Жив ли неоконсерватизм?

Неоконсерватизм был символом объединения для тех членов администрации Буша, кто поддерживал агрессивную внешнюю политику, большие затраты на военные цели, пренебрежение международными законами и институтами, посягательство на государство всеобщего благоденствия и возврат к «традиционным ценностям». Таким образом, закончилось ли развитие неоконсерватизма вместе с угасанием эры Буша, которое ознаменовалось стремительным падением популярности и большим количеством отказов от должности?

Неоконсерватизм изначально перенял различные положения от традиционных форм консерватизма. Поскольку реформы могут стать частью «нашего» наследия, традиционные консерваторы могут приспособиться к переменам, даже поставить себе в заслугу создание связи между прошлым и будущим. В отличие от них, сторонники неоконсерватизма не обеспокоены тем, что Эдмунд Берк называл узами, которые связывают «мертвых, живых и еще нерожденных». Они скорее являются революционерами или даже «контр-революционерами», которые намереваются переделать США и весь мир.

В действительности, в некотором смысле, Ирвинг Кристол, Норман Подгорец и другие государственные деятели-неоконсерваторы постарше находятся под влиянием коммунистических догм, которым они противостояли в молодости, как приверженцы Троцкого. Цель их «партии», или ее призыв не нуждаются в сложном толковании: они основываются на защите «американских ценностей», в то время, как критики только предлагают «объективное оправдание» «врагам свободы».

До 60-х годов будущие неоконсерваторы разделяли антикоммунистические настроения демократическое партии, одобряли движение в защиту прав человека и поддерживали новую политику президента Франклина Рузвельта «Новый курс» в создании государства всеобщего благоденствия. В 2003 году влиятельный неоконсерватор Ричард Перл эффектно заметил, что он все еще был зарегистрированным демократом, который уже не испытывал «ностальгию» по идеям бывшего влиятельного сенатора Генри Джексона.

Для будущих неоконсерваторов, однако, 60-е годы были «травмой», которая заключалась в унижении от проигранной войны и позором Ричарда Никсона. То, что в 50-е годы казалось культурой удовлетворения, было трансформировано в «культуру врага», как это назвал Подгорец. Новые социальные движения, которые стремились развеять мифы истории, отрицали избитые оправдания политики защиты интересов элиты и требовали больший контроль над институтами, казалось, поставили под угрозу весь «истэблишмент».

Однако только с объединением Рональдом Рейганом двух традиционно враждующих между собой консервативных фракций был обеспечен триумф политических основ неоконсерваторов.

Изначально первая фракция состояла из представителей элиты, которые были против вмешательства государства в рынок. Ее членов мало заботили «общественные» или «семейные» ценности. Свои лучшие интеллектуальные идеи они брали у Мильтона Фридмана, Фридриха фон Хайека и Роберта Ноцика, которые ставили под вопрос коллективистские общественные теории вообще и «социализм» в частности.

Другая фракция брала свое начало от «несведущего» популизма девятнадцатого века с его подъемами националистической истерии, защитой традиционных предрассудков и неприятием интеллектуальной и экономических элит. Однако ее члены не всегда были против социально направленного законодательства, особенно если белые рабочие ставились в привилегированное положение, некоторые даже положительно относились к «Новому курсу».

Таким образом, неоконсерватизм нельзя ограничить только поддержанием свободного рынка и правостороннего популизма, поскольку его идеология основывается на слиянии этих противоречащих взглядов. Проблемой было то, как вместить интересы элиты в капитализм свободного рынка с провинциальным темпераментом ограниченного электората.

Получилось лучше продать имидж гнетущего «большого правительства», которое заключалось в налоговой системе, которая была особенно тяжела для обычных людей, что сочеталось с антикоммунистическими идеями и едва скрываемым расизмом. В конце концов, каждый понял, кто стоял «за мошенничеством благосостояния» и кого имел в виду Кристол, когда он саркастически заметил, что неоконсерватор — это «либерал, ограбленный реальностью».

Однако с падением коммунизма двум фракциям неоконсерватизма снова было суждено столкнуться. Экономическая глобализация грозила ответной негативной реакцией от провинциальных популистов, в то время как внешний враг, который скреплял две составляющие неоконсерватизма, прекратил свое существование.

Затем произошли события 11 сентября. С самого начала высшие чины эры Рейгана опасались возможности одностороннего ответа. Для многих было ясно, что исламский фундаментализм не был похож на коммунизм, и особенно в Ираке военачальники видели опасность в большой растянутости американских сил.

Однако их аргументы не были услышаны вовремя. Для неоконсерваторов события 11 сентября помогли создать новую связь между стремлениями установить американскую гегемонию за границей с напряженным чувством национализма, что вылилось в еще более сильный удар по государству всеобщего благоденствия — и уже у себя дома.

Взяв на вооружение грубую форму «реализма», которая традиционно рассматривала государство в качестве основной единицы для политического анализа, неоконсерваторы представили «Аль-Каиду» в свете привычных врагов, таких, как фашизм и коммунизм, поддерживаемую «странами-изгоями», которым нет прощения. Таким образом, была очерчена «ось зла» и принято решение о «превентивном ударе».

Подобный новый «гиперреализм» имеет мало общего с реализмом в старом стиле. Черчилль и Рузвельт не лгали международному сообществу об угрозе фашизма, создании искусственной «коалиции добровольцев» или использовании безотчетного насилия: это было тактикой их тоталитарных врагов. Сегодня осмысленный реализм призывает к признанию ограничений в строительстве демократизма: подозрения к западным ценностям, которые вызваны империализмом, властью современных институтов, таможен и все еще очень хрупкими государственными системами в большинстве стран мира.

К сожалению, истинному реализму в этом мало места. Принимая во внимание врожденное напряжение между светским свободным рынком неоконсерваторов и «традиционными» ценностями, стратегия неоконсерваторов, отточенная со времен эры Рейгана, заключалась в проведении разделительной черты: раньше, как и сегодня, Запад находится «под угрозой», что требует сильного эмоционального разделения на «своих» и «чужих».

Подобная стратегия не закончится с эрой администрации Буша, так как неоконсерватизм подпитывается некоторыми общественными страхами, которые имеют глубокие корни в истории Америки. Если это изменить, то придется не только противостоять новой идеологии, но также потребуется принять решение о том, какая политика больше соответствует лучшей политической традиции Америки.

Стефан Эрик БРОННЕР — профессор политологии в Университете Рутгерса и автор книги «Недосягаемый мир: путешествия по Ближнему Востоку и поиск примирения».