О Берестечке... и не только

Уважаемая пани Лариса!

Искренне уважая вашу газету и ее коллектив, давно собирался обратиться к вам. Но, к сожалению, тяжелая онкоболезнь и постоянное лечение не позволили этого сделать.

Еще душещипательнее это  именно потому, как журналисту с сорокалетним стажем в райгазете, главному редактору ТРК «Зміїв TV», собкору «Селянської газети» и, конечно, члену Союза журналистов. Из-за названных причин с болезнью не могу сосредоточиться, чтобы подготовить публикации нужного качества, достойные вашего издания. Поэтому только коротко подам вам накопленные темы

Но для начала отрекомендуюсь.

Я, Николай Иосифович Главачек, родом из Берестечка. Отец Юзеф (Иосиф) из волынских чехов, погиб на фронте. Мать, Раиса Кирилловна, украинка, первая трактористка, комсомолка, дочь диакона. Умерла в 1968 году.

Не считая других побочных профессий, я работал экскаваторщиком, энергетиком, журналистом, судьей. Общий стаж — 50 лет. Писать в газеты начал еще с армии военкором — «Слава родины», а позже — в дивизионную газету. Затем самоучкой начал работать и печататься в Змеевской районной газете, закончил Харьковский юридический и был избран судьей. Не по душе, ведь по справедливости может судить только Господь, поэтому всеми правдами и неправдами ушел с должности и вернулся в «районку» с повышением. Потом ТРК и собкор «Селянскої газети».

И хотя, работая в этом издании, был награжден «Золотой медалью Украинской журналистики» и почетной грамотой главы Харьковской ОГА, самым большим достижением своим и коллектива «Селянки» считаю выход ее в то время 124-тысячным тиражом.

Сейчас мне 73, и уже пять лет я на пенсии, а потому боюсь, что из-за болезни не успею добраться до полного освещения следующих тем.

В первую очередь, что беспокоит, и очевидно, не только меня, это превращение нашими коллегами с TV Украины в страну ужасов. Сначала в новостях, затем в скандальных передачах, фильмах ужасов и тому подобное. По-моему, бытовые убийства и гибели в новостях никакой пользы не дают, разве что бередят раны родителям и родственникам, травмируют психику детей. Возникает впечатление, будто нет других серьезных тем или телемедийщикам недостает профессиональности, чтобы найти их и осветить другие стороны жизни, потому что не углубляются в нее. К сожалению, мне это больно, потому что у самого внук совершил самоубийство. Поэтому хорошо известно, как об этом еще слушать из телевизора.

Чтобы не распыляться, сделаю два вывода: кроме порчи нервов от уже сказанного, телевизионщики отбивают желание иностранцам посещать нашу страну.

Да и, кроме того, путешествуя по ней, замечаешь загроможденные леса, которые забывают убирать от сваленных деревьев и сухостоя. Оказывается, это запрещается делать даже работникам лесничества. Знаю об этом точно, потому что один из моих внуков работал лесником. Зато в городах на щепки и гранулы режут все кряду деревья, что является отдельной проблемой.

А относительно чистоты лесов, то совсем другую картину я видел, путешествуя в Чехии и прибалтийских республиках, теперь странах Балтии.

Ведь в Чехии живут дети и внуки одного из трех братьев-чехов, Владека, который вернулся живым с фронта. А мой отец и самый младший Тоник погибли.

Поэтому папа похоронен в Печорах Псковской области, где за братской могилой ухаживают следопыты местной школы-интерната, которые после моих посещений этого города раньше постоянно поздравляли меня с праздниками, приглашали в гости. Пока с началом российско-украинской войны я не написал коллективу школы, что, мол, как так: мой 21-летний отец погиб, освобождая ваш город, а теперь псковские десантники, полк которых размещен в Печорах, едут в Украину убивать меня, моих детей и внуков, «освобождая» от кого? После этого письма, которое вряд ли прочитали детям, из школы — ни одной строки. Вот такая путинская «отплата» украинским солдатам так называемой Великой отечественной войны!

А теперь, видимо, пора вернуться к моему родному, маленькому, но богатому историей городку Берестечку, который является почти ровесником Львова. С 16 лет не живу там, а все блуждаю по мирам — Львов, Хмельницкий, Винница, Ужгород, Дальний Восток, Сургут и, наконец, осел в Змееве. А все журналистские тропы почти 40 лет работы — и не пересчитаешь. Но душой я всегда на Волыни, перед которой чувствую себя и в пожизненном долгу. Почему? Взвесьте сами: сколько интересных тем в самом Берестечке, куда не кинь взгляд, и на устах у берестюков.

По здешним преданиям, начиная с казацкой эпохи, здесь в поле в сторону села Диковины возвышается Марусина гора, то есть могила, насыпанная казаками отца Хмеля своей павшей соратнице.

В городской черте — памятник польскому князю, неподалеку часовня Святой Теклы, возведенная ради прекращения мора. Под землей от центра города до леса, так называемой Секции, идет подземный ход, выкопанный еще в домонгольские времена. На восток от города — место самой исторической битвы, на юге около Стыра — Девичья дамба, которую в давние времена татары вымостили молодыми пленницами, чтобы пройти через болото.

В самом городе есть уцелевшее частично здание костела, две церкви на бывшем острове — остатки перестроенного с годами панского дворца; синагоги, польского кладбища и остатки поместья напротив больницы и так далее.

В свое время через город шли войска Буденного, в 1941 году через Стыр отступали советские части, в 1944-м — из Бродского котла выбирались немецкие. Действовали здесь группы УПА и советские партизаны. Хотя после войны УПАвцы остерегались, потому что здесь в райцентре стоял сильный гарнизон НКВД.

Но, что интересно: ни до войны, ни после нее в нашем райцентре не стояли памятники Ленину или Сталину. Был только Дружбы народов, Б. Хмельницкому и Т. Шевченко, который посещал Берестечко.

Стоит внимания то, что в городе, где до 1939 года сосуществовали тысячи поляков, украинцев и евреев, после войны остались преимущественно украинцы. Потому что поляки сбежали в Посполитую, а вот почти всех евреев немцы уничтожили во время оккупации. Вывели за город в сторону села Смолява и в нескольких километрах расстреляли. Среди поля там сейчас их общая могила с памятником.

А вот чтобы стереть саму память об их пребывании в городе, уже «позаботилась» советская власть, разровняла бульдозером три больших еврейских кладбища. Как и память о концлагере около польского кладбища, под ограждением которого расстреливали  наших пленных.

Однако в моей памяти остался рассказ мамы о том, как ее отец, а мой дедушка, священник Кирилл Романович Черняховский, воспитывая вдовцом семеро детей и рискуя их жизнью, ночью впустил в дом семью евреев, которые, совершая побег из гетто, пробрались через рукав реки. Он дал им убежище на одни сутки с условием, что назавтра ночью они должны уйти от нас.

Так и сделали, и, возможно, Господь помог этим людям остаться живыми. А мой дедушка, которого на улице и в городе недаром звали Помагайбиг, не только за это, видимо, попал в Царство небесное. Таковы мои воспоминания о городе, расположенном около места казацкой битвы за освобождение Украины.

Что касается современности, то известен он милитарным ХХ веком, когда рядом с ним сосна была нашпигована шахтами с ракетами СС-20 «Сатана». Также, как ни досадно, вместо создания цельного исторического ансамбля, он админграницей отделен от поля исторической битвы, потому что музей, и могилы казаков, и монастырь «Казацкие могилы» отнесены к Ривненской области.

Те же админграницы на стыковке Львовской, Волынской и Ривненской областей мешают городу, который может стать более привлекательным для туристов и по-другому. Потому что приблизительно 3—4 километра путь из Бродов до Берестечка проходит по Ривненщине. И этот «аппендикс» господа начальники никак не могут убрать уже в течение полстолетия. Никак не придут к согласию: кому нужнее асфальт на этом злосчастном отрезке. А люди страдают.

По-моему, здесь, как и в общественной жизни, в целом нужен государственнический подход, единение помыслов. «Через единство — к расцвету!» — только под таким лозунгом, подкрепленным действиями, мы сможем доказать, что наша нация чего-то стоит.

С уважением

Николай ГЛАВАЧЕК