Как «проукраинские россияне Крыма» становятся... украинцами

В начале прошлого года я внимательно следил за публикациями «Дня», которые касались образования разговорных клубов в больших городах юго-восточной Украины. Они стихийно возникали в Донецке, Одессе, Никополе, Херсоне, Днепропетровске... Чуть позже с радостью узнал, что к акции приобщились и проукраинские крымчане. Одной из них была этническая россиянка Любовь Калмакова. К сожалению, известные события прервали позитивные тенденции на полуострове. Впоследствии стало известно, что активная участница Евромайдана Люба Калмакова вынуждена была покинуть территорию АРК и теперь живет во Львове.

Поток беженцев из Крыма стал определенным толчком для галичан, заставил мобилизовать ресурсы и серьезно задуматься над крымской проблемой. В то же время и позитив появился: начал разрушаться устоявшийся стереотип о невысоком уровне патриотизма среди жителей Юга и Востока. Стало понятно, что не так уж и сложно объединить определенную часть переселенцев из Крыма для того, чтобы с их помощью поднять на новый уровень патриотизм... тех же галичан, например.

Предложил Любе Калмаковой сделать первые шаги: навестить ветерана УПА, бахчисарайца Владимира Чермошенцева с тем, чтобы образовать галицкий «скелет» крымского землячества, некое патриотическое ядро. Ведь 87-летний Владимир Алексеевич весной также был вынужден покинуть Крым. Было что бросать — неплохая квартира в Бахчисарае, а еще участок земли и домик, из которого было видно море. Однако своей предшествующей жизнью Чермошенцев отсекал «спокойные» варианты собственной старости, потому что, живя в Крыму, постоянно поддерживал украинское общество и считался неисправимым бандеровцем. Шовинисты-аксеновцы, придя к власти, не простили ему излишней проукраинскости, начали угрожать расправой. Теперь ветеран УПА имеет только небольшую комнату в Петриковском гериатрическом пансионате, что под Тернополем.

«Я БЫ ПРЕДПОЧЛА БЫТЬ УКРАИНКОЙ В КРЫМУ, А НЕ ВО ЛЬВОВЕ»

Люба согласилась ехать сразу. Она не была ранее знакомая с ветераном освободительного движения, однако хорошо понимала состояние его души. Потому что и сама в начале марта пополнила многотысячную армию «перемещенных лиц». Между ней и уповцем пропасти нет, разделяет разве что возраст и... отсутствие боевого опыта у Любы. Ну, и то, что язык украинский она спокойно изучала в обычной крымской школе, а не у повстанческих костров, как Владимир Чермошенцев. А вот что касается украинского патриотизма, то здесь еще можно и посоревноваться — у кого он более высокий:

«Не только для крымских татар нет другой родины, кроме самого дорогого для них Крыма, но и для меня также, — с грустью говорит 27-летняя крымчанка. — Я считаю себя крымской украинкой, другой родины у меня нет. И это при том, что мама у меня русская из Владимирской области. По линии папы я тоже русская, но... уже крымчанка и притом — как минимум в третьем поколении. Родители русские, но я сформировалась в независимой Украине! Поэтому понимаете, насколько эта земля мне дорога. Чувствую себя украинкой, но во Львов я выехала не по собственной воле, а вынужденно. Своей жизни без Крыма я не представляю. Мне нравится Львов, но я бы предпочла быть украинкой в Крыму, а не во Львове. Самая родная земля там, где родился. Живописные горы, бескрайнее синее море, чайки — мне этого в Галичине очень не хватает... Когда мы освободим Крым — а это рано или поздно случится — я обязательно вернусь на землю моих родителей, землю моего детства, землю, на которой снова смогу чувствовать себя украинкой».

ПАТРИОТЫ НЕ ДАЮТ СКУЧАТЬ ЧЕРМОШЕНЦЕВУ

...Встреча крымчан была теплой. Мы поняли, что в гериатрическом пансионате к одинокому ветерану относятся хорошо. Немного меньше степеней свободы, но никто не осуждает за украинский патриотизм. Скорее наоборот. На кровати крымчанина я увидел небольшую записку с коротким текстом: «Пане Володимире! Студентство географічного факультету ЛНУ ім. Івана Франка пам’ятає українських героев, які йшли на смерть за волю, за соборність української держави! Слава, якою ви себе вкрили, не померкне у віках. З повагою — львівські студенти». Такие сообщения Владимиру Алексеевичу как бальзам на душу. В Крыму этим не баловали. Хотя... если бы он в Крыму не высовывался, не выступал в защиту героев УПА, то сейчас находился бы не в гериатрическом пансионате, а собирал бы малину на собственной даче. Но не мог Владимир Алексеевич смолчать, когда его Армию шовинистически настроенные крымчане несправедливо осуждали. Ведь именно УПА освободила его из немецкого концлагеря под Дубно! Недавно местные патриоты возили Чермошенцева на Ровенщину — на места бывших боев. Дорога была плохой, волнений также хватало. Не раз наворачивались слезы, когда проезжал по местам, где погибали ребята. Бывало, что и на его руках погибали: «Никогда я не слышал из их уст слов, которые свидетельствовали бы об отчаянии, разочаровании, — говорит ветеран. — Никто из них не жалел, что стал повстанцем. Перед смертью можно было услышать только шепот сквозь сжатые зубы: «мамо...», «боляче...», а еще лозунг: «Слава Україні!» С этим лозунгом они и уходили в вечность, редко кто забывал о нем...».

ЕСЛИ БЫ БЫЛ НЕМНОГО МОЛОЖЕ, ПОЕХАЛ БЫ ВОЕВАТЬ НА ДОНБАСС

«Теперь меня хотят приглашать в школы, чтобы я выступал перед учениками. И на Ровенщину можно было бы поехать с наиболее патриотическими подростками. Но трудно мне уже... давление не позволяет надолго отлучаться из пансионата, очень завишу от медиков — говорит Владимир Алексеевич. — Да и мало будет одного раза, чтобы объехать все места боев. Ведь я воевал на Ровенщине два года, и редко мы ночевали на одном месте больше одного раза. Меня сначала «кацапчуком» называли, потому что я не знал ни одного украинского слова. Но повстанцы всегда проверяли новичка в бою; если не боится, воюет с врагом как следует, значит — «свой». Мне поверили, и я старался оправдать это доверие. Ведь мы тогда надолго освободили Волынь от оккупантов! А здесь я не могу спокойно смотреть, как погибают наши ребята на Донбассе. Если бы был моложе, непременно отправился бы туда, чтобы ускорить освобождение Украины от чужестранцев. Знаете, иногда думаю: а может быть я таки украинского рода? Возможно, мои предки жили над Черемошем? Потому что слишком уж созвучная фамилия. Да и село мое родное на Поволжье называлось Лихоманка, — по-русски должно бы быть: Лихорадка. И голод там был, а он был в основном в украинских селах, и отца моего убили в 1932 году на моих глазах. Не было у меня ни одной причины любить советскую власть. А мой командир, Георгий Чуйковский (он был сыном священника, имел псевдоним «Юрко» и командовал Дубенской сотней) заменил мне отца. Я сейчас потерял родной дом, но не потерял Украину, а для меня это главное...».

Люба Калмакова внимательно слушала Владимира Чермошенцева. Она боролась за Украину на симферопольских митингах, но не много знала о реалиях повстанческой жизни. По-видимому, красноречивым был ее взгляд, потому что когда мы уже прощались, пожилой крымчанин тихо шепнул мне: «Береги ее... вижу, что любит она Украину...».