Новатор Луиджи Гаджеро

В ближайшие три года маэстро Гаджеро, хорошо известный киевлянам по концертам современной музыки «Ухо-ансамбля», будет возглавлять этот оркестр (он избран его главным дирижером) и формировать репертуарную политику. Как показал концерт, в котором первая украинская симфония (произведение Максима Березовского) была включена в современный ей контекст пьес Моцарта и Гайдна, подход дирижера к составлению программ и интерпретации произведений является абсолютно новаторским. О принципах работы с оркестром и отношениях с украинской культурой — в последующем интервью.

ПРОПУСКАТЬ МУЗЫКУ ЧЕРЕЗ СЕБЯ

— Луиджи, что тебе было известно об украинской музыке (композиторах и исполнителях) до начала работы в Украине?

— Конечно, я знал несколько ключевых композиторов и гастролирующих солистов; но, по-видимому, сильнее всего был склонен к украинской традиционной музыке. Я глубоко влюблен в нее и искренне верю, что она принадлежит к числу наиболее прекрасной музыки в мире — даже в сравнении с классической музыкой любой другой страны.

— Что, кроме фольклора, украинская музыка может дать миру? Западная культура находится на таком высоком техническом уровне, что в этом мы с ней точно бессильны соревноваться. Тогда в чем можем?

— Действительно, сегодня выдающийся технический уровень считается «нормальным». В западноевропейских музыкальных академиях много студентов, которые имеют наивысшие технические навыки; найти отличных инструменталистов достаточно легко для любого репертуара. Впрочем, мой трехлетний опыт интенсивного сотрудничества с «Ухо-ансамблем» демонстрирует, что встреча моего стиля работы с «открытостью души» украинских музыкантов может привести к музыкальному результату, которого в Западной Европе будет намного сложнее достичь. Разница в том, что часто для западноевропейцев быть музыкантом — это «профессия», и что ансамбльный или оркестровый музыкант не хочет эмоционально вникать в то, что он делает. Вы можете попросить его сыграть интонационно чисто, громко, тихо, легато или стаккато, но очень трудно достичь того, чтобы он пропускал музыку через себя. Готовность многих украинских музыкантов полностью отдавать себя музыке во время игры — огромное музыкальное сокровище, которое, если руководствоваться хорошим музыкальным виденьем, может привести к выдающимся результатам. А Европе действительно нужна эта «духовная свежесть», которая исходит «с Востока».

РАЗОРВАТЬ «ПОРОЧНЫЙ КРУГ»

— Ты нас так расхвалил, что теперь для баланса следует поговорить о плохом. Какие качества украинских музыкантов ты хотел бы изменить? Что улучшить?

— Как я только что сказал, я люблю их открытость, готовность задействовать самые глубокие эмоции во время репетиций; это отношение очень хорошо отвечает моему способу работы (часто говорю: проблема не в том, «как» сыграть определенный музыкальный эпизод, а в том, «зачем» его так играть. Западноевропейские музыканты часто слишком сосредоточены на «как», и недостаточно на «чем»).

То, что я хотел бы изменить здесь, это не характеристики музыкантов, а некоторые аспекты контекста: музыканты здесь часто вынуждены работать по плотному графику, ведь для выживания и содержания семьи им нужна больше, чем одна работа. В этой ситуации тяжелее достичь выдающегося музыкального уровня, ведь никогда не хватает времени для практики или посещения всех репетиций проекта. Я думаю, что мы должны попробовать это изменить и разорвать «порочный круг»; мы должны попробовать набраться смелости и поверить, что если мы сконцентрируем свои силы на меньшем количестве вещей, но будем делать их настолько хорошо, насколько сможем, тогда качество, которого мы достигнем, не только придаст смысл нашей жизни, но и в остальном — даст лучшую финансовую «отдачу». Другими словами, я считаю, что качество может дать большее удовлетворение со всех точек зрения, чем если бы мы распылились в большем количестве проектов низшего качества.

— Какими должны быть отношения между дирижером и оркестром? Дружественные, иерархические, демократические, идеалистичные?..

— Есть еще страны, где руководят диктаторы, и оркестры возглавляют дирижеры, которые ведут себя с музыкантами тиранически. Я верю, что это не будет длиться долго, время таких отношений уже прошло. Уверен, что вы можете завоевать уважение оркестра лишь искренностью и силой вашей страсти. Проще говоря, отношения дирижера с его собственным желанием определяют психологическую установку отношений с оркестром. Например, если дирижер — карьерист, оркестр это почувствует и ответит аналогичным поведением. Если для дирижера каждая отдельная нота является вопросом «жизни или смерти», оркестр немедленно сопереживает этой необходимости и автоматически вкладывает свою душу в каждую ноту, которая играется.

— Каким образом построена программа нынешнего сезона с KSSO?

— В течение всего сезона хочу вояжировать по максимально разнообразным стилям, потому мы играем музыку от Габриели (XVI век) через Рамо, Гайдна, Моцарта, композиторов-романтиков до классиков модернизма (Веберн), но в каждом концерте я беспокоюсь о поэтической согласованности в рамках программы. Это не значит, что в одном концерте должны быть композиторы лишь одного стиля, однако я пытаюсь создавать диалоги между разными пьесами, чтобы они могли «освещать» друг друга.

— Твоя стратегия развития коллектива: каким ты видишь оркестр через три года?

— Внутренне мы должны развивать настоящее общее «дыхание», здоровую идентичность; в то же время будем начинать сотрудничество с международными солистами и строить хорошую дискографию с интересным репертуаром... Несмотря на очень большой CD-рынок, есть еще много замечательной музыки, которая ждет хороших интерпретаций!

— Хватит ли времени при такой загруженности заниматься проектами вне Украины?

— В этом сезоне я буду руководить Оперным оркестром в Ницце, гастроли с камерной музыкой в дуэте с Барбарой Ханниган, концерты с Мюнхенским филармоническим оркестром, а также никуда не денется мое привычное преподавание в Музыкальной академии в Страсбурге.

КЛАССИЧЕСКАЯ МУЗЫКА В ОПАСНОСТИ

— Ты уже известен в Украине своими проектами новой музыки с «Ухо-ансамблем». Прыжок в классику выглядит довольно неожиданно. Что для тебя этот путь в прошлое?

— Я люблю современную музыку со времен студенчества, и этот репертуар я играл в своей жизни больше. В то же время, классические партитуры всегда лежали на моем столе, я их изучаю ежедневно. Я бы сказал, по-видимому, именно потому, что я ежедневно питаю себя классической музыкой, я могу играть современный репертуар на хорошем уровне. Не верю в «специализацию», если понимать ее в смысле «делать что-то одно». Короче, «прыжок» для меня является полностью логическим шагом: моя цель — подойти к классическим и современным партитурам с одной и той же точки зрения, чтобы старинная и классическая музыка окрасилась типичной свободой интерпретации современной музыки, которая, в свою очередь, невзирая на всю сложность, отдает себя размаху «классической» фразы.

— Чем является классическая музыка для современного слушателя? Как ее приблизить, актуализировать?

— Классическая музыка в опасности. По многим причинам, одна из них — это релятивизм, который все больше и больше руководит нашими обществами: в основном, существует два способа понимания и оценивания музыки и искусства вообще. Первый подход — исторический. В соответствии с ним, конкретный язык — по определению — не хуже и не лучше, чем любая другая. Например, нет смысла сравнивать Рембрандта с... граффити; или же Моцарта с техномузыкой, ведь эти стили имеют абсолютно разные цели. Можно судить, насколько хорошо художник использует возможности конкретного стиля, но никто не спорит относительно достоинства этого стиля как такого. Нет внешнего объективного параметра, который мы могли бы использоваться для измерения качества произведения искусства или даже целого языка. С этой релятивистской точки зрения (с которой я не согласен), поскольку каждый стиль имеет одинаковое достоинство, это приводит к пониманию наиболее свежего стиля как «лучшего», потому что он создается нашим обществом. Так сказать, Моцарт и техномузыка равны (потому что сравнивать их нет смысла), но техномузыка, меньше всего, является современным продуктом, а Моцарт — нет.

Другой подход к пониманию и оценке музыки или искусства (в который я верю) является трансцендентным. В этом случае качество искусства можно измерять в соответствии с большим или меньшим присутствием (если она есть) трансцендентности в этом конкретном произведении искусства. Моцарт — выдающийся композитор не потому, «как» он использует язык (как об этом мог бы подумать «сторонник историзма и релятивист»). Моцарт — выдающийся автор, потому что его музыка освящена присутствием высшего измерения — измерения, которое охватывает нас всех, — и когда мы сталкиваемся с этим измерением, мы можем приблизиться к истине относительно себя. Есть не только плохие композиторы — или плохие художники, — которые не могут коснуться этого «высшего измерения», но и даже языки могут быть лучше или хуже других, ведь некоторые языки по своей природе непроницаемы для трансцендентности.

Сегодня первый подход, который доминирует, приводит к неотвратимой потере сокровищ нашего прошлого. Нам  необходимо сотрудничество вдохновленных кураторов, музыкальных критиков, исполнителей и композиторов, чтобы защитить эти сокровища. Конкретнее, с точки зрения интерпретатора: мы никогда не должны забывать, что настоящая музыка и искусство в целом всегда имеют чувственную привлекательность: это как влюбиться; этот «особенный человек» позволяет нам вибрировать, потому что пробуждает в нас то, что нельзя описать словами, и что буквально «выводит нас из себя». Если этого не происходит в присутствии произведения искусства, возможно, мы его не понимаем; впрочем, это также может значить, что эта музыка или эта картина в целом не является искусством, даже если мы встретим их в концертном зале или музее. Поэтому, мы должны вернуть нашу публику к эротичному опыту, который всегда порождает настоящее искусство. Это также напомнит нам о необходимости такого опыта в нашей жизни и, таким образом, о необходимости хорошей классической музыки.