Сенсация как святотатство

10 марта в 22.30 канал «1+1» осуществил премьерный показ документального фильма собственного производства «Тайны гения Шевченко». Этот фильм был создан Департаментом журналистских расследований канала «1+1». Автором его идеи и сценария стала ведущая Светлана Усенко, известная зрителям по проектам «Секс-миссия» и «Моя хата с краю». Режиссером-постановщиком является Елена Елисеева, оператор-постановщик — Виталий Панасюк. Работа над этим фильмом «длилась больше полугода», чего, вероятно, для его авторов было достаточно, чтобы за это время изучить все «белые пятна» в биографии Тараса Шевченко и одновременно перечеркнуть одним махом практически всю наработку украинского и мирового шевченковедения.

Целью фильма, как отмечает его автор С. Усенко, было показать Шевченко «без прикрас, цензирования и канонизации его фигуры». Впрочем, подобного рода исследования не просто требуют соответствующей подготовки, их надо осуществлять так и таким образом, чтобы это не было профанацией, невежеством, эдаким триумфом некомпетентности. В фильме нет (подчеркну) прямых фактов, истинных доказательств, зато присутствует какое-то нескрываемое желание оболгать, опоганить, «приземлить» фигуру Шевченко — показать его каким-то шалопаем, гомосексуалистом, пьяницей, человеком безвольным, с неуравновешенной психикой, словом, каким-то ничтожеством.

Обращу внимание на те выводы фильма, которые Шевченко позорят морально (по крайней мере две трети фильма посвящены именно этому), порочат его и как великого украинского поэта, и как художника, и поэтому не могут не вызывать возмущения. Преднамеренно опускаю версии, которые отстаивает фильм, об имени матери Шевченко, его возможном «царском происхождении» и «возможных потомках», эпизод о Тарасе как панском казачке, даже истории его отношений с женщинами, потому что для подробного анализа всего этого понадобится много времени, да и места на бумаге.

В фильме есть ряд положений и выводов, которые не отвечают действительности. Все они четко раскладываются на две группы или версии: первая касается Шевченко как художника, вторая — стремится выставить его, так сказать, не совсем мужчиной.

Бессмыслица первая. «Шевченко как художник-порнограф».

Ссылаясь только на украинского шевченковеда М. Новицкого (1892—1964), которого действительно беспокоила мысль, почему с запрещением писать Шевченко запрещалось и рисовать, авторы фильма выводят версию о том, что Т. Шевченко рисовал порнографические рисунки и именно за это ему было запрещено рисовать.

Цитируем из фильма: «Среди рукописей, изъятых у Т. Шевченко во время ареста в Киеве, в списке жандармов значился портфель с рисунками. Очевидно (! — П.П.) их сюжеты, отличались фривольным характером, потому что недаром шеф жандармерии граф Орлов, пересмотрев их, наложил резолюцию: «Оставить под сохранением при деле. Такая дрянь, что нечего показывать».

Однако эта приведенная цитата М. Новицкого передается ведущей С. Усенко не точно, а сознательно в таком виде, чтобы это играло в защиту этой «порнографической версии». Во-первых, М. Новицкий ни одним словом не утверждал, что «среди рукописей, изъятых у Т. Шевченко во время ареста в Киеве, в списке жандармов значился портфель с рисунками». Более того, он — отрицает это! Между тем, ведущая цитирует зрителям работу М. Новицкого «Шевченко в процесі 1847 р.», текст которой вроде бы подтверждает, что Шевченко увлекался порнографией.

Что же в действительности М. Новицкий говорит о том портфеле с рисунками, с которым вроде бы был арестован Шевченко. А ничего! В действительности он сначала цитирует фрагмент из заметок жандармского генерала Л. Дубельта, где упоминается арест Шевченко, а ниже отрицается это как ложь. Вот эта цитата из работы М. Новицкого.

«При осмотре бумаг этих господ (то есть братков) найдены в портфеле Шевченки дурно нарисованные, самые безнравственные картинки, большая часть из них составляла карикатуры на особ императорской фамилии и, в особенности, на государыню императрицу; и самые неблагопристойные стихи на счет ея величества».

Но где здесь о порнографии? Если идет цепляние за фразу «безнравственные картинки», то эта «безнравственность» следовала из того, что это были в подавляющем большинстве карикатуры на членов императорской семьи. В то время это действительно могло расцениваться как «безнравственность». Однако М. Новицкий, несмотря на то, что ему пытаются навязать в фильме какие-то утверждения об увлечении Шевченко порнографией, не говорит об этом, как и не свидетельствует об этом и цитируемый им источник. Да и сам М. Новицкий, приводя эту цитату из Л. Дубельта, подчеркивает такое: «Указание Дубельта о портфеле Шевченко с карикатурами кажется нам не совсем определенным и точным. Прежде всего описание бумаг ничего не говорит о портфеле с карикатурами».

Более того, и констатация «фривольности» рисунков Шевченко или определение их графом Орловым как «дряни» тоже еще не означает, что речь шла именно о порнографии. Если бы в действительности эти рисунки были стыдного характера, почему в таком случае после ссылки их все вернули назад автору? Цитируем из фильма, и это является почти точной цитатой из текста М. Новицкого: «...После возвращение из ссылки альбом с рисунками вернули его автору, о чем в документах свидетельствует расписка самого Шевченко: Портфель с моими рисунками получил обратно из Третьего отделения Его Императорского Величества Канцелярии. Т. Шевченко».

На это указывает и упомянутый выше М. Новицкий и тем самым еще раз удостоверяет свою именно про-, а не антишевченковскую позицию перед авторами фильма. Обратим внимание, что шевченковед не то что не считает этот альбом порнографическим, он даже сомневается, были ли то вообще карикатуры на царскую семью. «Если бы характер этих рисунков был вольнодумный, если бы это были карикатуры на высочайших лиц, Шевченко ни в коем случае назад портфель не получил бы из ІІІ отделения». Вряд ли жандармы стали бы возвращать доказательства, на основании которых «шилось» обвинение и которые уже согласно своему существованию были криминалом? Другими словами, что касается возможных рисунков в «Деле о художнике Шевченко», то это были исключительно именно «безнравственные картинки» на лиц императорской семьи. О каких-то стыдных рисунках не было и мысли. Поэтому обвинения Шевченко как порнографа не отвечают действительности.

По фильму Шевченко был арестован и осужден как автор прежде всего порнографических рисунков. О том, что Тарас Григорьевич был автором стихотворений «преступного и бунтарского содержания» и именно за активную литературную деятельность он был неугоден самодержавию, об этом в фильме предпочитают говорить только мимоходом, спешно, для видимости. Но если действительно Шевченко был порнографом и именно за это царь лично наказал его запрещением рисовать, то почему в таком случае за рисунки подобного содержания не был арестован и заключен его «учитель», «покровитель» и «вероятно, друг» К. Брюллов?

Что касается, возможно, найденных у Шевченко во время обыска стыдных стихотворений, то ли народных, то ли собственных, то даже если они и были, что из этого? Мы все равно ничего о них не знаем, кроме тех скупых упоминаний, которые находим в официальных жандармских документах. Любые догадки, предположения относительно этого держатся на свидетельствах жандармов, которые не всегда отвечают истине (ярким примером являются «сведения» генерала Л. Дубельта о поэте). А свидетельства эти далеко не на пользу авторам фильма.

Бессмыслица вторая. «Шевченко как гомосексуалист».

1. Шевченко в ссылке был членом какого-то «интимного мужского кружка». В доказательство этого в фильме приводятся слова приятеля Т. Шевченко по ссылке Ф. Лазаревского. Цитата из фильма: «Жили вчетвером душа в душу. Ни у одного из нас не было своего. Все было общим; а с Тарасом у нас даже одежда была общей». По замыслу С. Усенко, это свидетельство должно указывать на какую-то «интимность» в отношениях?

Обратимся теперь к оригинальным воспоминаниям Ф. Лазаревского, на которые ссылаются создатели фильма, но которые, однако, цитируют не полностью, выбирая для себя только два «нужных» предложения, вырвав таким образом их из контекста. А контекст говорит совсем о других, противоположных вещах — о как раз абсолютно здоровых, нормальных товарищеских отношениях между мужчинами.

«В течение 1849 года я по служебным делам надолго оставался в киргизских степях, — вспоминает Ф. Лазаревский. — Вернувшись как-то поздней осенью из командировки, я застал у себя на квартире Шевченко и моряка Поспелова, с которым поэт больше года находился в Аральской экспедиции. Тарас, Поспелов, Левицкий и я зажили, как говорят, душа в душу: ни у кого из нас не было ничего своего, все было общим; а с Тарасом у нас даже одежда была общей, потому что в это время он почти никогда не носил солдатскую шинель. Летом он ходил в парусиновой паре, а зимой в черном сюртуке и драповом пальто. Иногда заходил к нам и Бутаков, чаще других гостевал К.И. Герн. Матвеев тоже не чурался нашего общества. Вечера наши проходили незаметно. Пили чай, ужинали, пели песен. Тарас с моряком Поспеловым иногда опрокидывали чарочку-другую. Изредка устраивались вечера с дамами, причем неизменной подругой Тараса была необычайной красоты татарка Забаржада. А.И. Бутакову очень понравились наши вечера, но, стесняясь своего подчиненного Поспелова, он у нас не засиживался. Как-то Алексей Иванович просил Тараса устроить в его квартире подобный нашему вечер, только без Поспелова. Был назначен день, но, как на зло, именно в тот день Бутакова пригласили на вечер к Обручеву. И все же мы собрались у него и ждали его к ужину. В три часа вернулся хозяин. Тарас собственноручно поджарил замечательный бифштекс, и мы пропировали до утра».

Ну и о какой «интимности» здесь идет речь? Мужчины «пилы чай, ужинали, пели песни», «иногда опрокидывали чарочку-другую». Тогда зачем зрителю втемяшивать, что эти сугубо товарищеские отношения надо воспринимать как какой-то гомосексуальный «интим»? Невежество!

2. В фильме также утверждается, что Шевченко, «надолго лишенный женского общества», именно на этом основании увлекался «обнаженной мужской натурой», что, по замыслу автора фильма, очевидно, само по себе должно указывать, что поэт должен был иметь гомосексуальные наклонности. Цитата из фильма: «Надолго лишенный женского общества, Шевченко ищет утехи в рисовании. Его сепии тех времен свидетельствуют об увлечении художника обнаженной мужской натурой». Ну, во-первых, если уже Тарас как художник по понятным причинам «ищет утехи в рисовании», а не в чем-то, заметьте, ином, что для авторов фильма должно означать что-то неприличное, тогда что в этом такого необычного, что он увлекается мужской натурой.

А какой, скажите, натурой, кроме мужской, он как художник мог интересоваться, будучи «надолго лишенный женского общества»? Понимаю, что кому-то ко всем побасенкам о Шевченко хотелось бы добавить еще одну — ложь «о Шевченко как гомосексуалисте».

3. Очевидно, не удовлетворив себя подобными предположениями о гомосексуальных претензиях к Кобзарю, авторы фильма пошли еще дальше — приписали Шевченко какие-то «интимно-экзотические» отношения с афроамериканцем. Цитата из фильма: «Перед Рождественскими праздниками на гастроли в Петербург приехал американский трагик Айра Олдридж. Гениальный исполнитель героических ролей в драмах Шекспира, несравненный Отелло имел безумный успех в Северной Пальмире. Его полная неистового темперамента игра восхитила Шевченко безумно. Он не пропустил ни одного его представления. ...По завершении спектакля, где Олдридж исполнял роль Короля Лира, Шевченко забежал в гримерную Олдриджа, обнял его со слезами на глазах. Он гладил своего друга, шептал ему подбадривающие слова, целовал лицо, руки, плечи великого трагика... Шевченко и Олдридж так сдружились, что виделись почти ежедневно. У них действительно было много общего — оба настоящие художники, каждый нес за плечами воспоминания о тяжелых минутах притеснения на пути к своей цели. Шевченко даже взялся рисовать портрет своего темнокожего друга. Вот как вспоминает об этом первый биограф Шевченко и его современник Николай Чалый. «Приходил Олдридж, комната запиралась на ключ, и Бог их знает о чем они говорили?»

Но мы привели ссылку на Н. Чалого в редакции авторов фильма. А вот оригинальный текст, авторство которого принадлежит Е.Ф. Юнге, но которая цитирует Н. Чалого. Оригинальный текст достаточно большой, но стоит того, чтобы его привести, потому что иначе здесь трудно развенчать невежество фильмотворцев.

«Раза два приезжал навестить своего друга Щепкин. Он замечательно читал поэмы Шевченко, но самым выдающимся событием этого периода был приезд в столицу африканского трагика Айры Олдриджа. Шевченко не мог не сойтись с ним, у них обоих было слишком много общего: оба — чистые, честные души, оба — настоящие художники, оба с детства подверглись тяжелому гнету. Один, чтобы попасть в театр, который он страстно любил и в который вход был запрещен «собакам и неграм», нанялся в лакеи к актеру, — второго отстегали за сожженный во время рисования огарок свечи... Они не могли разговаривать иначе как с переводчиком, но они пели друг другу песни своей родины и понимали друг друга. Олдридж, которому трудно было произносить русские имена, называл Тараса Григорьевича не иначе, как «the artist». Часто присоединялся к ним Ант. Гр. Контский, он аккомпанировал Шевченко малороссийские песни, наводил тихую грусть торжественными звуками моцартовского Requiem’a и опять оживлял собравшихся мазуркой Шопена. Иногда все гости наши хором пели «Вниз по матушке...» Музыка вызывала у Олдриджа восхищение, русские песни и особенно малороссийские нравились ему. Господин Чалый говорит по поводу посещений Олдриджем мастерской Шевченко, который рисовал его портрет: «Приходил Олдридж, комната запиралась на ключ — и Бог их знает, о чем они там говорили». Впрочем, знаю немного и я, поскольку всегда присутствовала при этом и охотно делюсь с читателями. Приходили мы к Шевченко втроем: Олдридж, моя десятилетняя сестра, которую Олдридж после того, как она заявила, что хотя он и негр, но она сейчас же пошла бы за него замуж, называл своей Little wife, — и я. Трагик серьезно садился на приготовленное место и сидел некоторое время торжественно и тихо, но бойкий нрав его не выдерживал, он начинал делать гримасы, шутить с нами, принимал комично-перепуганный вид, когда Шевченко смотрел на него. Мы все время смеялись. Олдридж получал разрешение петь и запевал меланхоличные, оригинальные негритянские мелодии или поэтические старинные английские романсы, совсем у нас неизвестные. Тарас слушал и заслушивался, а карандаш без дела опускался на колени. Наконец Олдридж вскакивал и начинал танцевать какую-нибудь gig, к огромной радости моей сестренки. Потом мы все шли к нам пить чай. Несмотря на оригинальность таких сеансов, портрет был скоро закончен, подписан художником и моделью и хранится теперь у меня».

Но где здесь тот «интим» между Шевченко и Олдриджем, который подсовывает зрителям фильм? Ничего этого и близко нет.

Однако есть другое. Кому-то слишком выгодно представить Тараса Шевченко в самом непристойной виде и, вероятно, именно для того, чтобы сказать: вот, посмотрите, каким в действительности был ваш Кобзарь.

Надо признать, канал «1+1» таки «удачно» выбрал день премьеры — в дни, когда мир вместе с украинским народом празднует 200-летний юбилей Великого Кобзаря. Фильм действительно оказался для многих «сенсацией», но ценой ее является святотатство!

Материал печатается с сокращениями.

Полная версия.