О языке немецкой дипломатии

На днях в Германии очень широко праздновали 25-летие падения Берлинской стены. Это событие, по мнению многих, стало толчком сначала к распаду социалистического лагеря,  а затем и Советского Союза. Следовательно, некоторые эксперты даже сравнивают падение Берлинской стены в 1989 году и Евромайдан в 2014 году. А как на фоне воскресных празднований в Германии смотрят на возведение новой стены с Россией в буквальном и переносном смысле на востоке Украины? Об этом «День» начал разговор с советником-посланником, постоянным заместителем Посла Федеральной Республики Германия Анкой Фельдгузен, которая свободно разговаривает на украинском языке.

«УКРАИНА СЕЙЧАС ЕДИНСТВЕННАЯ СТРАНА В ЕВРОПЕ, НА ТЕРРИТОРИИ КОТОРОЙ НАХОДЯТСЯ ЧУЖИЕ ТАНКИ»

— Сам факт, что этот проект назвали «стена», в Германии вызывает определенные вопросы. Я понимаю, что Украина хочет защитить себя и считает, что как и раньше было бы хорошо иметь физическое препятствие для танков. Украина сейчас единственная страна в Европе, на территории которой находятся чужие танки. Противодействовать этой угрозе необходимо.

Но я не думаю, что мы можем сейчас быстро делать что-либо, чтобы эту линию (границу) лучше защитить. Это была бы иллюзия. То, что мы можем сделать — использовать наши возможности влияния на Россию — что мы постоянно делаем — этим занимается Федеральный канцлер, чтобы конфликт, по крайней мере, военный, закончился и чтобы постепенно Украина и Россия могли бы говорить и дальше двигаться, найти такое состояние отношений, чтобы и Россия могла жить, как она хочет, и Украина.

 — Но Россия продвигает свою идеологию «Русского мира», которая является нетерпимой и похожей фактически на идеологию Исламского государства...

— Мы видим, что те надежды, которые мы имели после падения берлинской стены относительно отношений с Россией, не стали реальными. Причины этого разные, но нам нужно изменить свою политику относительно России.

20 лет Россия — крупнейшее государство в нашем пространстве — все-таки была партнером. Идеально было бы иметь такие отношения снова. Но все мы знаем, что события в Украине резко изменили наши отношения, и нам необходимо найти другой путь. Мы все-таки считаем, что поддерживать диалог с Россией лучше, чем прибегать к каким-либо другим действиям, но в то же время нужно быть твердыми и сказать ей, что так нельзя дальше.

«МЫ НАСТАИВАЕМ НА ВЫПОЛНЕНИИ МИНСКИХ ДОГОВОРЕННОСТЕЙ»

—  И как можно говорить с Россией, которая действует по правилам XIX века, а Запад — XXI века? Как в таких условиях можно найти взаимопонимание?

— Действительно, эту проблему нельзя решить очень быстро. На сегодняшний день единственный способ противодействия — это санкции. И они будут иметь результат в долгосрочной перспективе. В то же время мы постоянно обсуждаем необходимость выполнения Минских договоренностей.

— Но тот же Геншер, который, казалось, должен был бы понять природу Советского Союза, сейчас призывает возобновить деятельность Совета НАТО—Россия, а Коль  вообще предлагает понять Путина и отменить санкции против России.

— Они, как Горбачев  и Шеварднадзе, очень важные страницы нашей истории, но в настоящее время не имеют реального влияния на политику. А этой церемонией в Берлине мы хотели показать, как мы благодарны за то, что стена упала и Германия объединилась.

— Штайнмайер, находясь в Астане, заявил: «Мы должны теперь быть крайне осторожными, чтобы не вернуться обратно к состоянию военной конфронтации, которое мы уже считали пройденным этапом». Но именно Россия не выполняет никаких пунктов Минских договоренностей. Разве можно с таким подходом заставить Россию выполнить договоренности?

— Нужно понимать, что дипломаты имеют свой язык, который  не всегда такой непосредственный, как у людей, которые сидят на кухне за столом. Наша позиция четкая — мы настаиваем на выполнении Минских договоренностей.

«ВОЗМОЖНО, МЫ И ВАЖНАЯ СТРАНА, НО МЫ НИЧЕГО НЕ РЕШАЕМ САМОСТОЯТЕЛЬНО»

— Но по настояниям должны стоять рычаги, которые понимает Путин. Почему Германия, как самая большая и, как говорят эксперты, незаменимая страна, колос Европы, исключает вариант использования силы для урегулирования этого конфликта. Ведь из-за этого Россия, понимая, что Европа не будет применять силу, делает все, что хочет. Не так ли?

— Прежде всего, Германия — член ЕС и НАТО. Возможно, мы и важная страна, но мы ничего не решаем самостоятельно. Это всегда — консенсус между партнерами.

— Однако можно действовать в двустороннем режиме.

— Но если посмотреть нашу историю, Германия не будет действовать сама, потому что мы не хотим, чтобы нас боялись соседи. Мы всегда будем обсуждать наши шаги с партнерами. Вы можете быть уверенны, что Германия повлияет в хорошем смысле на события, которые развиваются здесь. Мы не США, мы пользуемся другим языком. Но это не означает, что мы не делаем все необходимое, чтобы ситуация не ухудшилась.

«...МЫ НЕ ХОТИМ НИЧЕГО ДЕЛАТЬ БЕЗ УЧТЕНИЯ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ УКРАИНЫ»

— Но как отметил немецкий эксперт Ульрих Шпек в статье «Сила и цель: Немецкая внешняя политика на раздорожье», одной из важных преград относительно способности Германии играть более значительную внешнеполитическую роль, когда речь доходит до кризисного менеджмента, является нежелание рассматривать военные  средства как инструмент внешней политики. Что скажете на это?

—  Ни Франция, ни Великобритания, ни Германия, никто не рассматривает военный вариант. Я эмоционально понимаю, что это украинцам не нравится. Но мы вместе с НАТО делаем все, чтобы найти другой путь. Будет ли это возможно, или нет, покажет история. Я думаю, сам факт, что ваш президент почти каждую неделю говорит из Ангелой Меркель, показывает, что мы не хотим ничего делать без учтения точки зрения Украины.

— Ваша страна поставляет вооружение курдам, которые борются против Исламского государства. Почему же тогда Германия не предоставляет вооружений Украине, чтобы она могла противостоять российским войскам на востоке страны?

— Нашим странам легче бороться с такими организациями, как Исламское государство, чем с государствами. Россия очень большое государство, с мощным военным потенциалом.

О ПЕРВОЙ КОНКРЕТНОЙ ПОМОЩИ БЕЖЕНЦАМ

— Кстати, летом во время своего визита в Киев Меркель пообещала предоставить гарантии под кредиты на сумму 500 млн евро на восстановление Донбасса. Можете рассказать, что делает сейчас Германия в этом плане?

— В тех районах, где находится большинство беженцев из Донбасса — в Запорожской, Харьковской и Днепропетровской областях, — мы строим модульные дома, в которых могут жить зимой переселенцы. Кроме того, Германия послала в Украину более 100 больших грузовиков с более чем 750 тоннами гуманитарных грузов с целью подготовки к зиме. Речь идет о передвижных кухнях, обогревателях, генераторах, цистернах для воды и дизельного топлива, зимней одежде и одеялах. Это была наша первая конкретная помощь, которая в настоящее время реализуется. А что касается гарантий на 500 млн евро, то они предназначены для проектов украинского правительства по восстановлению инфраструктуры на Донбассе. От Германии здесь, в Украине, была делегация, которая на рабочем уровне встретилась с украинскими партнерами, чтобы узнать о приоритетах украинского правительства. Речь идет о долгосрочных проектах по энергосбережению и развитию коммунальной инфраструктуры. То есть это не только касается преодоления кризиса, но и обеспечения меньшей зависимости Украины от источников энергоснабжения. Предполагается, что немецкие государственные банки могут дать кредиты, которые будет гарантировать немецкое государство.

— В январе украинское правительство планирует провести конференцию доноров, на которой будет обсуждаться План восстановления страны. Будет ли в ней принимать участие Германия и как вы относитесь к предложениям назвать ее Планом Маршалла или даже Меркель для Украины?

— Да. Мы обязательно будем частью этой конференции. Не важно, как ее назвать. Я уверена, что все наши коллеги уже работают над этим. Но это не будет План Маршалла, как это было после  Второй мировой войны для Германии. Нужно действительно помочь Украине, чтобы она была успешной на пути в Европу.