Постгеноцидное общество и «черный хлеб информации»

Как уже сообщал «День», в прошлую пятницу, накануне 54-й годовщины со дня рождения нашего коллеги профессора Джеймса Мейса, прошел посвященный его памяти круглый стол в Киево-Могилянской академии, в рамках которого была представлена коллекция книг Джеймса Мейса, переданных НаУКМА его женой, пани Натальей Дзюбенко-Мейс. Что касается темы, то она была сформулирована так — «Украина как постгеноцидное общество: осознание и преодоление состояния». Но в значительной части выступлений речь шла не об этом, а об исторических подробностях, связанных с голодом 1933-го. Возможно, потому, что среди докладчиков преобладали историки. Мы же предлагаем вашему вниманию фрагменты тех выступлений, которые так или иначе касались предложенной темы.

ДЕФИЦИТ МАКСИМАЛИЗМА И «ТЕПЛЫЕ СИГНАЛЫ»

Лариса ИВШИНА , главный редактор газеты «День»:

— После того как мы издали книгу «День і вічність Джеймса Мейса», я и мои коллеги побывали уже во многих городах, выступили с читательскими конференциями во многих университетах, и это мне дает, в известной степени, возможность ответить на вопрос, который определен в качестве темы круглого стола — «Украина как постгеноцидное общество: осознание и преодоление состояния». Для начала можно сказать, что именно черного хлеба информации украинцам не хватает, и очень часто приходилось встречаться с такими случаями... Например, во время читательской конференции в Днепропетровске один из преподавателей сказал действительно дикарскую вещь: мол, если говорить о голоде, то он был вызван тем, что крестьяне больше потребляли, чем производили... Для меня было важным не только то, что это вообще может говорить преподаватель (довольно еще молодой), но и реакция аудитории, готовность это вообще слушать. Наша, я бы сказала, излишняя... толерантность в этом, абсолютно не приемлемом для толерантности вопросе. И я думаю, что этот большой дефицит максимализма является также мерилом и тестом постгеноцидности. Есть реальная патология, она имеет свои проявления в нашей политической жизни, если еще до сих пор партия, фракция которой повернулась спиной в зале парламента во время попытки этот вопрос поставить, претендует на голоса избирателей. И можно было бы еще много привести примеров, которые поражают тем, что за все эти годы украинцы очень мало продвинулись в том, чтобы сделать факт голодомора аксиомой, которая не подлежит сомнению.

Как-то я подарила книгу «День і вічність Джеймса Мейса» американской журналистке. А мы издали эту книгу и на английском языке, в частности для того, чтобы министерство иностранных дел, если бы у него вдруг оказалось такое желание, могло воспользоваться ею в работе посольств для поддержки предварительной настроенности на работу в ООН в 2007 году (когда там будет ставиться вопрос о признании Голодомора 1932—33 годов геноцидом против украинского народа. — Ред. ). Позволю себе отклониться — будет очень странно, если вдруг в 2007 году это произойдет. Потому что должна быть большая предварительная работа. Итак, подарив эту книгу американской журналистке, я ей рассказала о Голодоморе и проблемах с его признанием (она об этом ничего не знала, хотя она — многие годы является редактором одной крупной телекомпании). И она, послушав это, меня спросила: а для чего вам это нужно? Я подумала, что мне действительно нужно предъявить ей какой-то аргумент для того, чтобы это было понятно с ее точки зрения. И ясное дело, что правда сама по себе — это большое дело. Но надо еще сказать, что она имела в виду: если мы со своей этой правдой, которая, можно сказать, неадаптирована к политическим реалиям мира, в который раз провалимся в ООН, то это действительно будет мерилом нашей неадекватности уже на новом уровне. (Когда в 2003 году украинцы впервые поставили в ООН этот вопрос, а потом сами и отозвали, это, опять-таки, была ответственность того политического класса). И нужно понимать, как вести себя со своей абсолютно очевидной, страшной, большой, тяжелой, всякой правдой, и готовы ли мы влиять на общественное мнение, если до сих пор этого не делаем, и на политиков, которые позволяют себе еще и сейчас говорить о намерениях создать институт национальной памяти. Мне хотелось бы, чтобы те люди, которые это говорят, отчитались, почему этого до сих пор нет. В 1992 (!) году Джеймс, выступая в Союзе писателей, под аплодисменты зала говорил о необходимости создания института геноцида, и этот паралич с реализацией этой идеи так же является серьезным следствием постгеноцидной ситуации. Поэтому прежде всего нужно отделить живое от неживого. И на тех, кто жив, нужно возлагать надежды, и их поддерживать, и им помогать.

Министерство образования, например, разослало распоряжение изучать в школах Голодомор. Я не знаю, консультировались ли они с педагогами, психологами, как вообще это делать... Разве это не девальвация очень тяжелой темы, если впереди нет информации и источников, а спускаются просто директивы?

Можно ли просто надеяться на биологическое восстановление, на то, что молодое поколение придет само по себе другим и не будет поражено страхом, не будет поражено такими комплексами? Думаю — нет, потому что в той системе координат, которая существует сейчас, последствия могут быть еще более сложными. К сожалению, почва — неподготовлена, люди иногда не хотят воспринимать это или воспринимают это как расчесывание ран. И поэтому здесь нужны и культура, и такт, и необходимая доза информации, и понимание, как и что подавать. И в завершение я хочу сказать для меня лично очень приятную вещь. Накануне круглого стола мне сообщили, что работа Джеймса Мейса «Повість про двох журналістів» включена в учебную программу «Введение в специальность» факультета журналистики Запорожского национального университета и даже в экзаменационные билеты. Это для меня лично был очень теплый сигнал.

О МУТАЦИЯХ СОЦИАЛЬНОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ

Сергей БИЛОКИНЬ , историк:

— Современная историография двигается направлениями двух масштабов. Здесь и общегосударственная перспектива с политологическими обобщениями, здесь и биографические очерки отдельно взятых исторических персонажей. Сейчас историки подходят к масштабу среднему. Лучше всего он проявляется в изучении повседневной жизни общества. Кроме социального аспекта, прежде всего аспекта социального обеспечения, может рассматриваться и медико-биологический аспект. Большевики никогда не скрывали, что занимаются селекцией нового типа населения, стремятся создать единый «советский» народ. Кроме принятия радикальных мер, большевики влияли и на остальное население. К сожалению, критерии качества пока что научно не определены, темп и характер регенерации тем более не изучался. В любом случае это не могло не ухудшить самой человеческой субстанции народа. Если люди не погибали сразу, их жизнь также сокращалась и портилась. Понятное дело, жертвы революций, люди, которые прошли лагеря, работу на лесоповалах, подорвали свое здоровье. Здесь отложились свои исторические источники, к сожалению, еще не проанализирована история болезней тех, кто вышел живой, а также массив мемуаристики с точки зрения истории медицины. Думается, вопрос нужно рассматривать в комплексе. Здоровье также теряли представители номенклатуры и правоохранительных органов всех уровней. То, что советская практика деформировала и большевистские верхи, было неожиданностью для них самих. Профессиональным заболеванием в среде чекистов были нервные расстройства.

Попытки уничтожить среди врагов лучших фиксируются во многих странах и в разные исторические эпохи. Древнегреческие тираны, поляки, которые боролись против казацких вожаков и тому подобное. Большевики, возможно, были в этом не первые, но и едва ли не наиболее активные. Господствуя в течение нескольких десятилетий, власть просеяла весь человеческий состав каждого общественного класса, каждого социального слоя, истребляя лучших.

В течение десятилетий нельзя было говорить ни о генетике человека, ни об евгенике — науке об улучшении человеческой породы. Дело в том, что в СССР среди различных наук такие, как генетика человека, медицинская генетика, этническая генетика, антропогенетика, евгеника были запрещены. На первых порах они существовали совсем открыто. В Украине были организованы центры евгенической науки, в которых работало много ученых. В 1928 году одним из заместителей председателя по изучению расовой патологии и географического распространения болезней был избран известный всем нам Александр Богомолец. Членом евгенического общества был советский нарком здравоохранения Николай Семашко. В 1925 году, выступая с докладом в Берлине, он публично заявил, что в СССР действительно проводится евгеническая политика. Он не сказал только, что речь идет о негативной евгенике. То есть по существу о политике противоевгенической. Могут ли быть здоровыми люди, которые прошли через прямой геноцид, две мировые войны, большевистский террор? На какое физическое и моральное здоровье можно рассчитывать, если в течение десятилетий население огромных территорий подвергалось систематическому террору, периодическому голоду и тотальной идеологической обработке? Селекция нового типа населения, о которой писали Бухарин, Троцкий и другие, шла с первого дня.

До сих пор мировая наука рассматривала только одну сторону дела. Она принимала во внимание только вредные химические вещества, различного рода облучения и другие мутагены, которые способны проходить в клетки и искажать их генетическую программу. Это явление называется мутациями. Когда мутагены касаются ДНК в зародышевых клетках человека, погибают эмбрионы или рождаются люди с наследственными дефектами. Кроме того, мутации в соматических клетках вызывают рак, нарушение иммунной системы, укорачивают жизнь. Вся сумма искажений генетической информации человека, которая подрывает наследственное здоровье людей, называется генетическим грузом. Но мировая наука, не имея нашего исторического опыта, не изучала или почти не изучала мутации социального происхождения. Украинская наука имеет в своем распоряжении огромный исторический и человеческий материал. Мы давно осознаем страну как постгеноцидное общество, о чем мы говорим, вспоминая нашего товарища. Неожиданно для нас и всего мира оранжевая революция обнаружила у нации, к которой мы имеем честь принадлежать, несомненные возможности регенерации.

«И СОХРАНИТЬ НАЦИОНАЛЬНУЮ ПАМЯТЬ, И НЕ «ПЕРЕСОЛИТЬ»

Юрий ЩЕРБАК , дипломат, Чрезвычайный и Полномочный Посол Украины:

— Один американец сказал, что есть люди, которые смотрят назад, и это — историки, а есть люди, которые смотрят вперед, и это — бизнесмены, которые планируют свое производство. Нам нужно думать и сочетать эти вещи, и, с одной стороны, конечно, все глубже и глубже осмысливать те исторические процессы, которые имели место, а с другой стороны, смотреть на сегодняшний день и на то, что может быть в будущем.

Все вы знаете о том, что 25 января этого года Парламентская ассамблея Совета Европы приняла резолюцию, которая называется «Необходимость международного осуждения преступлений тоталитарных коммунистических режимов». Резолюция осуждает массовые убийства, смерти в концентрационных лагерях, депортации, пытки, рабский труд и другие формы массового физического террора. И наказание людей на этнической или религиозной почве, нарушение свободы совести, мысли и высказывания, свободы прессы, и отсутствие политического плюрализма. Падение тоталитарных коммунистических режимов в Центральной и Восточной Европе, утверждает эта резолюция (очень острая была дискуссия вокруг этих положений), не сопровождалась международным расследованием преступлений, совершенных ими, авторы этих преступлений не были вызваны в суд международного сообщества, как этo имело место со страшными преступлениями нацизма. И это — очень серьезная вещь, о которой нужно говорить, и очень хорошо, что Совет Европы, этот коллективный орган, можно сказать, коллективная совесть Европы, организация, которая занимается собственно обеспечением прав человека, подняла свой голос и сказала об особенностях существующего коммунизма. Там сказано, что в ряде стран (я не думаю, что они хорошо слушали выступления Петра Симоненко и знают ситуацию у нас в парламенте) существуют коммунистические партии, которые не только не покаялись, а просто и игнорируют те все данные, которые открыты общественному мнению. Как следствие, общественное понимание преступлений, подчеркивает резолюция, совершенных коммунистическим режимом, является очень слабым. Ассамблея убеждена, что знание истории является одной из предпосылок недопущения подобных преступлений в будущем. И здесь же к этому я хочу сказать, что ПАСЕ осудила Голодомор в Украине в отдельной резолюции, 85 депутатов проголосовали за это, но, к сожалению, эта часть не вошла в ту резолюцию, которая была принята.

Я думаю, что Киево-Могилянская академия могла бы созвать научную, научно-политическую или юридическую конференцию по вопросу, как построить систему образования (и школьников, и студентов, и вообще общества), что нужно делать для того, чтобы произошло должное осознание преступлений. Его до сих пор нет, потому что мы очень быстро перешли из одного состояния к той рыночной стратосфере, когда совсем другие качества людей проснулись, и когда очень многие люди просто не хотят слышать о преступлениях, о трупах, об убийствах и т. п. И я думаю, что пани Лариса Ившина подняла важный вопрос, и мне показалось, что это очень важно — как воспринимается Голодомор сейчас. Мы всегда думаем, что мы — уникальны, но я недавно был в Ирландии и с величайшим удивлением узнал, что у них огромный опыт голодомора своего собственного — я писал об этом в газете «День» (см. №12 за 31 января 2006. — Ред. ), — во время которого умерло 1,5 миллиона человек. Так вот, на преодоление этого голодомора ушло приблизительно 100 лет. Если говорить о биологических аспектах, то у нас четвертое-пятое поколение после Голодомора. Генетическая картина украинцев восстановилась. Другое дело, что не полностью общество восстановилось в своих параметрах интеллектуально-духовных. Я думаю, что здесь нужно говорить не только о геноциде-голодоморе, но и о том, что был инфоцид. Мы были в абсолютно закрытой среде, изолированные от источников информации, и только сейчас одно-два поколения новых людей идут уже нормальным путем.

Израиль, Польша, Кампучия, Сьерра -Леоне пережили свои геноциды. Каждое общество по-своему отходит от них. Скажем, в Израиле сейчас почти всех представителей его молодого поколения возят в Польшу, чтобы они посмотрели, что это такое Аушвиц; они относятся к этому, чуть ли не как к поездке в Диснейленд. То есть они уже серьезно, душой не воспринимают. Это нужно понимать, не может быть нация вся в напряжении, в черном трауре плакать, когда столько сейчас для молодых людей есть очень приятных вещей, развлечений и т.д. Мир глобализируется, и здесь нужно думать, каким образом и сохранить память национальную, и в то же время не «пересолить». Потому что просто будут как горохом о стенку все эти разговоры о геноциде.

И я думаю, каким образом мы можем все же преодолеть все это? Только вводя демократию в наше общество. Но есть еще одна истина, также очень серьезная, над которой нужно задуматься. Сама по себе демократия может привести к балканизации, если она оторвана от экономического процветания, от экономических успехов. И здесь, опять же, возникает вопрос — какой стратегический путь Украины? Каким образом мы должны преодолеть и стать уже другим обществом? Так вот хочу сказать, что именно выбор нашего общества в отношении того, каким оно должно быть, — это очень важно. Я хочу процитировать слова бывшего канцлера Шредера, который сказал важную вещь: «Нас не интересует индустриальный потенциал (это немец говорит, Германия вся — на индустриальном потенциале! — Ю.Щ. ), нас интересует гуманитарный потенциал общества и интеллектуальный капитал. Туда мы будем делать наибольшие инвестиции, и именно эти факторы будут определять безопасность государств в ХХI веке».

Итак, предложенная тема — она более широкая, давайте думать, как преодолеть состояние постгеноцидного общества. Мы сегодня чтим память Джеймса Мэйса, для меня встречи с ним были невероятно важными и оставили самые светлые впечатления и воспоминания, он — действительно герой Украины. И здесь Лариса Ившина мне сказала: вот такому-то (я не буду фамилии называть) дали Героя Украины, а Джеймсу Мeйсу дали только Ярослава Мудрого, и в этом, конечно, есть вопрос для нашего нынешнего состояния общества. Даже те, кто провозглашаeт национально-демократические лозунги, — далеки от идеалов, которых мы ждем. Но думаю, что эта тема — очень серьезная, очень глубокая, и нужно было бы ее продолжить.