Византия: «большой Чужой» или «Другой Я»?

Византийское наследие является неотъемлемой частью современной европейской идентичности. Его «следы» часто незримо присутствуют в самых разнообразных сферах нашей жизни — от быта и до политики, моды, высокого искусства. В то же время, по-видимому, никакой другой период европейской истории не появляется в нашем сознании в настолько противоречивом и призрачном образе, как Византия. Книга «Повернення в Царгород», которая вышла из печати в прошлом году под общей редакцией главного редактора газеты «День» Ларисы Ившиной, стала попыткой заполнить «личное пространство незнания», а также вывести из тени на свет для широкой общественности, среди прочего, тему наших исторических, политических, культурных связей с Византией.

Однако выход книги, хоть и стал определенным итогом, никоим образом не свидетельствует о том, что «византийский сюжет» можно считать исчерпанным. Именно поэтому ко вниманию читателей — разговор «Дня» с одним из ведущих отечественных византинистов, кандидатом исторических наук, доцентом Харьковского национального университета имени В.Н. Каразина Андреем ДОМАНОВСКИМ.

«СТЕРЕОТИПЫ, РОДОМ ИЗ ПРОСВЕТИТЕЛЬСТВА»

— Андрей Николаевич, о византийском наследии, «византийстве» часто говорят в негативном свете в контексте, например, коррупции или государственного беспредела. Насколько это оправдано? Видите ли вы византийские «следы» в политических, социальных реалиях современной Украины?

— Должны разделить Византию, как мы ее видим в результате идеологического влияния французского Просветительства, прежде всего XVIII век, и Византию реальную. Стереотипы, о которых вы вспоминали, порождены именно временем Просветительства, а также в меньшей степени Возрождением. Французские просветители использовали образ Византии, чтобы дискредитировать французский абсолютизм. Порочить монарха они, разумеется, позволить себе не могли, а его симпатии, «игрушки» — конечно. Византия же была близка французским королям уже со времен Людовика XIV с точки зрения стиля и в определенной степени идеологически. Именно с того времени этот образ «византийщины» крепко укоренился в европейской культуре. Возможно, в большей степени этому поспособствовал даже не Вольтер, Руссо или Дидро, а британский историк Эдвард Гиббон, который написал многотомную «Историю упадка и гибели Римской империи», посвященную, собственно, истории Византии. Тогда возник стереотип, который в конечном итоге нашел отображение и в нашей культуре. В какой-то степени под этим влиянием находился даже Тарас Шевченко — недавно были опубликованы интересные исследования о том, как он воспринимал Византию (об этом — далее. — Ред.).

Стереотипное представление о Византии закрепилось после Просветительства, в ХІХ веке и позже его использовали для обозначения разных негативных явлений. Аналогичная история постигла и Средневековье, которое ассоциировалось прежде всего с чумой, упадком культуры и экономики. Другой яркий пример исторических стереотипов — орден иезуитов.

Византия же пострадала, на мой взгляд, в значительной степени неоправданно. Хотя такие явления, как коррупция, продажность, подхалимаж и тому подобное, там действительно были распространены не в меньшей, а, возможно, даже в большей степени, чем в тогдашней Западной Европе. В Византии они, вероятно, были заметнее, учитывая отличия, существовавшие в обществе. Ведь на Западе господствовал рыцарский идеал, этика чести, феодальная иерархия. Для феодала, рыцаря честь, собственность были важнее, чем жизнь — он был готов погибнуть на поле боя, но не уступить. Византийцы же были «гибче» — могли пойти на уступки, предать. Они были дипломатами, торговцами, в то же время значительно более образованными, чем западные европейцы, особенно во времена раннего средневековья (до Х века). Там, где варварские королевства действовали мечом, византийцы могли «проливать чернила вместо крови». Контрагентами такая тактика воспринималась как хитрость, коварство, хотя на самом деле речь шла об обычной дипломатии, игре на многих досках одновременно  — мягкой силе, если говорить современными терминами.

«СЛЕДЫ» ВИЗАНТИЙСКОГО НАСЛЕДИЯ ЧАСТО НЕЗРИМО ПРИСУТСТВУЮТ В САМЫХ РАЗНЫХ СФЕРАХ НАШЕЙ ЖИЗНИ — ОТ БЫТА И ДО ПОЛИТИКИ, МОДЫ, ВЫСОКОГО ИСКУССТВА. НА ФОТО СЛЕВА    — ИМПЕРАТРИЦА ФЕОДОРА, МОЗАИКА В БАЗИЛИКЕ САН-ВИТАЛЕ (РАВЕННА, ИТАЛИЯ). СПРАВА — УКРАШЕНИЯ ИЗ КОЛЛЕКЦИИ DOLCE & GABBANA / ФОТО С САЙТА ARCHAE.RU

О том, действительно ли существует генетическая связь между Византией и восточнохристианским, славянским, ортодоксальным миром — однозначно говорить трудно. Чтобы проследить его в контексте социальных механизмов, мировоззренческих стереотипов, необходимо провести серьезное глубокое исследование. Вероятно, непосредственного влияния здесь не было ни во времена Киевской Руси, ни позже — перенести культурный код из одного общества в другое не так просто.

«В ЗАЛОЖНИКАХ У РОССИЙСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ»

— Между Украиной и Россией сейчас происходит заочный, а кое-где и непосредственный, спор относительно прав на византийское наследие. Интересно, что в Москве эта тема опять обострилась вскоре после появления книжки «Повернення в Царгород» из Библиотеки «Дня». Россия — страна, которая перманентно переживает кризис идентичности. Чего стоит хотя бы то, что они одновременно считают себя потомками и Киевской Руси, и Золотой Орды. А насколько оправданными являются их претензии на византийское наследство? Видите ли вы отличия в том, как состоялась рецепция византийской культуры в Украине и России?

— Это сложный вопрос. Прежде всего следует сказать, что в России последние 25 лет происходит мощное возрождение византинистики. На самом деле она была достаточно развитой и в советское время, особенно социально-экономические исследования. Сейчас же появляются сюжеты, которые раньше были второстепенными, а иногда и цензурировались. Например, расцвет истории византийской церкви, теологии, философии, искусства и тому подобное.

Эти тенденции совпали с потребностью в определенных идеях, которые бы выделяли российскую постсоветскую идентичность. Ведь если Украина традиционно выстраивает свою идентичность на национальных принципах, то в России национальный дискурс никогда не толерировали. Не забываем также, что говорится о многонациональном государстве, о разных субъектах федерации. Они всегда искали какой-то другой ответ на вопрос о том, то значит быть россиянином. И византийский сюжет в этом случае попал «в десятку».

Помню, какое возмущение, настоящий взрыв вызвал выход публицистического фильма «Гибель империи. Византийский урок» (2008 год, реж. архимандрит Тихон (Шевкунов). — Ред.) Как оказалось, для российского общества эта премьера была намного важнее, чем фильмы о Киевской Руси или о Романовых (хотя и такие ленты, иногда достаточно качественные, раньше появлялись). Его хвалили, критиковали — оценки специалистов были достаточно полярными. Речь шла, конечно, об идеологической, откровенно заказной картине, которая вышла в конце второго президентского срока Путина, перед выборами — как раз бурлили дискуссии относительно наследника-«преемника». Создатели фильма, говоря о византийских реалиях, очевидно, имели в виду Россию. Что такое имперская идентичность, которая совмещает в себе разные национальности, языки, культуры? Как это быть имперцем, ромеем? Державницкий («государственнический») дискурс. Такими были ключевые темы этой картины. Кажется, российское общество в этом фильме, действительно, узнало себя. Даже негативные аспекты, например, коррумпированность, сложность и запутанность государственного механизма, борьба между ведомствами, зрителем показались близкими. Культурное наследие, иконописная традиция, византийское мировоззрение, церковное шитье — все это для россиян было второстепенным. Зато они познавали себя через идею имперской государственности. Это — очень показательно.

В 1991 году, за несколько дней до ГКЧП, в Москве состоялся большой международный конгресс византийских студий. Его проводят раз в пять лет в разных странах мира. Небольшую группу ведущих византинистов пригласили на встречу с тогдашним вице-президентом СССР, а вскоре после этого председателем ГКЧП Геннадием Янаевым. Был среди них и американский научный работник украинского происхождения Игорь Шевченко. Среди прочего речь зашла о византийском наследстве. Шевченко очень удивил вопрос Янаева, который поинтересовался, была ли Византия тоталитарным государством. Потом по этому поводу он написал интересную статью с одноименным названием. В ней, в частности, рассуждал над тем, почему этого человека интересовала не духовность, культура или художественное наследие Византии (именно этим увлекались в Западной Европе), а прежде всего государственническая идея, а также то, можно ли считать Российскую империю и впоследствии СССР ее воплощением.

Византия стала одной из основ современной российской идентичности и в то же время ее заложницей. Ведь больше ничего у россиян нет. Лишь культ победы во Второй мировой, точнее, в измерении официальной российской идеологии — Великой Отечественной — войне и эта своеобразная имперская концепция. Идею Золотой Орды полностью взять они не могут из-за отличия в плоскостях религии и традиционной культуры.

В Украине же восприятие Византии было достаточно сложным и зависело от нескольких ключевых моментов. В ХІХ веке, когда состоялось большое украинское национальное возрождение, становление украинской идентичности, Византия опять становится актуальной. Самый яркий пример — это, по-видимому, Тарас Шевченко. На восприятие поэтом Византии повлияла прежде всего лектура, книжки, которые он читал, в частности Шевченко был знаком с произведениями французских просветителей. Во-вторых, уже тогда появляется позитивное восприятие Византии в Российской империи. Шевченко наблюдает за этим и соответственно пишет о Византии в негативном свете как о чем-то имперском, «пророссийском». Это — очевидно, ключевой момент. Отождествление Византии с Россией, а следовательно с антидемократической, антиукраинской империей тянется в украинской интеллектуальной традиции еще с тех времен. Проявления такого виденья можем наблюдать и сегодня, в частности в выступлениях некоторых современных интеллектуалов, например, Оксаны Пахлевской. То, что Украина в значительной степени продолжает смотреть на Византию глазами российского имперского дискурса, на мой взгляд, является большим минусом. Другой важный источник восприятия Шевченко Византии — казацкая историография. В его стихотворениях четко прослеживается отождествление Византии... с Османской империей, Турцией. Турция же для Шевченко — это «исламский враг», большой Другой, которому противопоставляется украинский народ:

«(.)»(...) Реве, лютує Візантія,

Руками берег достає;

Достала, зикнула, встає —

І на ножах в крові німіє (...)».

(из поэмы «Гамалия»)

Следовательно, Византия воспринималась в Украине через чужую, навязанную нам оптику Российской империи, в отличие от ряда других православных стран, в частности Болгарии и Сербии, где были основаны мощные византинисткие школы и удалось выработать собственное глубокое и оригинальное восприятие византийского наследия (для них Византия — это в то же время враг и главный источник культурной традиции).

Судьба византинистики в Российской империи — показательна. Говорится об университетских центрах, прежде всего Санкт-Петербург. Ученые, которые работали тогда в Украине, в частности Федор Успенский из Новороссийского университета в Одессе, перебираются в имперские столицы или в Константинополь. Местные школы остаются провинциальными и смотрят на все глазами Петербурга. Впоследствии после смерти Успенского в 1928 году византинистика в СССР была уничтожена. Постепенное возрождение началось лишь в 1940-х, во время войны. Однако оно зацепило только Москву, Ленинград и, как ни странно, Свердловск (нынешний Екатеринбург), где тоже появилась своя школа благодаря усилиям талантливого научного работника Михаила Сюзюмова. В Украине же, невзирая на то, что в дореволюционных университетах Одессы, Киева и Харькова были свои византинисты, после разгрома в начале 1930-х            гг. возобновление уже не состоялось. Могу согласиться здесь с Ярославом Грицаком, который сказал, что историческая наука в Украине сводилась во времена СССР лишь к истории Украины — исследования всемирной истории, даже тех аспектов, которые непосредственно касаются нас, оставались прерогативой имперского центра. Относительно византинистики, по-видимому, единственным исключением, которое заслуживает упоминание, является Петр Каришковский (1921—1988), работавший в Одесском университете. В то же время он также находился в поле влияния общего имперского дискурса.

«УКРАИНА — «БЕЛОЕ ПЯТНО» ДЛЯ МИРОВОЙ ВИЗАНТИНИСТИКИ»

— Где исследуют византинистику в Украине сегодня?

— Имею свежие впечатления из конгресса византинистов в Белграде, который состоялся в конце августа. Украина была представлена Харьковом и Львовом. Кроме того, византологи есть в Киеве, Черновцах, Одессе. Говорится об отдельных ученых, заангажированных в достаточно разных темах. Невзирая на существование Украинского национального комитета византинистов, настоящая координация между этими исследователями почти отсутствует. В других странах, в Болгарии, Сербии, России, Польше, этот вопрос стоит на совсем другом уровне. От них на конгресс приезжают целые делегации, а накануне проводятся предварительные сессии. Из Украины же приехало всего пятеро исследователей. Придется признать, что для мировой византинистики Украина является белым пятном, а нередко, нас, к сожалению, воспринимают еще как часть России — особенно, если труды наших исследователей представлены на русском языке.

— Кроме научных исследований, вы также занимается пропагандой культуры Византии среди широких кругов, в частности создали сайт «Василевс. Українська візантиністика». Приятно констатировать, что среди опубликованных материалов там встречаются и статьи нашего издания. Что побудило вас положить начало этому проекту?

— Сайт возник около десяти лет тому назад и сначала существовал на платформе Восточного Института украиноведения им. Ковальских. Там я собирал информацию о византинистике в основном для собственного использования. Потом, анализируя посещаемость, понял, что интересуюсь этим не только я. В настоящий момент сайт работает на платформе Wordpress. Содержит информацию  о публикациях, конференциях, защите диссертаций. К слову, если открыть раздел, посвященный диссертациям, можно увидеть несколько десятков трудов, защищенных во времена независимости. Подавляющее большинство из них, если не все, отвечают общемировым стандартам. Есть и ряд действительно выдающихся исследований — их авторов вполне можно отнести к научным «топам».

Кроме того, сайт содержит научно-популярные материалы: тексты, видео, опросы относительно отношения людей к византийскому наследию и тому подобное. Кстати, такие опросы всегда вызывали живой интерес, а впоследствии они, думаю, могут стать и предметом научных исследований. Очень приятно, что «День» также обращается к теме Византии.

В настоящее время на основе сайта возникла идея активизировать деятельность Украинского национального комитета византинистов и создать Украинскую ассоциацию византийских студий — в настоящий момент как раз продолжается процесс ее регистрации. Надеемся таким образом улучшить координацию среди исследователей, организовать общеукраинские конференции византинистов, а также привлечь дополнительные средства.

О СИЛЕ ОТКРЫТОГО ОБЩЕСТВА

— О каких еще аспектах влияния культуры Византии на Украину (возможно, не всегда заметны для глаза обывателя) можем говорить сегодня?

— Немало вещей, которые в настоящее время для нас являются полностью обыденными, впервые появилось именно в Византии — от вилки и до больницы как социального института.

Мне нравится проводить параллели между Византией и политической активностью футбольных болельщиков в Украине. Мы видели, как во время Майдана и войны люди, которые всегда были соперниками, иногда даже врагами на стадионе и за его пределами, объединились вокруг общих ценностей. Мне это напомнило отношения болельщиков во время соревнований на ипподроме, которые происходили в Византии. Были две основных партии, два объединения, они назывались «діми», или «факції», или «мэры». «Синие» и «зеленые» — по цветам униформы извозчиков. Менее значимыми, зависимыми от этих двух были еще две партии — «красных» и «белых». Они постоянно враждовали между собой. Но когда в государстве появлялась турбулентность, происходили беспорядки, разные партии объединялись для борьбы за свои права, за социальную справедливость.

КНИГА «ПОВЕРНЕННЯ В ЦАРГОРОД», ВЫШЕДШЕЙ В ПРОШЛОМ ГОДУ ПОД ОБЩЕЙ РЕДАКЦИЕЙ ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА ГАЗЕТЫ «ДЕНЬ» ЛАРИСЫ ИВШИНОЙ, СТАЛА ПОПЫТКОЙ ЗАПОЛНИТЬ «ЛИЧНОЕ ПРОСТРАНСТВО НЕЗНАНИЕ», А ТАКЖЕ ВЫВЕСТИ ИЗ ТЕНИ НА СВЕТ ДЛЯ ШИРОКОЙ ОБЩЕСТВЕННОСТИ, В ТОМ ЧИСЛЕ, КАСАЮЩИЕСЯ НАШИХ ИСТОРИЧЕСКИХ , ПОЛИТИЧЕСКИХ, КУЛЬТУРНЫХ СВЯЗЕЙ С ВИЗАНТИЕЙ / ФОТО АРТЕМА СЛИПАЧУКА / «День»

Общаясь на занятиях со студентами, я проводил подобные параллели и также сравнивал в этом контексте Украину и Россию. Византийское наследство в Украине, на мой взгляд, коррелирует преимущественно с ранней, позднеантичной Византией IV—VII веков. Говорится об открытом, политически активном обществе, в котором соревнуются, в частности, несколько религиозных течений. Хотя побеждает христианство, язычество также остается в течение длительного времени. Впоследствии, после VII—VIII столетий Византия перерождается — под действием разных факторов общество становится закрытым, замкнутым на себе и сосредоточенным на выживании. Оно разделяется на микрогруппы и передает государственной власти все функции защиты, администрирования, регуляции жизни и тому подобное. Возникает новый специфический общественный договор.

Российские либеральные публицисты часто повторяют, что в их стране был своеобразный договор о разделении государственной и частной жизни — мол, пока государство нас не трогает, мы занимаемся собственными делами. Потом, во время своего третьего (фактически — четвертого) срока Путин якобы нарушил данный договор. Что-то подобное было и в Византии — государство полностью узурпировало всю систему управления обществом, а люди жили только своей частной жизнью. По моему мнению, именно это, вместе с другими политическими и экономическими причинами, и привело к гибели Византии.

Другой пример, который показывает наглядно изменения, произошедшие с византийским обществом,            — реакция на иностранную агрессию. Во время арабских завоеваний позднеантичная империя (средневековая Византия тогда лишь зарождалась) потеряла значительную часть своей территории, но в то же время поднялась общенародная волна сопротивления и именно благодаря этому своеобразному ополчению нападение в конечном итоге удается отбить. Люди выступают против атаки другого мира, другой религии, дважды защищают столицу и начинают отвоевывать свои земли. Но потом через полтысячелетия, в 1204 году, когда приходят крестоносцы, никто и пальцем пошевелить не хочет — на защиту против «чужого» Запада люди не вышли, Константинополь жестоко разграблен. Не происходит массовое сопротивление и туркам, которые приходят в XIII—XV веках. На стороне захватчиков, в турецком войске мы встречаем православных, бывших ромеев.

А теперь давайте поразмышляем, возможно ли в современном российском государстве что-то вроде украинского волонтерского движения? Речь идет об общенародном отпоре нападающему, который осуществляется на негосударственных принципах. Россия имеет сегодня достаточно сильный государственный аппарат, но слабое общество. Украина — наоборот. В этом контексте история Византии — поучительный пример.

«ВИЗАНТИЯ ПОСЛЕ ВИЗАНТИИ»

— Можно ли говорить, что в XV веке после падения Константинополя и превращения его в Стамбул, после возникновения на этой территории Османской империи, византийская цивилизация прекратила свое существование?

— В любом случае! Византийская цивилизация живет и сегодня — в культурном коде. Она сохранилась в греческом обществе, в культуре фанариотов (потомков греческой аристократии, которая осталась в Константинополе после захвата города турками. — Ред.), в обществах завоеванных османами народов. На бытовом и ментальном уровне эта преемственность, безусловно, существует. Именно поэтому одно из направлений современной византинистики можно охарактеризовать как исследование «Византии после Византии» (согласно терминологии румынского историка Николае Йорга).

В современной культуре Византия выходит часто абсолютно непредсказуемыми путями. Например, в 2012 году на экраны вышел фильм «Византия», в котором говорится... о вампирах. В коллекциях 2012—2014 годов ведущих западных дизайнеров (Дольче и Габбана, Карл Лагерфельд) встречаем византийские мотивы. В них присутствуют византийская пышность, аллюзии на византийское искусство, иконопись, мозаика — очень яркие работы.

Ряд произведений, связанных с византийской тематикой, является неотъемлемой частью западной культуры. Первым приходит в голову англоязычный ирландский поэт, нобелевский лауреат Уильям Батлер Йейтс и две его поэмы, которые были переведены чуть ли не на все языки мира: «Плавание в Византию» и «Византия». На мой взгляд, здесь говорится о Византии как символе восприятия Другого, Чужого. В то же время, если в «Плавании в Византию» она предстает как идеальная страна вечной молодости («Той, хто чуттєвій музиці скоривсь, /Зневажив пам’ятки, що інтелект створив»), которая живет в единстве со Вселенной, то в «Византии» говорится о царстве порока, крови, жажды. Таких акцентов в западной культуре можно найти немало.

Вспоминается прошлогодняя статья в одной из ведущих французских газет «Liberation» (номер от 12 мая 2015 года), в которой шла речь о школьной реформе, в результате которой из программы исчез раздел, посвященный Византии. Авторы статьи возмущаются — почему на изучение арабского мира время нашлось, а на Византию — нет. Цитируя историка Фернана Броделя, они пишут о Византии как о цивилизации, которая породила определяющие для европейской идентичности образы. Византия — это цивилизация, которая внедрила визуализацию, сделала символическое изображение приоритетным относительно текста. Мы можем увидеть это в византийской мозаике, церковном шитье, иконописи. Именно эта визуальная культура потом породила Возрождение, итальянскую школу. Как утверждают авторы статьи, иконы в смартфоне — это тоже следы византийской культуры.

Продолжение