«Желающих создавать фитнес-центры в историческом центре не становится меньше...»

«МЫ МОЖЕМ КОНКУРИРОВАТЬ НА МИРОВОМ УРОВНЕ, НО НЕ С СОБСТВЕННЫМ РАВНОДУШИЕМ»

— Первый вопрос несколько меланхоличен: назовите потери и достижения городской культуры за прошлый год.

— Я не знаю, потеря это или достижение — когда мы на основе театра «Бенефис» и Театра исторического портрета сделали «Вільну сцену». Но вместе с тем получил свой театр мастер молодого поколения — Дмитрий Богомазов. У него пока нет постоянной площадки, на которой мог бы показывать свои спектакли. Но недавно я говорил с ректором Художественной академии Андреем Чебыкиным — есть помещение в общежитии Академии, которое они готовы предоставить в льготную аренду, чтобы театр «Вільна сцена» мог работать там. Вместе с тем, оно может быть и молодежным культурным центром для других программ — Сергея Проскурни и его центра. Другой вопрос — почему реорганизовывается «Экспериментальный театр»? Вы прекрасно знаете, что он был создан отпочкованием от «Молодого театра» труппы Бильченко. Бильченко уехал, а театр не может быть без учредителя, без художественного руководителя. Поэтому мы его объединяем с театром «Золоті ворота» Валерия Пацунова, чтобы создать театр, который имел бы лидера, художественного руководителя и режиссера. Актеры, оставшиеся в «Экспериментальном театре», могут ставить спектакли, но режиссер — это профессия, которой нужно учиться, мало того — нужно быть еще и организатором. Такие я могу назвать потери в течение последнего года, и вместе с тем и достижения. Опять же на Троещине решением Киевсовета будет создаваться Молодежный театр, которому нужна хорошая труппа. Сейчас строим кукольный театр, в конце февраля забьем первую сваю; сделаем красиво, театрализовано, чтобы там был Карабас- Барабас...

— Это хорошо, а как было на внешнем, так сказать, направлении?

— В прошлом году мы впервые довольно активно отметили имена наших земляков на международном уровне. Никто не надеялся, что в Швейцарии, в Лозанне — в стране и городе, где каждый метр просчитывается, — вдруг возникнет памятник нашему земляку Сергею Лифарю. Но нам удалось это сделать. Еще одно событие, которое выходит из разряда рядовых, — концерт лауреатов конкурса Владимира Горовица в Париже. Ведь в прошлом году столетие со дня его рождения отмечалось на уровне ЮНЕСКО. Многие сомневались, но в центральном зале ЮНЕСКО в Париже, а также в старом зале тамошней консерватории состоялись концерты трех лауреатов конкурса Горовица. Вы все театралы, и знаете, что если после премьеры публика сразу разбегается, — значит, что-то не так. А там, наоборот, люди долго не расходились. И потом был еще концерт в Швейцарии, в Женеве, в зале представительства ООН. Такой прорыв... За все, что происходит в культуре, болеешь душой. Даже в советские времена на уровне инструктора райкома партии обязательно звучало: здравоохранение, образование, культура. Шла триединая гуманитарная сфера. Теперь говорят: образование, здравоохранение, а потом вдруг переходят на армию, на коммунальные... Я уже спрашивал у некоторых депутатов: что случилось? Почему исчезает культура вообще в вашем лексиконе? — Ой, да, ой, забыли... Вот и все.

— А что сегодня мешает культуре больше всего?

— Внутренней потребности нет, вот в чем беда. Хотя все должны понимать, что от того, как молоденькую будущую маму примут в родильном доме, как она родит ребенка, и до самой смерти, как хоронят человека — все это имеет непосредственное отношение к культуре. И культура чиновников, и культура педагога, и культура врача... И вся беда в том, что до того времени, пока не появится внутреннее понимание, напрасно на что-то надеяться. Вот когда я работал в театре, мне казалось, что только и света, что в окне. Что все думают только о Театре Франко, что проблемы Театра Франко — это проблемы общеукраинские. И я благодарен этой ситуации, потому что увидел объем работы, и понял, что мы можем конкурировать на мировом уровне. Но общий уровень культуры остается очень низким. Когда я вижу во время вечерней прогулки девочку лет четырнадцати, пьющей пиво прямо из литровой бутылки... Вот тогда я хватаюсь за голову. Мы еще одно поколение потеряли, потому что не занимаемся детьми, молодежью...

— А как реально может повлиять на эту ситуацию управление культуры Киева — это все же столичное заведение. Способны ли вы сформировать культурную политику в столице?

— Да. Но мы не можем ее формировать самостоятельно, пока в генеральном плане развития города Киева и в планах районов не будет учтено то, что называют социально-культурной сферой. Мы сохранили структуру, систему. У нас нет ни одной закрытой библиотеки или художественной, музыкальной школы. Наоборот, мы пытаемся что-то открывать. Но — я опять возвращаюсь к 90-м годам: когда планировался какой-то микрорайон, там обязательно учитывалась и библиотека, и клубы по интересам. Сейчас у нас, например, в системе внешкольного образования занимается около 18 тысяч детей. И мы действительно радуемся тому, что эта цифра растет. Но это малая часть по сравнению с почти 3-миллионным городом. Мы говорим о Троещине: там нужен театр. Мы говорим — есть инициатива депутатов Киевсовета о создании театра Киевсовета по примеру театра Моссовета. Есть кинотеатр «Нивки», давайте источники финансирования, поможем, чтобы и там театр был. Пусть будут казино, но мы должны делать свое — библиотеки, музыкальные школы, музеи, театры. И начиная с самодеятельных коллективов, клубов, это нужно формировать. Но мы можем формировать только тогда, когда будут учтены хотя бы 50% наших предложений по развитию. Только взаимопонимание и взаимопомощь руководящей системы может привести к каким-то результатам. Если только будет: это я делаю, а это ты, — никогда ничего не получится.

«КОГДА НЕ СРАБАТЫВАЕТ ГРАЖДАНСКИЙ КОНТРОЛЬ В СЕБЕ САМОМ, ДОЛЖНА ПОМОЧЬ ПРОКУРАТУРА»

— Иногда создается впечатление безумия, когда видишь некоторые моменты касающиеся перестройки в центре города, или строительства фитнес-центра под Софией. Вы можете влиять на это?

— Сейчас — да. Недавно, уже как председатель управления культуры, искусств и охраны памятников, я не подписал создание еще одного фитнес-центра в центре города. Не подписал и не подпишу. А столько идет заявок на земельные участки, приватизацию, реконструкцию, перестройку, что я действительно даже иногда пугаюсь. Я не коренной киевлянин, но живу в этом городе, здесь родились мои два сына. Раньше я думал, что вырвусь к себе, в Западную Украину, потому что меня туда тянет. Как Уильям Сароян говорил — «в горах мое сердце». Но после рождения второго сына сказал себе: все, нужно ставить точку, это твой город, твой дом. Если я до этого просто любил Киев, то сейчас я его уважаю. Когда смотрю, что творится с центром, спрашиваю: почему? Почему, например, в Париже, Риме, Кракове придирчиво относятся к этому, а у нас не могут? И здесь я поддерживаю тезис мэра, который сказал архитекторам (у нас был расширенный градостроительный совет): почему вы вопрос ставите сейчас, когда уже построено? Почему вы — почти все главные архитекторы, — на градостроительном совете не говорите конкретно: нет, этого не будет, и не защищаете свою позицию? А потому что мастерские должны конкурировать не в том, кто у кого сколько отхватит, а в том, как лучше сохранить среду города.

— Это правильно, но, как говорится, — постфактум...

— Нет, не постфактум. Мы сейчас начинаем с приходом Василия Федоровича Присяжнюка на градостроительном совете действительно говорить о каждом проекте с критическими замечаниями. И сейчас, действительно, подпись председателя Управления культуры должна быть и под выделением земельного участка, и под проектом. То есть на меня свалилась огромная ответственность. Я даже, шутя, говорил: кому я сделал в жизни что плохое?

— Это с какого времени?

— С декабря у меня началась новая жизнь.

— То есть когда была реконструкция майдана Незалежности, когда устанавливали эти ужасные Лядские ворота, вы еще не могли влиять?

— Но я откровенно говорил и тогда.

— Но влиять могли?

— К сожалению, тогда нет. Тогда было отдельное главное управление охраны памятников, было ГлавОПУ, и я как начальник культуры мог только сказать свое слово, но не мог повлиять на ситуацию каким-то официальным образом.

— Но вы говорили это?

— Говорил и говорю сейчас: это дурость. Это Лядские или совсем другие ворота? Поставить в такой асимметрии... Но даже асимметрия имеет свои законы. Еще и поставить это страшилище там, наверху... Архистратиг — он же хранитель, а не пугало.

— Мы согласны.

— Я понимаю, когда сейчас решается вопрос о памятнике Святославу Игоревичу: был указ Президента, конкурс, заседание жюри, определились с памятником, ставим его на пересечении Десятинной и Владимирской. Очень интересный памятник, неожиданный, где нет ни коней, ни всадников, просто — мне очень понравилась идея — меч, вонзенный наполовину в камень, рукоятка только, а на ней барельеф Святослава и написано: «Иду на вы». Интересно. Это наша земля, это из легенд: а кто вытянет этот меч? Мне хочется, чтобы в той зоне, которую часто посещают туристы, — видели, что у нас есть оригинальные, интересные проекты скульптур, а не как Сагайдачный на Контрактовой площади с поднятым хвостом. Когда у нас есть красивый памятник — Кий, Щек и Хорив на набережной, прекрасная работа Бородая, — зачем еще одна, не лучшая, работа Куща? Я переживаю за это.

— Александр Павлович, вы не рядовой гражданин. Вы знаете, как у нас критиковалась реконструкция Майдана. Тогда вы не могли влиять официально, но вы выступали против. А что нужно для того, чтобы прислушались?

— А уже прислушиваются.

— И нужно было сначала построить Майдан, а потом прислушаться...

— А вы знаете, может, для того и заработала эта схема, которую вы делали вместе с Ларисой Скорик. Я думаю, что теперь власть прислушивается к совету, созданному Ларисой Павловной, Раисой Недашкивской, Лесем Подервянским... Лариса Павловна введена как член градостроительного совета, как член коллегии Киевской городской госадминистрации, она выступает, критикует. И нас сейчас уже немного больше, мы можем уже говорить. И есть трибуна газеты «День», и другие газеты также поддерживают. Я еще раз говорю: это не для того, чтобы кого-то критиковать и кого-то уничтожать. Нужно воспринимать позицию таких людей, как Лариса Павловна, как позицию защиты, помощи. Иначе у нас не будет диалога, а всегда будет: ты играешь в свои ворота, я играю в свои, а проигрывают все.

— Скорик, кстати, сейчас опять собирает подписи и собирается направлять письмо Президенту относительно вырубки зеленых насаждений на Днепровских склонах.

— Относительно вырубки на Днепровских склонах — я интересовался этим вопросом. Мне Руслан Кухаренко уже приносил этот проект. Он убеждал, что как таковой вырубки там не будет, потому что там подъем где-то 85 метров вверх. Здесь нужно думать и разбираться. Что планируется на Набережной? Хотят закрыть дорогу настилом, машины пустить под этот настил, а на этом построить трехэтажные здания: гостиницы, фирмы и так далее, чтобы людям можно было гулять по набережной. И в принципе вырубки склонов не будет. Если поднимут набережную, эти дома будут стоять на высоте 25 метров, то есть остается 60 метров Днепровских склонов. Но нужно сделать макет, общественное обсуждение, чтобы киевляне не оставались в стороне, и только после этого решать... Возможно, это будет лучше для экологии: все выбросы уйдут в тоннель от Речного вокзала до моста Патона, и будет зеленая зона.

— Вы верите, что так и будет, а не так, что нас в очередной раз поставят перед фактом?

— Конечно, есть сомнения, но с помощью правоохранительных органов и прокуратуры, я думаю, нам удастся справиться. Действительно, работники прокуратуры активизировали свою работу именно по охране окружающей среды, по разрешениям и так далее. Если у людей не срабатывает общественный контроль в себе самом, то нужно иногда помогать.

КУЛИСЫ,ТУРИСТЫ, ЭКРАНЫ

— Давайте поговорим о театре. У вас 20 театров. «Сузір’я» и Театр на Подоле...

— Ой, подсказали позитив! Спасибо! Сейчас Алексею Кужельному для «Сузір’я» район дополнительно выделил деньги — больше 100 тысяч. Виталию Малахову на Подоле также помогли, наконец у него есть репетиционная база, есть, где разместить людей. Кстати, когда он создавал Театр эстрады, я хотел бросить Театр Франко и пойти к нему. Так мне жена сказала: мало того, что вышла замуж за артиста, хорошо, что за академического...

— А что сейчас в Оперетте происходит?

— Ах, Оперетта — любовь моя... Объясняю: абсолютно все пожелания моих уважаемых коллег удовлетворены. Все. Требовали, чтобы директор Харина ушел — он ушел. Я лично очень помогал Оперетте. Работал с американским посольством, мы сделали «Порги и Бесс», привезли, дали большие средства... Видите, Гершвин оказался не по силам, хотя это всегда шлягер любого театра.

— Не по силам — то есть нет творческих возможностей?

— Да, нет. Почему-то не пошли на спектакль, хотя Гершвин есть Гершвин. Даже в областных театрах — я помню, еще в советские времена пытались взять его. Ремонт — это также огромная проблема, которую мы все же решили. Сам лично даже стулья примерял: будет ли удобно? То есть, мы привели в порядок театр. Только работать. Захотели, чтобы Богдан Дмитриевич стал и директором, и художественным руководителем. И это выполнили...

— Когда же там будут интересные спектакли?

— Вот! А я о чем?.. Сейчас все беды сняты, наступил самый ответственный момент. Всех запугали: управление культуры, министерство, городскую администрацию, Верховную Раду, Администрацию Президента. Теперь, когда конец света закончился, пожалуйста, по всем адресам, куда вы писали письма, пошлите приглашения: уважаемые, придите посмотрите, какие мы талантливые, сколько у нас работ. Хотите быть национальным, академическим — пожалуйста, покажите. Ведь Оперетта — это шампанское, а не перебродившее вино. Это молодость, это мощь, это связки, это легкие, это, простите, ягодицы, это ноги!.. Вот о чем я говорю: спроси себя сам. Я буду очень благодарен тем, кто контрактную систему вернет, потому что должна быть смена поколений. Дорогие мои, или этот, всеми любимый театр, будет жить и развиваться, или мы будем думать только о своем существовании.

— Есть еще одна область — музеи. Можно ли на них зарабатывать как на туристических объектах, как это и делается в мире?

— Можно и нужно иметь прекрасные музеи, например, музей Богдана и Варвары Ханенко. Но нужна реклама, реклама и еще раз реклама. К сожалению, она стоит дорого. Есть испытанный путь: сесть на бюджет. Но бюджет не резиновый. Поэтому нужно создавать опекунский совет музея или театра, который будет вкладывать средства в его развитие. Так делается во всем мире. Когда будет хорошая реклама, можно делать и полиграфическую продукцию, и открытки, и обмен выставками. Нужно, чтобы о музее знали. Нужно переходить на высшую ступень, на еще неосвоенные формы.

— А вы не пытались сотрудничать с Государственной туристической администрацией?

— Несколько раз. Я как-то даже сказал, и все начали цитировать: культура — как девушка на выданье, просит: возьмите меня! А туризм — парень, он отворачивается. В каждой цивилизованной столице, государства есть туристические туры по музеям и театрам... А вот сколько спектаклей вы можете назвать в Оперетте, на которые пригласили бы друзей?

— Вообще никого бы не пригласили.

— Вот! А я говорю о том, что действительно нужно ставить в туристические туры. Мы начали в прошлом году выпускать специальные программки. Уважаемые туристические агентства, выберите себе. Конкурс Горовица — почему вы не можете ставить? Сейчас будет пятый конкурс Лифаря, я думаю, приедут Володя Малахов, Путров из Королевского балета Великобритании, Юрий Григорович, сейчас ищем Барышникова — выдающиеся фигуры! Ставьте в туры, пусть в каждой гостинице, даже однозвездочной, лежит программка. Сделайте фотографии, чтобы мы видели, что в этом музее — та же «Инфанта». В Краков приезжаем — там «Мадонна с горностаем», куда только не пойдешь — везде эта Мадонна, и все идут туда. Сейчас такое сотрудничество началось. Мы готовы. Заплатите копейки, проведите фотосъемку, сделайте себе проспекты, — это еще одна статья для поддержки бюджета музея. У них есть право интеллектуальной собственности, они нам могут предоставить того же Шишкина. Почему-то Франция, Великобритания, Греция берут у нас выставки, просят, чтобы мы их показали, а они в этом знают толк...

— В музейной сети есть горячая точка — Лавра. Это же центр конфликтов между всеми — и различные церкви, и светская власть, и все что-то захватывают, перехватывают... Как это преодолеть?

— Я поддерживаю позицию правительства, которая сейчас принята. Нужно раз и навсегда сделать разделение. Документ сейчас рассматривается, и я думаю, что он будет утвержден на региональной комиссии, которую проводит вице- премьер Дмитрий Табачник. Нижнюю Лавру с теми одиннадцатью зданиями, самочинно захваченными, нужно отдать Киево-Печерскому монастырю, пусть там хозяйничают и работают монахи. А национальной Киево-Печерский заповедник с музеями декоративного искусства, драгоценностей, театра и кино, книги и книгопечатания — должен остаться национальным. Но вместе с тем предоставлять так, как это зафиксировано, Трапезную церковь для праздничных богослужений. Заканчивается роспись Успенского златоверхого — его также можно использовать для богослужений.

— Давайте поговорим о кино, точнее, о кинопрокате. Сегодня у нас 5 частных кинотеатров и 7 — в аренде коллективов, не говоря о новых. Но остальные — на иждивении города. Это мало или много? Может, их все нужно отдавать в частные руки?

— А они вроде бы неплохо себя чувствуют в частных руках. Вы спрашиваете, имею ли я влияние на формирование культурной политики? Девять лет я убеждал руководство города, что кинотеатры нужно приватизировать, как во всем мире. Я об этом говорил, и это, слава Богу, сдвинулось. Мы за этим следим и доведем это до конца. Но 7-8 кинотеатров однозначно должны остаться в коммунальной собственности города. То есть чтобы мы имели возможность показывать свое. Я убежден на 100%, что наше кино поднимется. Не может этот колоссальный потенциал кинотворцов, который у нас есть, исчезнуть просто так. Мы будем снимать хорошее кино, и нужны места, где люди могли бы его посмотреть.

— Россия это уже пережила. У них также сначала никто не хотел показывать российские фильмы. А сегодня они дают сбор почти как американское кино.

— Вы правы. Среди всего потока есть фильмы кассовые — «Бумер», тот же «Антикиллер». Но я говорю об авторском, артхаусном кино. Мы вынуждены иногда влиять на эту ситуацию. И пусть придет 10, 20, 30 человек — но у них будет кинотеатр, а у него — дотация от города. Мы должны контролировать эту ситуацию.

— Но ведь речь может идти о 3 — 4 кинотеатрах...

— Базовых... Город разбросан. Я не хочу, чтобы был приватизирован кинотеатр «Флоренция» — последний 4-зальный, построенный в советские времена, готовый мультиплекс — в 350-тысячном районе. Сейчас мы делаем его ремонт. Люди уже идут. Люди вернулись в кинотеатр «Ленинград» — как только мы забрали оттуда ночные клубы и объявили, что идет кино.

БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ — ЯВЛЕНИЕ РАРИТЕТНОЕ. ПОКА?

— А вам хочется сняться в кино?

— А я снимаюсь. Стас Клименко пригласил меня сначала в фильм «Тарас Шевченко», телевизионный сериал, я там сыграл Николая I. Мне сначала дали маленький эпизод, но потом, когда Иван Драч, Павел Мовчан посмотрели этот материал, сказали: а что там еще есть о Николае? Он говорит: там есть закадровый текст. Они: все давай в кадр! Как Тарасу Григорьевичу с ним тяжело! Ты посмотри, что он сделал! Угнетатель какой! Какой отвратительный!.. Нужно же показать, с кем Богдан Сильвестрович, Тарасу нашему, пришлось бороться. А сейчас Стас Клименко, которого я уважаю как режиссера, предложил мне опять же Николая I, уже в широкоформатном фильме о Шевченко. Приятно, если так будет. И, кстати, сейчас заканчиваем со Станиславом Моисеевым — очень тяжело это было, я никогда не думал, что будет так тяжело, — радиоспектакль «Гамлет».

— То есть на артистическую работу у вас немного времени остается.

— Я пытаюсь. Очень благодарен моим коллегам — режиссерам на радио, в театре... Все мы не без честолюбия, и когда я стою перед экраном и озвучиваю кино, и вижу, что отработал все, что мне нужно, — меня радует — я не теряю свой профессионализм. Или когда я сижу перед радиомикрофоном, а радио — это одно из самых сложных видов искусства, потому что ты не спрячешься ни за декорацию, ни за костюм, ни за внешность — только ты, твоя душа и твой ум, и когда ты чувствуешь: твоя душа еще не умерла, гибкость не потеряна — мне приятно.

— А не бывает такой мысли: надоела уже эта бюрократия, вернусь в театр?

— Бывает, и довольно часто. Мне время от времени говорят: а ты не засиделся на своей работе? Или за границу меня отправляют, или министром культуры. Но я не пришел сюда делать карьеру. Я получаю удовольствие не от того, что у меня машина или кабинет, или на каком уровне меня принимают. Очень радует то, что мне удается что-то сделать. Если я делаю, я колоссально удовлетворен. Я никогда не привязывал себя к креслу. Меня всегда удивляло, что происходит с людьми. Мне рассказали об одном нашем коллеге, который стал руководителем. К нему пришел его коллега. И говорит: «Колян, привет!» Тот встал, взял его за руку, вывел из кабинета, закрыл дверь и сказал: «Не Колян, а Николай Николаевич, понял? Теперь выйди и постучи как положено». Меня всегда удивляло это: был человек как человек, стал руководителем, и что-то с ним произошло. Меня как актера это интересует. Я следил за собой внутренне: что происходит. Происходят какие-то превращения или нет? Я смотрел на это кресло как на какую-то субстанцию в моей жизни. Влияет ли оно на меня?

— Так сколько лет вы в этом кресле?

— Одиннадцать. 22 июля 1993 года меня назначили. Сколько раз я хотел хлопнуть дверью, писал заявление... Я могу заработать своей профессией, поэтому считаю себя свободным человеком. У меня были хорошие преподаватели, научившие меня профессии. И если я дождусь того момента, когда смогу, — я уйду. Театр — это моя мечта...

— Можно ли говорить, что в культуру сегодня вкладывают частные деньги? Насколько стремительна динамика?

— Нет динамики, не развивается у нас благотворительная деятельность. Я считаю, что в этом очень много негатива, потому что нет льгот по налогообложению, которые должны быть предоставлены благотворителям.

— Таким образом, надеяться опять остается на государство.

— Конечно. Мне депутаты Верховной Рады говорят: это же будут какие злоупотребления! А что, сейчас нет злоупотреблений? Но выведите четкую структуру, и человек возьмет на себя финансовые обязательства государства. Они поддержат или научно-исследовательский институт, или больницу, или культуру — весь же мир так работает.

— Наша оптимистическая беседа завершается на грустной ноте...

— Нет, мы закончим на оптимистической ноте. Перед приездом к вам пришел руководитель одного из банков с программой по установлению памятников выдающимся деятелям в Киеве. Сейчас они работают над изготовлением памятника Городецкому. Я ему предложил: почему бы не поставить скульптуру Артемия Веделя (автор Грицюк), о которой я знаю уже больше 10 лет. Фантастическая, созданная в импрессивной манере. И этот человек мне сказал: если вы считаете, что это действительно высокое произведение, интересное для Киева, — я это сделаю. Но я таких пока что очень мало встречал. Опять же — все зависит от уровня внутренней культуры. Не от багажа знаний, а от того, как ты себя видишь в этой среде, в контексте своего города, своего государства. От этого и выстраивается все дальнейшее.

— Следовательно, у вас непочатый край работы...

— Это так.