Государственный язык и язык жестов

Когда депутаты координируют важные голосования в зале заседаний взмахом руки, очень часто — это их самое красноречивое, самое удачное высказывание. Самое красноречивое и, в то же время, самое лаконичное выражение их мышления.

И также довольно безопасное!

Потому что в нем они не могут перепутать, скажем, «Руську Трійцю» с «русской тройкой» и не проронят ничего неосмотрительного наподобие — как нужно «разводить котят».

Язык жеста — выдающийся язык. Хотя и мало о нем говорят.

Язык жестов стоило бы защитить в законе о принципах языковой политики, который депутаты не захотели отзывать и все-таки заставили своего председателя подписать, так как были уверены, что они закон во втором чтении принимали без всяких там нарушений — очень быстро и почти молча. Наряду с языками национальных меньшинств, которых украинские бюрократы не знают и, наверное, никогда не будут знать, стоило бы прописать там и тихий язык жестов, который они знают несколько лучше.

Язык знаков.

Это — важный язык!

Кивок головы, соответствующий взгляд, жест рукой всегда имели очень большое значение и побуждали к вполне конкретным действиям.

Скажем, в такой организации как Коза Ностра.

Этот язык употребляется там, где нормальный дискурс не нужен или даже вреден. Молчание строгого лидера может сказать намного больше тем, кто это молчание умеет услышать, потому что хорошо знает, как именно тот ведет бровью или указательным пальцем. Там где состязательность ветвей власти притуплена, дебаты на обычном языке — государственном или региональном — отходят на второй план. Они являются лишь фоном, которым можно проигнорировать, потому что и так все ясно.

Тем более что в тех дебатах можно что-то не то ляпнуть.

Много высокопоставленных должностных лиц к языку слов и голоса могут начать относиться со страхом.

И это было заметно, когда к закону о языковой политике опять возвращались в начале недели. Выглядело так, что у кое-кого из тех, кто данный закон перед этим готовил и пропихивал, отняло речь. Говорили в основном те, кто хотел закон отозвать.

Потому что как раз накануне появилась несколько неожиданная социология относительно отношения украинцев к языковым проблемам. Оказалось, что украинцы в последнее время все-таки заботятся об украинском языке больше, чем о каком-либо другом, и что даже на востоке страны заботящихся о соловьином языке есть немало. Компания «Рейтинг» провела опрос и узнала, что 37% граждан Украины считают, что в защите нуждается украинский язык; лишь 18% — что русский и 34% — оба языка. За последние три года часть сторонников русского как государственного языка уменьшилась на 11%, и только за июнь, период ругани вокруг языкового закона, таких уменьшилось на 4%.

Опрос также подтвердил, что украинцы хорошо понимают, зачем им подбрасывают языковой вопрос, — 74% знают, что это делается для предвыборных дивидендов.

И вообще поговаривают, что украинцы о языке думают очень мало по сравнению, скажем, с квартплатой.

Ну как таким можно угодить?

Еще совсем недавно выглядело так, что речь о языке могла отвлечь украинцев от вопроса о социальных стандартах.

По крайней мере, политические деятели так думали.

Политика — она как любовь, что, по Роберту Фросту, является непреодолимым желанием быть непреодолимо желаемым. Но как можно стать желаемым такому прихотливому народу? Который говорит, что ему нужно больше русского языка, а затем говорит, что ему в конечном итоге не так важно, на каком языке написан счет за коммуналку, а лишь то, какая цифра там стоит. Арабская.

Как тут не онеметь? Отмахнуться. Нахмуриться, покачать головой. И потом — тихо. На языке жестов это будет — разочароваться в собственном народе. Он как-то не так воспринимает, когда у него спрашивают, что ему в действительности нужно, а затем ему объясняют, как без этого обойтись.

Выход, конечно, есть. Можно перестать быть такими политиками, которые жмут руку избирателя перед выборами, а после них — его горло. Выглядит все-таки так, что украинцы любят свободно дышать для того, чтобы свободно говорить. Они своего языка не боятся, и говорить любят во весь голос. На украинском, русском или гагаузском языках. И они вовсе не страдают говорливостью, они лишь радуются каждому ее мгновению. А новый закон как-то не очень вписывается в привычки того народа много говорить и не зажимать другому рот, когда тот говорит на каком-то другом языке.

Хотя, как утверждают даже особо непримиримые критики, не все в этом контроверсионом законе о языковой политике было таким неуместным. Идея, что рядовому бюрократу, гипотетически, придется учить так много языков, когда не будет денег на переводчика, является вполне полезной.

Для самого чиновничества.

Когда украинцам поднадоест быть «котятами», которых вечно разводят, и они соберутся на очередной ненасильственный протест, чиновничество научится звать на помощь на десятках разных языков.

Вслух! Не жестами!