Горячие темы:

Лариса ПИША. Девиз: «Ні, я буду крізь сльози сміятись!»

Известная киевская художница — о впечатлениях от европейских практик, опыте работы с Леонидом Кравчуком, искусстве витража и эксклюзивных украшениях из стекла

10 сентября, 16:51

Лариса Пиша верит в судьбу. Во всяком случае, прислушивается к ее подсказкам. Не знаю, в каком возрасте она пришла к столь мудрому пониманию жизни, но изначально ничто не предвещало, что Леся (домашнее имя Ларисы) станет художницей. Мужчины в семье были гуманитариями: дед — корифей украинского языкознания, славист, отец — литературовед. Женщины, напротив, традиционно выбирали технические науки: бабушка — математик, мама — химик-органик. Старший брат, вообще никому не сказав ни слова, подался в киноактеры. Когда Леся подросла, каждый из них отговаривал ее от своей профессии. Династийные традиции она не унаследовала. И если тут ее можно понять, то как избежала искушения кинематографом, представить почти нереально. Ведь старший брат (разница в возрасте — 13 лет) в то время был уже невероятно популярным в Украине актером. Красивый, модный, масса поклонниц — импортные расклешенные джинсы, машина, длинная сигарета Danhill, невероятные киношные байки, которые он с юмором (чуть-чуть приукрашивая, конечно!) рассказывал, когда приходил в гости. А однажды даже взял Лесю на съемки фильма «Дачная поездка сержанта Цыбули», где девчонку покатали на БТР, что запомнилось ей на всю жизнь. Да, маленькая деталь: брат Ларисы Пиши (фамилия по мужу) — Сережа Иванов, обожаемый многими поколениями зрителей «Кузнечик». Он, правда, также запретил сестре и думать об экране, но, зная характер Леси, не уверена, что она прислушалась бы к авторитету брата, если бы заболела кино.

А она вдруг решила рисовать. По советским меркам, поздно — классе в седьмом-восьмом. В художественную школу Леся не ходила, потому попросила папу, который дружил со многими известными художниками, составить ей протекцию — и стала брать уроки в частных студиях. После школы год проработала на кафедре рисунка в художественном институте, набила руку, окончательно поняла, что делает правильный выбор. И поступила на монументальное отделение Киевского художественного института.

Сегодня Лариса Пиша — известный в Киеве художник. Член Союза художников и Союза дизайнеров Украины. Ее работы экспонировались в нашей стране, в Канаде, Испании, Японии, Польше, Германии, России. Находятся в частных собраниях многих известных коллекционеров, причем не только украинских. Однако, мне кажется (искусствоведы могут бросить в меня камень), не это самое главное в разговоре о личности художницы. Гораздо важнее — характер Леси. Она — умна, деликатна, коммуникабельна, заразительно смешлива, легка на подъем — за ее передвижениями по миру порой трудно уследить. Страстная поклонница «Фейсбука», комментирует все злободневные события, но причислить ее к «диванной сотне» язык не повернется. Не афишируя своих действий, Лариса Пиша помогает, как может, и родным с востока Украины, и просто незнакомым людям. Поскольку считает, что иначе нельзя.

Ни на йоту не умаляя профессиональные навыки художницы, рискну предположить, что именно благодаря ее характеру витражи (главное дело на сегодняшний день) Ларисы Пиши — роскошные павлины с узорчатыми хвостами, экзотические тропические цветы — столь ярки и чувственны; черепахи и птицы, замаскированные под витражные светильники, — одухотворены и обласканы; украшения из стекла — магнетически притягательны.

ЕВРОПЕЙСКИЕ ПРАКТИКИ

— Леся, я несколько раз меняла информационный повод для интервью, пока мы с тобой встретились. И хотя поговорить хочется о многом, вначале — о «жарком лете» (не в смысле погоды) художницы Ларисы Пиши, ведь ты успела съездить в несколько стран, и отнюдь не с туристическими целями.

— Какими были последние полтора года в Украине, никому рассказывать не нужно. И, конечно, никакие поездки я планировать даже не собиралась — мысли были заняты совершенно иными вещами. И вдруг весной — абсолютно неожиданно, одно за другим, из разных стран — посыпались предложения о сотрудничестве. Первой была Эстония, куда нас с моей бывшей ученицей (а сейчас известной художницей!) Машей Ковалевской пригласила украинская диаспора. У эстонцев существует весьма любопытная, а главное — полезная программа: государство помогает небольшим коллективам приобщиться к искусству, устраивает для них воскресные школы за свой счет. Мы работали с детьми в нескольких городках Эстонии, учили их делать батики на заданную тему. В нынешнем году она лежала на поверхности: любовь к Украине.

— А что происходит сегодня в эстонском искусстве? Успела побывать в музеях или на выставках?

— Конечно! Была в совершенно замечательном новом Музее современного искусства, на нескольких интересных вернисажах. Любопытно. Хотя бы уже потому, что прибалтийская живопись, графика, скульптура очень отличаются (и всегда отличались) от украинского искусства холодной абстрактностью. Однако мне хочется обратить внимание на другой момент. Мы заезжали в небольшой городок, который находится на территории двух стран — Эстонии и Латвии. Встречались с преподавателями художественных школ. Побывали в некоторых из них. От одной я пришла в полный восторг! Жительница этого городка, латышка, построила на собственные деньги художественную школу для детей города. Бесплатную. Там все сделано с любовью — огромные классы, светлые помещения, шикарный интерьер, дети занимаются и живописью, и скульптурой, с детства живут в окружении красоты, и сами создают ее. Вот этому я искренне позавидовала — в Украине сегодня совсем другое отношение к искусству.

— Вслед за Эстонией была Италия? Какой повод забросил тебя туда?

— Биеннале, конечно же! Венецианская биеннале для меня самый показательный срез мирового искусства. Я бывала на подобных мероприятиях и во Франции, и в Германии — везде интересно, но биеннале в Венеции стоит отдельно. Я приезжала туда уже пять раз, привыкла, что раз в два года получаю невероятную энергетическую подпитку, могу анализировать, как идет процесс развития в мировом искусстве. Мне кажется, без этого художник не может совершенствоваться сам.

— Были проекты, которые поразили твое воображение в нынешнем году?

— Язык искусства уже определен. Чтобы я увидела какую-то особую новую технику — нет. Однако, например, французский павильон произвел на меня огромное впечатление. Заходишь: перед тобой стоит вырванное из земли дерево, и вдруг понимаешь, что оно... движется на тебя! И два дерева на улице тоже «ходят»!.. Конечно, под каждым проектом в современном искусстве есть литературная подоплека. Я «прочитала» свое, вспомнила научно-фантастический роман Джона Уиндема «День триффидов» или что-то в этом роде. На нынешней биеннале вообще было много проектов, посвященных природе, отношениям человека и природы, но это движущееся дерево... Я была впечатлена.

Украинским художникам жизненно необходимо участвовать в биеннале. В этом году наш павильон был построен на набережной. Наши художники представляли проекты, объединенные названием «Надежда». Мимо павильона пройти было невозможно, поскольку, кроме понятного интереса к Украине, он был расположен между самыми важными объектами биеннале — Арсенале и Жардини. Так что посетителей было много.

«СИНИЧКА»

Кроме того, очень приятно, что некоторые украинские художники (Зина Лихачева, например) принимают участие в международных проектах. Зина представляла свою работу в проекте Европейского культурного центра. Мне она очень понравилась. Это видеоинсталляция: девушка-украинка в белом наряде невесты надевает на себя намисто. Но не красное, как положено, а черное... Красиво, лаконично, эмоционально — смысл проекта понятен без слов. Было чувство гордости, что именно такие работы рассказывают миру об Украине. Потому (смеется) возвращаюсь к старой песне: украинским художникам необходимо участвовать в биеннале. Однако самостоятельно, в одиночку, сделать это нереально. Аренда венецианских площадей — бешеные деньги, а еще для того чтобы проект смотрелся, в него нужно много вложить — рекламные проспекты, каталоги, презентации... Все это понятно, но выход искать необходимо. Иначе — позволю скомпилировать известную фразу Черчилля — за что мы тогда стояли на Майдане?

— Поездка в Италию плавно перетекла в посещение Берлина. Что привело тебя туда?

— О, это также была очень интересная поездка. Директор художественной галереи ART.ENDART написала программу для детей и пригласила меня и художника из Тернополя Володю Чернобая принять в ней участие. Мы учили детей свободной живописи. Раскрепощенной. Главной нашей целью как педагогов было легкое, веселое общение с детьми во время работы. В итоге выставка получилась хорошей. Кроме детского вернисажа, мы с Володей сделали свои выставки. Мне лично удалось в этой поездке написать семь работ. Условия для творчества были идеальные: большая галерея, краски, холсты — в твоем распоряжении. И самое главное, время — поездка была достаточно длительной, две недели, можно было спокойно работать. В Киеве у меня такой возможности практически не бывает. Много текучки прикладного характера. (Смеется.)

— Какой была тема твоей персональной выставки?

— Мы ехали в Германию через Польшу, и я видела, как изменилась эта страна за последнее время. Остановились — даже не в городке! — в селе, где три (!) огромных музея. Один из них — Музей лесного хозяйства. Экспозиция сделана гениально, очень современно. Например, стеклянная полая колонна, засыпанная разными сортами шишек. И все слои подписаны. Вокруг здания — прекрасный огромный парк, где бродят косули, кафе, ресторанчик.

Кроме Музея лесного хозяйства, в этом малюсеньком селе действуют еще два. Одна состоятельная дама сохранила фамильный особняк в очень красивом месте. Поляки восстановили имение, и сейчас там потрясающий музей — картины, гобелены. Проводятся экскурсии. Мы были свидетелями того, как к зданию постоянно подъезжали автобусы с детьми.

Меня очень впечатлила вечерняя Польша, эти эмоции и стали поводом для написания картин. Экспозиция называлась «Всі вечори різні». Выставка демонстрировалась в Берлине все лето

НЕМНОГО О ПЕРЕСТРОЙКЕ И ИСКУССТВЕ ВИТРАЖА

— Меня несколько удивило, что ты давала мастер-классы по живописи, а не по работе со стеклом, например, поскольку знаю тебя, в первую очередь, как «витражных дел мастера»?

— (Смеется.) Начнем с того, что изначально я все-таки — живописец, а не витражист. По образованию — монументалист. Моя специальность — настенные росписи, мозаика. Но жизнь непредсказуема, так получилось, что я и медь травлю, и витражи делаю, и багеты тонирую, и стены иногда крашу, если нужно сделать что-то высокохудожественное (заразительно смеется). Кроме того, мы с дочкой увлеклись моделированием украшений из стекла...

— К этому мы еще вернемся. А что все-таки заставило тебя метаться из стороны в сторону, а не шлифовать, извини за пафос, мастерство монументалиста?

— Я окончила институт в 1988 году...

— Можешь не продолжать. В жернова перестройки попали многие художники...

— Это правда. Но я все-таки успела поработать на комбинате монументально-декоративного искусства. Даже сделала две настенные росписи. Одна — в Киеве, в детской поликлинике Центра радиационной медицины. Там по лестнице идут сказочные украинские персонажи — «летючий корабель», «Котигорошко», другие. Вторая — в столовой одной из школ в Броварах. А потом все разрушилось, и сегодня, мне кажется, монументальное искусство ушло в декоративно-прикладное. Те же витражи в интерьерах, которыми я сейчас занимаюсь, никак нельзя назвать монументальным искусством.

— Сложно было переквалифицироваться?

— Было сложно, поскольку перерыв в профессии оказался весьма длительным. В 1990-е годы царило полнейшее недоразумение — а что делать дальше?! Кем я только ни работала! Например, два года была референтом по искусству у Леонида Макаровича Кравчука в Фонде содействия развитию искусств Украины. Хочу похвастаться, что мы с Леонидом Макаровичем реально помогли нескольким людям, и меня это до сих пор радует. Однажды, например, к Кравчуку пришли родители мальчика, который играл на пианино, просили помочь с поездкой на конкурс во Францию. Леонид Макарович вызвал меня: «Лесю, піди послухай». Я прослушала — мальчишка так волновался, что несколько раз явно сфальшивил. Подумала, ну что я буду ребенку карьеру портить, и сказала, что сыграл хорошо. Мальчик поехал во Францию и занял на конкурсе первое место! Это было мне наукой, что, решая чужую судьбу, следует хорошо подумать!

А потом началось постепенное возрождение интереса к искусству. Первые витражи я сделала где-то году в 95-м. Совсем новым делом они для меня не были, ведь все монументальные техники мы изучали в институте — и роспись, и мозаику, и витраж. Но когда проходили витраж, я была «немножко беременна» (смеется), и все работы выполняла только красками, поскольку в этой технике используется кислота, летят осколки стекла, что в моем положении было исключено. Поэтому думала, что — чем-чем, а витражными работами никогда заниматься не буду. Получилось с точностью до наоборот. Друзья заказали мне витраж, я начала постепенно вникать в практические нюансы ремесла (теоретически-то все знала!). И до сих пор учусь чему-то новому в этом деле. Именно в то время я поняла, что судьбу нужно слушать. Не следовать слепо за ее предложениями, а пытаться понять, стоит тебе заниматься каким-то новым делом или нет. В данном случае я сделала верный выбор.

— Витражи могут позволить себе люди состоятельные. Известные в стране личности были твоими заказчиками?

— Профессиональная этика не позволяет мне ответить на этот вопрос. Могу лишь сказать, что первые лица государства бывали в моей мастерской. Мне, кстати, вообще нравится делать частные заказы. И в данном случае не важен уровень состоятельности человека, поскольку чем он богаче, тем больше у него советчиков. А когда работаешь без посредников, получается прекрасный результат. Недавно, к примеру, я делала витражи бизнесменам, владельцам сырной фабрики. Заказ был большой, и мы остались довольны друг другом, потому что общались с глазу на глаз. Есть, правда, одно неукоснительное правило — всегда работаю над проектом с архитекторами. Витраж «играет» только в том случае, если сделан в сочетании с интерьером. Сам по себе существовать не может, и если выбивается из цвета, общей стилистики, можно выбрасывать его сразу. Именно поэтому он и есть прикладная техника. Часть большого произведения. Чаще всего работаю с Таней Петуховой, еще с несколькими архитекторами, чьи имена, может быть, мало что скажут читателям, но все они — крепкие профессионалы.

— А в общественных местах твои витражи можно увидеть?

— Ресторан «Монако» — Большая Житомирская, Пейзажная аллея.

— Ты много путешествуешь, часто по работе. Наверняка, обращаешь внимание на витражные ансамбли в других странах. Что произвело впечатление как на профессионала?

— Меня действительно уже трудно чем-то удивить, но от Миланского собора (Дуомо) я получила море удовольствия. Люблю лондонские витражи. Их там невероятно много. Скромных, маленьких — на улицах, в дверях, в окнах. Выполнены в классической технике. Это чудесное зрелище! Как для витражиста, Лондон для меня стал подарком. Немало интересных витражей можно увидеть и на улицах Швейцарии.

Однако больше всего я люблю современный витраж. Точнее, современный подход к витражу. В Берлине меня поразила Мемориальная церковь кайзера Вильгельма (Гедехнискирхе). Она была возведена еще в конце XIX века, во время войны разрушена. И только недавно отреставрирована. Вернее, рядом с руинами построена современная церковь. Внутри — алтарь с фигурой Иисуса Христа, с трех сторон окруженный огромными витражными стенами из синего стекла, входишь — и будто в космос попадаешь! И архитектура церкви — современная. Мне это импонирует, потому что у нас, если строят собор, то только по канонам 200-летней давности.

Очень много красивых витражей на Востоке — в Турции, конкретно — в Стамбуле, в Арабских Эмиратах. В Турции часто используют технику на гипсе. Правда, в наш климат ее нельзя переносить, сразу разрушится.

СТЕКЛЯННЫЙ ШАРМ

— Ты все время подчеркиваешь, что по специальности — монументалист. А как тогда объяснить интерес к малым формам — украшениям из стекла?

— Именно потому, что я монументалист! (Смеется.) Привыкла к большим пространствам, где можно развернуться. Но иногда устаешь от стометровых настенных росписей, и хочется поколупаться с чем-то маленьким, изящным. С украшениями дело было так: у меня от разных работ оставались кусочки стекла, я их сплавляла, получались шарики разной величины. Их увидела одна моя знакомая и мимоходом сказала, что из них могла бы получиться стильная бижутерия.

Я запомнила ее слова (опять тот случай, когда прислушалась к предложению судьбы), сделала пробные украшения. Но в одиночку этим делом никогда бы не стала заниматься: там много кропотливой работы по оформлению изделий — шнурочки, застежки, завязочки... Все это — в руках моей дочери, Ярославы. Она — креативный человек, гибко реагирует на веяния времени, профессиональный фотограф, ведет свой фешн-блог, выкладывает в Интернете снимки готовых изделий. Многие эскизы придумывает сама. И очень любит наше увлечение. Я тоже с удовольствием делаю украшения. Параллельно большой работе.

— Украшения из стекла ценятся модницами всего мира. Достаточно вспомнить итальянскую (муранскую) или чешскую (мозерскую) бижутерию, которая нередко дорого стоит. В Украине же подобные изделия не особенно популярны, разве что во Львове можно найти оригинальные украшения из стекла. Как ты думаешь, почему? У украинских женщин иной менталитет, и стеклянная бижутерия кажется им дешевой? Или просто нет мастеров, дизайнеров, умеющих преподнести этот материал?

— Ты абсолютно правильно вспомнила Львов, там много великолепных художников по стеклу, известных не только в Украине. Все дело в том, что наши соотечественники не всегда понимают, что декоративно-прикладные изделия — тоже искусство. Не могут взять в толк, зачем нужна чашка в единственном варианте! То, что она сделана большим художником, значения не имеет. И, скорее всего, купят ту, что тысячами штампуют на фабрике. Культуры коллекционирования декоративно-прикладного искусства у нас нет, увы. Именно поэтому снисходительное отношение и к украшениям из стекла. В массе своей. Зато могу с гордостью сказать, что среди поклонниц нашей бижутерии — много известных и стильных украинок. И нас с Ясей этот факт вдохновляет!