«На этой войне нет никаких правил...»

Прошел год после трагедии близ этого городка Донецкой области, когда тысячи украинских бойцов оказались в окружении боевиков «ДНР» и российских оккупантов, и нашим воинам пришлось отступать под обстрелами.

Сейчас по всей Украине проходят памятные события: устраивают массовые акции памяти героев, погибших под Иловайском, представляют документальные спектакли, открывают мемориальные доски. Конечно, медиа в центре событий. Журналисты проводят собственные расследования причин трагедии, учреждают спецпроекты, и «День» не остается в стороне. Истории бойцов, прошедших «боевое крещение» Иловайском, мы печатаем давно. Сегодня представляем рассказы Владимира Круталевича, бойца третьего десантного полка спецназначения 50-й кировоградской бригады 42-го батальона и Александра Ковальчука с позывным «Волынь», бойца добровольческого батальона МВД «Миротворец».

«Я не забуду и не прощу смерть ни одного из наших ребят»

Боец добровольческого батальона МВД «Миротворец» Александр Ковальчук — о выходе из Иловайска, пуле в виске и людях, которые помогли

«Когда выехал на восток, сказал родным, что я в тылу на базе прохожу подготовку. Уже когда отправился в Иловайск, то сказал, что я на полигоне, ведь могут услышать в трубку обстрелы, — рассказывает 33-летний Александр Ковальчук, родом из Волынской области, боец добровольческого батальона МВД «Миротворец». В прошлом — милиционер.

«Когда выезжали в Иловайск, нам говорили, что там нет особой работы, с той стороны остались только какие-то «шестерки», нам будет несложно воевать. Я для себя решил брать воду, сигареты и максимум боеприпасов — неизвестно, что может там ждать, поэтому нужно перестраховаться. Нам сказали, что едем на сутки, но когда мы уже попали в Иловайск, в пожарное депо, там был батальон «Херсон». И вот ребята нам и рассказали, что мы в окружении. Обещанной тяжелой техники в Иловайске не было. Не было там ни газа, ни света, ни продуктов. Когда очень туго стало с едой, пришлось пойти в заброшенные магазины и кое-что там взять. Были разбомбленные, покинутые дома, люди сбежали, а огороды остались, и кое-что можно было там найти. Это тоже очень выручало, потому что с  продуктами было совсем плохо, — рассказывает Александр с позывным «Волынь». —  Каждый день по два-три раза нас «валили» из минометов или «Градов». Нам сказали, что, возможно, будем выходить из Иловайска. Мы тогда себе продумывали пути выхода — например, не по улицам, а по огородам, через частный сектор. В одном дворе была рабочая машина — «Жигули». Хозяева из города уехали. Машина стояла. Мы ее тоже приняли во внимание, вдруг придется быстро отходить... Но, в конечном итоге, мы ее не забрали, она там и осталась стоять.

Когда обстреливали «Градом», нас очень спасали заборы в частном секторе — упал и лежишь около него. Были подвальные помещения, в которых мы прятались от обстрелов. Но если бы туда было прямое попадание «Града», нас бы ничто не спасло. Слава Богу, в наш дом ни один снаряд не попал, осколками прошивало очень и очень, но никого не зацепило».

«СНАЧАЛА РЕБЯТА ПОДУМАЛИ, ЧТО Я ПОГИБ»

Через пять дней, рассказывает Александр, начался  выход из Иловайска. «Мы выезжали на том, что у нас осталось — автобусы и легковые машины, у нас не было бронированной техники, только у комбата машина бронированная была — и все. На то время из нашего батальона не было погибших, были лишь трое легкораненых. Сказали, будто бы россияне дали «зеленый коридор», чтобы мы вышли. Мы выехали и  попали под обстрелы, потом еще и еще. Худшее было под Старобешево, мы до него даже не доехали. Никаких команд не было — где засесть, как лучше отстреливаться. Я ехал в автобусе возле водителя. Мы «броню» объехали, а перед нами был автомобиль с комбатом «Свитязя». Он погиб. Комбата «Херсона» убили еще раньше.

По нас стреляли, как в тире, кто из чего мог —  из гранатометов, минометов, был полный завал, мы такого не ожидали. Я прикрывал огнем, один рожок выпустил и в момент, когда хотел заменить магазин — взрыв! А потом мне пуля угодила в голову, в висок, плечо прошила. Сначала ребята подумали, что я погиб, во второй раз, когда проверяли, поняли, что живой. Вытянули меня из машины, укололи обезболивающее, затянули в жилой дом. У меня еще ожоги были. Меня раздели и для безопасности документы и форму уничтожили. Это — чтобы не вычислили. Потом нашли местного, который на своей  «Волге»  вывез нас и передал «скорой», — воспроизводит в памяти события в тот день «Волынь».

Рассказывает, что больница в Старобешево отказалась его принимать, потому что там не было специалистов и необходимого оборудования. Спасли мужчину «ДНРовцы», которые, правда, не знали, кого выручают. Александр Ковальчук вспоминает: «В Старобешево сепаратисты вызывали «скорую помощь», чтобы вывезти раненую местную женщину. Заодно и меня прихватили. Я был в гражданском, без документов. Следовательно, повезли в Донецк. Как везли, помню слабо».

РЯДОМ С КРЕСТИКОМ — ПУЛЯ...

В Донецке бойца записали гражданским водителем. Якобы он попал под обстрел. Мужчина плохо понимал, и рассказал, где он родился. Что говорил еще — не помнит. Через несколько дней «Волынь» опомнился и стал выяснять, где он. «Рядом — никого. Через окно увидел «ДНРовцев» в форме, со «стволами», и все понял», — говорит Александр. В Донецке добровольца поместили в отдельную палату. За стеной находились шестеро боевиков «ДНР».

«Пришел врач, сказал, чтобы я только на русском разговаривал,  а еще лучше — молчал. Одежду, в которой я был в больнице, тоже уничтожили, медсестра потом принесла мне некоторые вещи. Я вышел посмотреть, где я оказался, простыню завязал на себе, как римский император. Медсестра завела назад и сказала, что лучше не выходить. Потому что можно попасть в плен», — рассказывает боец.

Мужчина выходил из палаты только курить, и не больше трех раз в день. Всегда молчал, если кто-то из боевиков, которые там лечились, его о чем-то спрашивал, «Волынь» отвечал знаками, жестами. Доброволец видел, как сепаратисты курят марихуану, кичатся фотографиями с боев.

Донецкий хирург вытащил пулю из головы Александра. Она чудом не убила бойца, застряв в левом виске. Сейчас боец носит ее на шее вместе с крестиком. У «Волыни»  еще было повреждено плечо, сильно обожжена нога. «Доктор зашел ко мне, отдал пулю, а я продиктовал ему номер отца. Врач позвонил отцу, объяснил ситуацию и сказал, что есть максимум четыре дня, чтобы забрать меня», — рассказывает Ковальчук.

Через отца Александр связался с волонтерами, которые вывезли его из Донецка. Из оккупированного города боец выбирался на четырех машинах. Было страшно, ведь никаких документов у «Волыни» не было. «На выезде из Донецка, слава Богу, неопытный парень стоял. Я сказал ему: «Привет, братюнь», и он решил, что я свой, пропустил, — улыбается доброволец. — У меня лицо было все перемотанное, синее».

«ЗНАЮ, ЧТО ОТСТАИВАТЬ»

Неделю Александр Ковальчук провел в Днепропетровске, потом оказался в столичном госпитале. Перенес несколько операций. В виске у него — металлическая пластина. Из телевизора боец узнал, что в Киев приезжают канадские пластичные хирурги, которые бесплатно будут оперировать активистов Майдана и участников АТО. На следующий день «Волынь» прибыл в Главный военный клинический госпиталь. Мужчина думал, что придется долго обследоваться, записываться в очередь. Но через несколько дней добровольца прооперировали. Это случилось в ноябре 2014 года.

Впоследствии Александр попробовал себя в роли волонтера. Ездил к побратимам из «Миротворца» на Восток, собирал и отвозил им нужные вещи. Доброволец также помогает побратимам оформить статус участника АТО — для этого необходимо множество документов.

Александр следит за новостями и готов снова отбыть на Восток. «Поеду в зону АТО, если будем укомплектованы. Донецк или еще какой-нибудь город — мне все равно. Раньше ездил на заработки в Россию, только весной вернулся. Был строителем в Ленинградской области, на Финском заливе жил. Условия были разные, и по две недели голодать приходилось — раз в сутки кружку чая и пару кусков хлеба перехватишь, и все. Людей много, замена всегда найдется», — смеется доброволец.

Жители Донбасса летом предлагали бойцу остаться у них — даже соблазняли бесплатными квартирами. «Волынь» мечтал в мирное время приехать на Восток вместе с дедушкой, который родом из Красноармейска Донецкой области. Осенью дедушка Александра умер. Доброволец признается: «В зоне АТО вспоминал, какие тосты рассказывал дед. Поставил себе цель по окончании боевых действий свозить его на родину. Но дедушка серьезно болел, вот и не стало его». Однако остается множество дел, которые необходимо сделать после войны. Например, узнать, как живет хирург, который спас Ковальчука в Донецке. «Волынь» рассуждает: «У меня большие планы на будущее. Может быть, и в политику пойду. Знаю, что мне отстаивать». И тихо добавляет: «Это был какой-то сплошной обман, — этот Иловайск. Я не забуду смерть ни одного из наших ребят, не забуду и не прощу»...

Мария СЕМЕНЧЕНКО, Мария ПРОКОПЕНКО, «День». ФОТО ИВАНА ЛЮБИШ-КИРДЕЯ

 «На этой войне нет никаких правил...»

 Десантник Владимир Круталевич об Иловайске и 97 днях плена

 «28 августа 2014 года мы должны были идти на помощь ребятам, окруженным в Иловайске. Но туда мы не дошли, потому что сбились с пути. Я думаю, среди нас был предатель. Я уверен в этом. Он показал нам неверную дорогу, мы  заблудились и оказались около поселка Луганское, — рассказывает 40-летний Владимир Круталевич, боец третьего десантного полка спецназначения 50-й Кировоградской бригады 42-го батальона.  —  Там мы попали в окружение, в кольцо. Приняли бой, начали отстреливаться, много полегло тогда наших ребят. Я был тяжело ранен. Перед тем, как попасть в плен, я собой закрыл молодого парня — Алексея Кондрашкина. Он такого возраста, как мой старший сын, жаль стало парня, еще жизни не видел... Потом вместе с ним попал в плен. С нами еще был Гена Середич. Его впоследствии расстреляли в плену. Мы с Лешей слышали о том, что его расстреляли, но он сейчас считается пропавшим без вести. Где его закопали, я не знаю. Но как-то в подвал, где нас держали, пришел Алексей Мозговый, вожак луганских боевиков, и спросил: а где третий? Я четко услышал ответ: «Мы пустили его в расход». А это значит, что расстреляли. Просто так. Развлекались».

Владимир в мирной жизни работал сначала помощником машиниста, а затем — слесарем по ремонту колес подвижного состава. На военную службу был призван 4 июня 2014 года. Сначала их полк базировался в Краматорске, где охраняли штаб АТО, а затем сразу отправился на помощь ребятам в окруженном Иловайске. Так началась история плена Владимира, который продолжался 97 дней.

«Когда меня впервые контузило и я пришел  в себя, увидел, что в живых остался Леша Кондрашкин и Гена Середич. Позже я узнал, что еще командир отделения выжил — двое суток добирался до наших, раненый был. Командир разведки тоже остался живым, ему руку оторвало. И все, больше никто. Выходит, нас пятеро из 30 человек тогда выжило, — рассказывает Владимир. —  Когда я пришел в себя, я увидел, что поле, на котором мы лежали, горит, его подожгли. Говорю ребятам, что нужно выбираться, — и мы начинаем ползти к дороге. По нам сразу начинают стрелять из автомата. Но мы доползли до дороги, к дорожной насыпи, легли на нее — она спасала от пуль. Решили полежать до темноты и пробираться к нашим. И вдруг слышу свист, я не знал, где упадет снаряд,  я вернулся к Леше и говорю, чтобы лежал и не двигался. И здесь просто за мной падает фугасная мина, броник на моей спине разрывается. Он мне и спас жизнь. Меня бы разорвало, а так осколками побило всю левую сторону, глаз выбило. Адская была боль. Я начал кричать. Я не знал, что глаз выбит. Было очень много крови.

Когда уже стемнело, рассказывает Владимир, их нашли боевики так называемой «ЛНР», а именно бригада Алексея Мозгового.  «Я потерял много крови. Меня отправили в больницу, а ребят — в штаб. Так мы попали в плен. В больницу я угодил в город Алчевск, и в плену я тоже был в этом городе. Меня держали в здании бывшей ГАИ. Там подвал. Полтора месяца сидел в одиночной камере, темнота, холод. А затем в середине ноября меня перевели в общую камеру. Там я так же спал на полу, но были постелены деревянные двери. Там со мной были еще четыре человека — сепаратисты. Те, которые были в камере, нормально относились ко мне. Мы были в равных условиях — кого-то из них тоже пытали, кто-то ожидал расстрела. Там бардак, анархия. Там нет никаких законов: хотят — расстреливают, хотят — забирают в подвал, — продолжает боец,          — Лешу в начале сентября родственники выкупили из плена, а я был там до декабря, 97 дней. Не хочется вспоминать, как там издевались, кормили нас три раза в неделю, спали мы на полу. Холодно было. Выл от холода».

2 декабря 2014 года Владимир Круталевич вышел на свободу, переговорная группа договорилась за него.  «Ко мне пришли и сказали: «У нас для тебя приятная новость». Я сразу подумал о расстреле — и в самом деле, это была бы приятная новость, что наконец прекратятся издевательства и меня перестанут ломать, а просто расстреляют. Мне в плену прострелили ногу, руку сломали, психологически  издевались, морили голодом... Но мне сказали, что меня освобождают».

У Владимира позывной «Карабах» — он в свое время воевал в Нагорном Карабахе. «Там тоже была страшная война — и не только за землю, но и религиозная. Но там были правила.  На этой войне нет никаких правил. Вообще. Никаких. А они должны быть...».

Сегодня, рассказывает Владимир, многие демобилизованные и раненые бойцы чувствуют себя ненужными своему государству. Брошены на произвол судьбы. Те бойцы, которые стали на этой войне инвалидами, нуждаются во внимании и поддержке — и не только материальной, говорит Круталевич. Особенно переживает он за семьи пропавших без вести бойцов — они не получают никакой государственной поддержки и ежедневно живут в гнетущем состоянии неизвестности. Как семья Гены Середича, которой трудно и морально, и материально. Боец охотно рассказывает свою историю, но все время возвращается к теме поддержки и помощи военным. «Я мечтаю, чтобы эта война наконец окончилась. Но когда наступит мир, я бы хотел, чтобы государство не забывало тех, кто потерял здоровье на этой войне, защищая Украину, и те семьи, которые потеряли родителей, сыновей, братьев, мужей. Правительство должно показать, что все это было недаром», — говорит Круталевич.

Сам  Владимир сохраняет оптимизм, помогает ему в этом семья — жена и дети. А еще — любимая работа в депо, на которую он хочет как можно быстрее вернуться.  Привычная жизнь и дела помогают не думать о пережитых ужасах в плену.

Мария СЕМЕНЧЕНКО, «День». ФОТО ИВАНА ЛЮБИШ-КИРДЕЯ

 ГОЛОС ИЗ «ФЕЙСБУКА»

Всеволод СТЕБЛЮК, военный медик, участник событий в Иловайске в августе 2014 года:

Год назад, 29 августа 2014 года, произошло самое трагичное событие в истории современной Украины — коварный и беспощадный расстрел наших войск российскими агрессорами.

Год назад в полях вокруг Иловайска погиб или пропал без вести каждый третий боец из тех, кто выходил из окружения. Каждый второй получил ранение... По страшной статистике — жизнь и судьбы настоящих патриотов Украины — бойцов добровольческих батальонов, подразделений МВД и Вооруженных Сил Украины, воинов света.

Дело нашей чести и достоинства, нашей христианской совести — помянуть наших побратимов, низко поклониться родным и близким тех, кто не вернулся с этих полей.

Призываем всех «иловайцев», их родных и близких, всех небезразличных граждан и патриотов Украины 29 августа 2015 года собраться на Михайловской площади, где в 14.00 начнется митинг-панихида по погибшим в иловайской трагедии.

Сбор участников с 13.00. Бойцы приходят в форме, с наградами, под флагами своих подразделений, с национальными флагами с черными лентами. Принесите фотографии наших погибших братьев, чтобы они тоже заняли свое место в строю. В 14.00 будет отправлена панихида священниками всех религий и конфессий. По окончании панихиды состоится траурный митинг, на котором будет  принято обращение к Президенту Украины.

Мы, прошедшие ад Иловайска, как никто другой, знаем цену жизни, настоящей мужской дружбе, победе, самопожертвованию ради ближнего... Мы знаем цену предательства и кощунства. И в этот день мы призываем:

1. Наше мероприятие является мирным! Это день скорби и памяти!

2. Мы категорически отрицаем любые акции общественного неповиновения и насилия. Мы не проводим марши, пикеты, штурмы административных зданий!

3. Мы отмежевываемся от любых политических мероприятий, направленных на   дестабилизацию ситуации в стране или на предвыборную кампанию. Никаких партийных флагов, лозунгов, прокламаций! Ни одного депутата или политика около микрофона!

Придите и поклонитесь памяти героев!

Борис БАБИЙЧУК, волонтер, г. Нововолынск:

— Я прекрасно помню события, происходившие год назад. Нам звонили бойцы и сообщали о погибших. Звонили из подвалов и просили передать, что они живы и просят помощи, потому что не имеют связи с командованием. Мы передавали передачи, которые так и не успели дойти до бойцов. С 29 августа 2014 года звонили родне бойцов и сообщали, что их ребята не выходят на связь и просили помочь их разыскать. Прошел год, очевидцы должны рассказать о тех событиях, напомнить нам всем о том, что у нас идет война, у нас и дальше погибают защитники. Волонтеры Нововолынского центра помощи военнослужащим приглашают жителей города на поминальное мероприятие, которое подготовлено вместе с городским отделом культуры, Нововолынской центральной городской библиотекой.

Показ фильма об Иловайске, воспоминания участников боев, панихида по погибшими волынянами в иловайской трагедии — такие мероприятия к годовщине трагедии запланированы в Нововолынске 28 августа в 15.00 на майдане Незалежности.