Перейти к основному содержанию

Справедливость как норма

Олег ПОКАЛЬЧУК: «Если государство успешно выполняет функции мстителя, то такое общество — юридически благополучное»
27 июня, 11:46
Олег ПОКАЛЬЧУК

Украинцы устали от несправедливости. Настолько — что выражают готовность устраивать самосуд. Когда государство не может гарантировать верховенства права, соблюдения закона и справедливого суда, когда не может защитить своих граждан, гарантировать им безопасность и равные права. Стоит вспомнить главную площадь Николаева, на которой собралось рекордное для города число людей, — требовали справедливого суда и приговора для обидчиков Оксаны Макар, иначе, обещали разочарованные и возмущенные люди, — ждите самосуда. Более чем показательными являются и история «нежинских робингудов» и суд над жителями Семиполков Виталием Запорожцем. Сегодня в Красном Луче, небольшом депрессивному городке Луганской области, который никогда особо не отличался проявлениями гражданской позиции, люди чуть ли не впервые вышли на улицу — требуют справедливого наказания для милиционера, который жестоко убил свою жену, оставил на трассе маленького ребенка и за свои преступления получил... год и три месяца лишения свободы.

В настоящее время в Украине назревает тенденция, свидетельствующая о серьезных проблемах в государстве, отголоскам которых как раз и является готовность украинцев к самосуду и тотальное недоверие к милиции, прокуратуре и судьям. По данным исследования фонда «Демократические инициативы» и Центра им. Разумкова каждый пятый украинец считает самосуд единственным способом осуществления правосудия. Данные опросы хотя и не удивляют в контексте событий, происходящих по всей стране, однако настораживают. Какие последствия для общества могут иметь такие настроения среди граждан? При каких обстоятельствах настроения перерастут в действие? Чем это может обернуться и реально ли, чтобы практика самосуда вошла в жизнь украинцев? С этими вопросами «День» обратился к социальному психологу и политтехнологу Олегу ПОКАЛЬЧУКУ.

— Нужно разделять нормативное поведение, принятое в обществе и кодифицируемое законами, и мотивированное биологическими факторами человеческое поведение. Если мы говорим о мести как биологической потребности человека, то это обычная человеческая потребность, когда человек хочет видеть непосредственный результат приведения ситуации к балансу, то есть в соответствии с тем, как он эту ситуацию видит. Человек хочет иметь сатисфакцию, и, с точки зрения человеческой психики, это — норма. Если полистать «Русскую правду» Ярослава Мудрого, то там месть вообще является прерогативой благородных людей. И так было не только во времена Киевской Руси — в Средневековье месть также понимали как нормативное поведение.

Однако с тех пор, когда была пересмотрена ценность человеческой жизни, появилось понятие прав человека и верховенства закона над личными амбициями и потребностями, мы говорим уже иначе. Именно поэтому в любом обществе всегда борются две потребности: субъективно-индивидуальная, то есть личная месть или ответ обидчику, и нормативно-социальная, которая говорит, что есть правосудие и нормативное право. Во втором случае именно государство берет на себя функции и роль мстителя, освобождая человека от такой возможности, но не освобождая от потребности. Ведь, несмотря на отсутствие необходимости и возможности, потребность в мести есть всегда. Если государство успешно выполняет функции мстителя, то такое общество называется юридически благополучным, а люди имеют сатисфакцию, зная, что есть тот, кто за них вступится так, как они того хотят. То есть существует справедливость.

Если ситуация выглядит таким образом, что люди не чувствуют сатисфакции, не видят результатов, хотя в действительности они могут быть, тогда активизируется субъективный фактор, и человек возвращается к своей биологической мотивации — хочет отомстить лично.

— То есть акты самосуда — это сугубо индивидуальная модель реализации справедливости, их невозможно спрогнозировать, и они, в принципе, не могут перерасти во что-то масштабное?

— Конечно. Когда ослабевает общественная модель, при которой система социальной, правовой защиты является прерогативой государства, и когда люди не чувствуют, что эта защита существует, не видят этому подтверждений; если нам рассказывают, что у нас все защищено, а мы видим противоположную картину, тогда может проснуться архетип мести. Дело в том, что энергия мести — это один из базовых мотивов человеческого поведения. Нормирование этой энергии, приведение ее в менее деструктивный вид — это то, из чего и возникла система правосудия. Потому что энергия мести убивала человеческий ресурс противника, который еще можно было употребить с пользой, скажем, взять в плен или что-либо в этом роде. Поэтому непосредственная практика «зуб за зуб» была заменена правовым эквивалентом. Соответственно, мы сейчас видим ситуацию, при которой этот архетип мести просыпается у людей, и на этом уже основываются все последующие социальные изменения. А уже насколько они будут деструктивны или же будут трансформироваться в иные модели поведения, увидим впоследствии. Это как терроризм, который нельзя предусмотреть и от которого невозможно застраховаться, а можно лишь отследить тенденции его развития.

Я уверен, что есть основания для развития самосуда. Еще пару лет назад такого не было, а уже сегодня тенденция распространяется.

Думаю, что если она не будет прогрессировать, поскольку такой динамики я не вижу, то, по крайней мере, какие-то подобные вещи мы будем замечать и слышать постоянно.

— Недавно Фонд «Демократические инициативы» и Центр имени Разумкова провели исследования, в ходе которых обнаружили, что украинцы все меньше доверяют милиции, прокуратуре и судьям, вместо этого каждый пятый украинец считает самосуд единственным способом осуществления правосудия. Какие последствия для общества могут иметь подобные настроения?

— Мы цитируем то, что нам рассказывает пресса. Люди всегда были неудовлетворены чем-то, что им не нравится, и всегда как-то это проявляли. Если это попадает в СМИ, то мы говорим об этом как о значимом явлении и пытаемся обобщать. В действительности между мыслью и местью — огромная разница. Месть всегда индивидуальна, а потому вряд ли сможет достичь размера масштабного движения или акции. Чтобы пойти за страну, чтобы вы вышли на улицу, все равно нужна ваша личная привязка. Для того, чтобы человек совершил какое-то действие или поступок, нужно не менее восьми убедительных аргументов разного плана. Так же и с социальными проблемами — пресса пишет, мы читаем, но если нет какого-то «ключа зажигания», то ничего не будет.

Когда мы исследуем настроения, то нужно понимать, что это исключительно настроения. Между ними и действием существует огромное расстояние, в украинском случае — бездна. А бездну нельзя перепрыгнуть двумя прыжками. Порой настроения выдают за намерения — а это принципиально разные вещи, это подмена понятий. В подавляющем большинстве все люди чем-то неудовлетворены — им не нравится правительство, через определенное время не нравится президент, именно поэтому происходят постоянные выборы и перевыборы. Такова человеческая природа. Но между настроением и намерением, особенно в контексте темы самосудов, которые предусматривают личный риск, лежит бездна. Общественное поведение активизируется тогда, когда в обществе есть минимум риска, и ожидается максимум прибыли. А когда людей провоцируют на риск, то люди сто раз подумают, а украинцы — и все триста раз. Это не герои сказок, думы или героического эпоса, это обычные люди, причем достаточно осмотрительные.

— Социологи утверждают, что к самосуду больше склонны люди, которые поддерживают авторитарные методы правления, но в демократичных обществах люди чаще говорят о более цивилизованных методах борьбы с несправедливостью. Видите ли вы лично связь между этими вещами? И каким образом результаты опроса характеризуют наше общество, явления и процессы, которые в нем происходят?

— Это все политологические термины, которые что-то говорят об особенностях государственного строя. Я — психолог, и могу сказать, что люди везде ведут себя похоже — и в демократическом обществе, и в тоталитарном. А вот обстоятельства, условия, которые им создают правительства и государства, бывают разные. В демократическом обществе — большая индивидуализация людей, поэтому в нем массовое сопротивление технически невозможно, поскольку люди занимаются своими личными делами, — им государство создает такие условия.

В тоталитарном индивидуальная свобода забирается, и люди проникаются чем-то общественным, государственным или еще какими-либо вещами. Если взять наше общество, то у нас есть признаки и демократического, и авторитарного общества. Любое государство всегда пытается двигаться к авторитаризму, а любое общество пытается демократизироваться. В поведении наших людей остались выразительные признаки тоталитаризма, потому что они хотят социальной защиты даром. Поэтому люди живут у нас в тоталитарном обществе, и только небольшая активная прослойка — в демократическом, а власть уже приспосабливается к ситуации.

Delimiter 468x90 ad place

Подписывайтесь на свежие новости:

Газета "День"
читать