окончании института он приобщился и к практической работе по специальности. Тогда же по его проектам в Харькове построили несколько зданий, особенно знаковой стала его работа по реконструкции в санатории «Миргород», тогда же в Кировограде, работая ландшафтным дизайнером, разбил просто чрезвычайный на то время парк культуры! А особенно пафосным, после всех этих масштабных расстрелов, стал 1939-й. СССР решил продемонстрировать всему миру, что в стране Советов, несмотря ни на что, все прекрасно! Для этого и была организована Всесоюзная выставка передового опыта в Москве. В творческих кругах ее условно называли «ВЫПЕРДОС»... Отец  рассказывал, что на том мероприятии он был в соавторстве с главным оформителем павильона Украины, архитектором Алексеем Тацием, с которым прекрасно выполнил работу.

Еще со времен, когда он учился и подрабатывал, все деньги у него распределялись так: треть на жизнь, треть на книги, треть на одежду и табак. У отца была просто колоссальна по своей стоимости и содержанию библиотека. Там были книги с автографами Николая Кулиша, Хвылевого, он дружил с расстрелянным Григорием Эпиком. Кстати, тот начинает свой роман «Первая весна» такими словами одного героя: «То ты, Логвин, говоришь» — в этой книге отец был председателем колхоза под своей фамилией. Но если в этом романе отца убивают, то в жизни было совсем наоборот — расстреляли автора в Сандармохе в 1937-м...

«ЕМУ СКАЗАЛИ, ЧТО ЕСТЬ ОДНА ВАКАНСИЯ, НА КОТОРУЮ НИКТО НЕ ХОЧЕТ ИДТИ, — ИСТОРИЯ АРХИТЕКТУРЫ. С ЭТОГО ВСЕ И НАЧАЛОСЬ...»

— Развивался ли он дальше как художник?

— Да, его московские художники заприметили и пригласили поступать в аспирантуру, что он и сделал. Эти годы учебы в Москве подарили ему возможность познакомиться с просто чрезвычайными людьми такими, как, например, преподаватель, знаменитый академик Игорь Грабарь. Он тогда отцовские рисунки углем очень высоко оценил. Одобрительно отец отзывался и о своем руководителе,  талантливом живописце Василии Бакшееве. По отцовым словам, это был просто удивительный человек. Так рядом с людьми, которые имели не менее громкие имена, и миновали годы учебы. А как только окончил вуз, началась война.

— Следовательно, после войны он поехал уже в Киев?

— Совершенно верно. Когда демобилизовался, встал на военный учет в Киеве. Причина жизненная. Он очень сдружился с киевлянином Владимиром Левченко. Тот ему сказал: «Зачем тебе ехать в Харьков? Поехали в Киев, там больше возможностей». И отец поехал...

Где Софийский заповедник, там раньше была Академия архитектуры. Немного дальше, в Митрополичьем доме, в то время находились институты «Днепропроект» и «Днепросельстрой». Туда отец и устроился на работу. Стал архитектором-проектантом. Чтобы хоть как-то зацепиться, он решил пойти в местную академию, но оказалось, что все места на современную архитектуру в аспирантуру заняты. Ему сказали, что есть одна вакансия, на которую никто не хочет идти,   — история архитектуры. С этого все и началось...

«НАД «СОФИЕЙ КИЕВСКОЙ» ОН ТРУДИЛСЯ БОЛЕЕ 30 ЛЕТ, СДЕЛАВ НЕМАЛО ОШЕЛОМЛЯЮЩИХ ОТКРЫТИЙ»

— Что о его первой научной работе в направлении древней архитектуры помните?

— Его первой научной работой в этом направлении было исследование сакральной оборонной архитектуры. Считалось, что в Средневековье только на восточных землях, преимущественно Центральной Европы, церкви строились так, что одновременно были и храмом для прихожан, и крепостью, куда во время осады прятались люди. И если существовало мнение, что самыми древними такими архитектурными сооружениями были костелы в  Литве, то отец, исследовав храмы в Украине, обнаружил, что у нас такие появились лет на 75, а то и 100 раньше, чем литовские!

— Юрий Григорьевич, книги вашего отца есть не только в научных библиотеках постсоветских стран, но и во всем мире... А какая его работа, с вашей точки зрения, самая выдающаяся?

— Когда вышла книга «По Украине», то Николай Николаевич Воронин, всемирно известный московский архитектор, назвал эту работу «энциклопедией украинского искусства». Однако самой выдающейся является работа «София Киевская», над которой он трудился свыше 30 лет, сделав и немало ошеломляющих открытий. Так, например, детально изучив всю ее архитектуру методом наложения фотографии, он четко определил и доказал количество мастеров, которые отдельно работали над мозаикой и фресками в этом комплексе! Не меньшим научным достижением отца считается книга «Украинское искусство X—XVIII вв.» 1953 года. В этом издании он первым на всесоюзном уровне сделал заявку и аргументировал научно, что украинское искусство существовало не с XIV—XV  вв., как все привыкли считать, а с X!

«ЛЕТОМ ОТПРАВЛЯЛСЯ В ПУТЕШЕСТВИЕ ПО УКРАИНЕ — ФОТОГРАФИРОВАТЬ»

— А как он любил проводить свободное время?

— Что он очень любил, я бы сказал, фанатично, так это фотографировать! Летом, с началом отпусков, когда все его друзья разъезжались, отец, кандидат архитектурных наук, положив в портфель сменное белье, фотоаппарат, множество пленок, накупленных за осенне-зимний период, отправлялся в путешествие по Украине — фотографировать. Он ее всю, кроме Крыма, объездил и прошел ногами вдоль и поперек. Например, есть у него снимки, где на Волыни летает на «кукурузнике», есть отснятые пейзажи, когда передвигается на волах, а вот уже снимает что-то с катера, лодки, парохода или с попутки-легковушки или, скажем, грузового такси. Он испытал все виды транспорта, но главным в этих путешествиях всегда были ноги. А все фотографии сам делал потом дома.

Delimiter 468x90 ad place

Подписывайтесь на свежие новости:

Газета "День"
читать