«День»: набросок учебника по мировой истории

Для нас в редакции было большой честью получить — абсолютно неожиданно — на электронный ящик текст о чрезвычайном значении исторических проектов «Дня» от доктора исторических наук, профессора, заведующего отделом истории Украины 20—30-х гг. ХХ в. Института истории Украины Национальной академии наук Украины, автора многочисленных исследований по истории Украины XIX—XX веков Станислава Кульчицкого (читайте блог «Отечественная история на страницах газеты «День»  — от 16 ноября).  А вот буквально на днях еще один автор «Дня» — лауреат Премии имени Джеймса Мейса Сергей Грабовский написал нам, что, прочитав текст Станислава Владиславовича, он решил, что ему тоже есть что сказать о «Дне».

За последний год «День» опубликовал несколько интервью с западными историками, в том числе и украинского происхождения, которые наглядно показали степень кризиса в мировой исторической науке. Конечно, речь не обо всех более или менее именитых авторах, но...Слишком уж зациклены многие историки по «старой» Европе (той, которая не была коммунистической), из США и Канады на «преодолении национализма», на «опасности правого радикализма», на «поливариантности развития», на «равноправии типов цивилизаций» и тому подобное. Тем временем, государства, в которых они живут и работают, утвердились благодаря идеям национализма, их прогресс обеспечивался склонностью к одному варианту развития — рынок, политическая демократия, гражданское общество. Государства эти — за исключением Японии, Корейской Республики, Сингапура и некоторых других — относятся к евроатлантической цивилизации (да и «дальневосточные тигры» основывались в значительной степени на достижениях этой цивилизации) — и так далее и тому подобное. Конечно, всегда существуют отличия между странами в пределах одного варианта цивилизационного развития, однако эти отличия не должны заходить слишком далеко, иначе формируется, скажем, евразийская деспотическая цивилизация, которая со времен реформ Петра I стремится перенять западные промышленные и военные технологии, пренебрегая при этом технологиями социально-политическими. Да, эта цивилизация, которая впоследствии органично превратилась в советскую, имела определенные (иногда существенные) достижения в отдельных сферах, но благодаря тем, кого еще Чаадаев называл «бастардами Европы», то есть интеллигентам. И не случайно в России Чаадаев был официально объявлен безумным: он действительно был свободным от обожествления самодержавия, православия и народности и «особенного пути России»...

В этом плане команда авторов «Дня» стоит, на мой взгляд, на голову выше современной западной леволиберальной историографии и философии истории (именно современной, а не классической, подчеркиваю это специально, и только леволиберальной — той, которая делает принципиальную разницу между «хорошим» тоталитаризмом СССР и «плохим тоталитаризмом» Третьего Райха). Тем более       — на несколько голов выше современной российской исторической науки (за редкими исключениями, например Борис Соколов или Андрей Зубов). В этом смысле на страницах и в книгах «Дня» формируется весьма обстоятельное виденье не только украинской и советской, но и мировой истории, последним по времени примером чего является книга «Сестра моя, Софія...», содержательные горизонты которой существенно выходят за пределы собственно болгарской — в ее связи с украинской — событийной канвы.

Собственно, «День» вышел сегодня на уровень метатеоретичного осмысления мировых исторических процессов. Коснусь лишь одной проблемы в этой сфере. До сих пор, скажем, нацизм не только среди украинских, но и среди европейских историков «проходит по разряду» праворадикальных идеологий и практик. Но его полное название — национал-социализм — было не просто пропагандистской личиной, а реальной установкой руководства гитлеровской партии. Более того, в смысле социальных гарантий и беспокойства о полноценной жизни рядового труженика (от «эстетики рабочих мест» до стабильных цен, от зарубежных морских круизов для «передовиков производства» до массового посещения фестивалей классической музыки, от охраны материнства до развития «народного спорта») в 1933—1939 годах Германия давала существенную фору сталинскому СССР. Конечно, речь шла лишь об «истинных арийцах» и приравненных к ним категориям населения; однако и в Советском Союзе в тех же 1930-х всех прав, включая право на жизнь, периодически лишались большие группы людей по чисто этническому признаку (например, в 1936—1938 годах     — поляки). Поэтому какой-то смысл в характеристике нацизма, как «право радикальной идеологии», имеет смысл исключительно в пределах той типологии, которая была предложена Ханной Арендт: демократия, авторитаризм и тоталитаризм; был левый тоталитаризм (большевизм), был правый (нацизм), и был «центристский» (фашизм»). Что касается последнего, который возник и сначала утвердился в Италии (а затем уже начали появляться его зарубежные копии), то какое-то время он не имел антисемитского оттенка, более того: в правительство входили этнические евреи, а Муссолини заявлял о том, что антисемиты, мол, позорят гордое имя фашиста и всю партию. Позже, создав союз с Гитлером и таким образом сдвинувшись вправо, Муссолини писал своей сестре: «Расовая чистота этого народа, который испытал столько нашествий и вобрал в себя столько народу со всех четырех сторон мира, и семитская опасность для такой нации, как наша,  это просто очевидная глупость, которой пусть занимаются некоторые слишком усердные писаки. Если бы обстоятельства вынудили меня вступить не в ось Рим — Берлин, а в ось Рим — Москва, я бы наскоро поднес итальянским трудящимся, которые относятся к своему труду бодро, но в то же время с безразличием, которое расисты назвали бы средиземноморским, такую же глупую выдумку о стахановской этике и счастье, которое она будто бы приносит». Подобным образом возможны левый и правый авторитаризми (режимы Тито и Франко со средины 1950-х) и тому подобное. Все эти вопросы обсуждаются и осмысливаются авторами «Дня», которые, возможно, лучше своих многих западных коллег понимают, что к чему, потому что имеют либо непосредственный опыт жизни в одновременно тоталитарном, колониальном и постгеноцидном обществе (к счастью, немногие нации имеют подобный опыт), либо — когда идет речь о молодом поколении — этот опыт передается им через семейные воспоминания и приобретается через наблюдение за «русским миром».

А теперь о том, чего в «Дне», к счастью, нет и не было. Скажем, один доктор исторических наук с претензией на новое осмысление истории Украины на концептуально— теоретическом уровне в европейском контексте постоянно употребляет термин «украинские национал-социалисты» в отношении Винниченко, Петлюры, Швеца, Грушевского, Шаповала и др. До сих пор на подобное не осмеливались даже штатные большевистские «борцы с украинским национализмом». Он же безапелляционно утверждает, что руководство УНР времени Директории и уполномоченные лица этого руководства «нигде, никогда и ни при каких обстоятельствах не признавали правопреемственности от Украинской Народной Республики времен Центральной рады». Автор этой статьи, не специализируясь на периоде УНР, через час нашел у себя на книжных полках собрания документов, в которых аж четыре раза такая правопреемственность официально подчеркивалась. А в придачу этот же персонаж без всякого сомнения заявил: в Чернигове стоит памятник Тарасу Шевченко, который «в городе никогда и не бывал». Комментировать этот перл не стоило бы, если бы не шла речь о претенденте на переосмысление всей новейшей украинской истории, авторе ряда книг, за свою «интеллектуальную смелость» удостоенного целого ряда наград от имени сообщества, которое почему-то называет себя «интеллектуальным» (хотя реально представляет малую группу интеллектуалов).

Поэтому публикации «Дня», на мой взгляд, могут и должны стать основой действительно современного (а не «модного») учебника по мировой истории. При этом речь идет не о радикальном перевороте в исторической науке или в философии истории, а о содержательном продолжении лучших традиций мировой исторической науки, о выходе на новые ступени историко-философского осмысления событий ХХ и ХХІ веков. К тому же п написаны эти тексты так, чтобы их было интересно читать не нескольким узким специалистам, а «нормальным» преподавателям вузов и школ, ученым, аспирантам или студентам. Такая стилистика — это тоже немалая заслуга редакции «Дня», и в то же время — продолжение лучших традиций мировой социогуманитаристики.