Малевич и Украина

23 февраля по случаю 140-летия со дня рождения Казимира Малевича и организованного по этом поводу в Киеве международного коллоквиума «Новое потомство: художник и его поколение» (Александр Архипенко, Александр Богомазов, Давид Бурлюк), в рамках которого был показан документальный фильм «Малевич. Украинский квадрат», президент Украины Петр Порошенко написал в своём Twitter:  «В этот день 140 лет назад в Киеве родился Казимир Малевич — большой художник, выдающийся деятель украинского авангарда, самобытное творчество которого стало уникальным явлением мирового искусства. Мы чтим наследие великих украинцев!».

Ничего особенного, казалось бы, не произошло. Глава страны почтил память земляка, чье творчество мастера и теоретика авангардного искусства ХХ-го века получило признание во всем мире.

Однако порошенковские слова совершенно неожиданно вызвали целый шквал насмешек и ехидных комментариев в социальных сетях интернета в РФ. Одним из первых, кто откликнулся подобным образом, оказался Председатель комиссии Совета Федерации по информационной политике Алексей Пушков. «Для Порошенко любой известный деятель искусств, который родился в Киеве или переночевал в Одессе, — «великий украинский» художник или писатель», — сострил он. Ну, разумеется, родится в Киеве или переночевать в Одессе еще не дает право считаться великим украинцем. Кто бы спорил! Однако политический вес и статус самого автора подобного высказывания, если и подтвердил его место в хоре ненавистников нынешней украинской власти, что вполне понятно в плане идеологическом, то не оказал ему чести не только по уровню «юмора», а также продемонстрировал — представлений у политика о  «великом Казимире», как иногда называют Малевича (так, кстати, было написано на доске, прибитой к дереву, возле которого был погребен его прах; так, на моей памяти, называл его прекрасный чувашский поэт Айги), — ой как мало...

Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к «Главам из автобиографии художника», где Малевич, вспоминая о самых ярких моментах детства, проведенного в украинской глубинке (так как работа отца была связана с выращиванием сахарной свеклы), писал: «Я любил луну. Когда все в доме лягут спать, я всегда открывал занавеску и смотрел на луну и на отражение окна на полу комнаты или на кровати¹. До моего окна доходили звуки песни девчат и хлопцев. Я слушал с большим удовольствием, наблюдая украинское небо, на котором, как свечи, горели звезды. А украинское небо темное, темное, как нигде в России»... Мальчиком, пробующим свои силы в рисунке и цвете, приезжая с отцом в Киев, продолжал он, «я бегал от магазина к магазину и смотрел подолгу картины. Таким образом, Киев мало-помалу становился новою средой, воздействующей на мою психику, и открывая новое бытие искусства». И далее: «Замечательным остался в моем ощущении Киев. Дома, построенные из цветных кирпичей, гористые места, Днепр, далекий горизонт, пароходы. Вся его жизнь на меня больше и больше воздействовала. Крестьянки на челноках переплывали Днепр, везли масло, сметану, заполняя берега и улицы Киева, придавая ему особенный колорит. [ ...] Мне было двенадцать лет. Я был уже, можно сказать, мастер, так как приготовлял себе акварельные краски и делал сам кисточки»...

Позднее, повествуя о жизни в Курске, где он продолжал расти как художник, Малевич писал о своем лучшем друге Льве Квачевском: «Мы не могли друг без друга жить. Связывала нас большая охота работать и хожденья на этюды... В быту сошлись мы характерами во многом. Одно, на чем мы не могли сговориться, это на живописном отношении к натуре. Я держался более широкой манеры письма, он более тщательной. Каждый день мы ходили на этюды летом, весною и зимою, верст по тридцать в день. Всю дорогу спорили. Споры замолкали, когда мы садились писать. Переставали спорить, когда садились закусывать. Он всегда носил фляжку: влага Сперанского, как он говорил, нерукотворные капли или слезы Марии. Закусывая, говорили на другие темы, вспоминали Украину. Он и я были украинцы»².

Читал ли господин Пушков эти строки? Не думаю. 

Между тем, к российскому официозу высокого ранга присоединился некий Станислав Богданов, которого радиостанция «Говорит Москва» представила как внучатого племянника и главного биографа Малевича. «Визитная карточка» этого человека показалась мне несколько странной. Во-первых, потому, что «главных» биографов вообще не существует; во-вторых, по той простой причине, что ни в одной из серьезных публикаций о Малевиче на Западе или в самой России такого биографа его вообще не упоминается! Правда, если верить радиостанции «Говорит Москва»,  С. Богданов год назад с группой экспертов, которую он возглавлял, установил точное место захоронения художника...

Так ли это? Скажем, согласно Ксении Букше, автору книги «Малевич», вышедшей в московском издательстве «Молодая гвардия» (в малой серии ЖЗЛ), это место в Немчиновке, разоренное местными детьми, и утратившее свой первоначальный вид в военное время (в 1942 году в дуб, около которого находилась урна с прахом, попала молния, он сгорел) уже было установлено в 1944 году (т.е. вскоре после освобождения Подмосковья от фашистских захватчиков) дочерью Малевича Уной и Галиной Жарковой. В 1980-х годах они же установили на погосте плиту с именем³...

Что и зачем в таком случае мог узнать С.Богданов — не очень ясно. Два раза одно и то же место не открывают. Может быть, этот россиянин потребовался «Говорит Москва» лишь для того, чтобы своего очень и очень далекого родственника «оградить» от Украины. Не знаю, так ли это на самом деле, но, увы, очень похоже...

Также как печально читать в различных российских публикациях и откликах на эту тему о том, будто русского или (еще чаще) советского авангардиста Порошенко «превратил» в украинца, исходя из националистических идей...

Нет, как бы ни относиться к Порошенко, упрекать его в искажении характеристики Малевича нельзя. Большой художник и педагог, создатель «Черного квадрата», автор многочисленных статей по теории искусства, он не только родился в Украине, любил ее пейзажи и людей, но именно ощущал себя украинцем, наряду с польским языком (на котором говорили в семье), знал прекрасно украинский. Оба эти языка были для него родными. Русский? Разумеется, живя в Российской империи и в СССР, знал и русский. Но всех ли, владеющих русским языком следует убирать из контекста другой культуры?

К концу 1920-х годов картины Малевича уже были приобретены и Третьяковской галереей и Русским музеем, но (с согласия этих крупнейших хранилищ искусства) вывозились и показывались в Киеве в 1929-м году на выставке Объединенных современных художников Украины. Так что, очевидно, даже тогда, когда мастер жил и работал в России, никто в его причастности именно к художникам украинским не сомневался.

Что касается откликов, утверждающих, что Малевич был «советским» художником, то я бы уточнил: он был не советским художником в идейном понимании, а гражданином СССР исключительно по стечению жизненных обстоятельств, разве что в первые годы советской власти, очевидно, связывая с нею творческие надежды, которые постепенно у него рассеивались и напрочь оказались похоронены осенью 1930-го года. Тогда, 20-го сентября, по подозрению в шпионаже его арестовали и продержали в ленинградской тюрьме «Кресты» более двух месяцев. Поводом послужили наветы со стороны тех, кому, скорее всего, не нравилось и то, что делает он как художник, и как педагог — иностранными спецслужбами, с которыми он, якобы, был связан, недоброжелателями назывались при этом польские и немецкие. Ибо именно в эти страны он ранее ездил... Террор в СССР еще не получил такой размах, как после убийства Кирова, но будущие каратели уже примеривались к новой работе.

К счастью, после многочисленных изнурительных допросов и безуспешных попыток сломить его волю, художник выбрался на свободу, хотя избегал рассказывать об этом испытании даже самым близким. Нам же сейчас любопытно (и знаменательно!) обратить внимание на сохранившиеся в архиве кое-какие документы.

Вот фрагмент одного из них.

Следующие вопросы и ответы, их еще много, в данном случае для нас значения не имеют. Главное: сам художник называет себя украинцем. Справедливости ради отметим, что иногда он говорил о себе и как о поляке. Например, в визовой декларации от 7 июля 1926 года в графе национальность указал: поляк. Можно предположить, что руководствовался он мыслью о том, что таким образом получить разрешение на поездку в Польшу будет проще.

А вот другой фрагмент из папки выше упомянутого архива:

Следственное дело №3730-1930 года: по обвинению Малевича Казимира Севериновича 1878 года, уроженца гор. Киева, гражданина СССР, украинца, художника, женатого, неимущего, беспартийного, со слов подсудимого, в пр. пр. ст. 58 п. 6 УК — производством прекратить и сдать в архив ПП.

Обвиняемого Малевича К.С. из-под стражи освободить.

Далее следуют формальности, связанные с освобождением, и подписи, но и в данном случае налицо: художник для властей — украинец5.

Так что, возвращаясь к зубоскалам в РФ, которые возмутились тем, что в Киеве его теперь причислили к «великим украинцам» (не отрывая, кстати, от авангардистов других национальностей!), я мог бы привести известную поговорку: хуже слепого только тот, кто не хочет видеть.

Февраль, 2019

¹ Не тут ли, думается мне, ответ на происхождение знаменитых Квадратов художника, вариантов которых у него было несколько?

² Малевич о себе. Современники о Малевиче // Письма. Документы. Воспоминания. Критика. В 2-х томах. Авторы-составители И.А.Вакар, Т.Н.Михиенко. Том I. М.: RA, 2004. С. 18, 19, 21, 26.

³ Букша К.С. Малевич//М.: ЖЗЛ. Молодая гвардия, 2013. С. 304

⁴ Малевич о себе. Современники о Малевиче. С. 549

⁵ Малевич о себе. Современники о Малевиче. С. 555, 556