Похвала глупости

В Киевском доме кинематографистов состоялась премьера канадо-германского фильма «Эйзенштейн». Зазорно все-таки отзываться «как-то не так» о фильме, вызвавшем столь массовое внимание. Действительно, когда в Доме кинематографистов яблоку негде было упасть, когда люди, снимавшиеся в массовке, приходят семьями, приводят друзей и с замиранием сердца смотрят каждый кадр — как тут размахивать руками, возводить хулу? По правде сказать, не так уж часто на территории Украины (конкретнее, в Одессе и в Киеве) улыбчивые западные киноспециалисты снимают амбициозные картины, охотно привлекая к этому диковинному делу туземцев. Именно так и проходили съемки украинских эпизодов канадо-немецкого фильма «Эйзенштейн». Сам режиссер картины, англичанин Ренни Бартлет, на премьеру картины в Киев приехать не смог, будучи, как и положено трудолюбивому художнику, занятым очередным проектом. Все-таки хорошо быть вооруженным хорошей цветной пленкой и достаточным финансированием, — всем тем, чего нет и не будет в ближайшем будущем у наших поставщиков. Крепкий материальный базис позволил Бартлету неспешно снять размашистое полотно и вложить туда все — и Эйзенштейна, и Мейерхольда, и Сталина, и «Броненосец Потемкин», и авангардный театр, и НКВД, и Мексику, и кактусы в Мексике, и Голливуд, и... Впрочем, заниматься перечислением различных затронутых в фильме объектов и персоналий можно долго, а фильм-то называется «Эйзенштейн», значит, кино о нем, о Сергее Михайловиче, великом русском советском кинорежиссере. Но здесь почему-то вспоминается некая девица, которая всех называла забавными. То есть, когда у нее спрашивали, как она относится, например, к физикам, она радостно отвечала : «Обожаю! Они такие забавные!» И поэтов она любила, потому что они тоже очень забавные, и монтажников-высотников, и генералов, и грузчиков из овощного магазина. В общем, все были забавные. Такой забавный мир. Собственно, в фильме нам и показывают такого «забавного Эйзенштейна», такого веселого малого, который немного гомосексуалист, рисует эротические картинки, поет разухабистые песни и порхает, как птичка, с вытаращенными глазками по белу свету, а потом случайно умирает, пуская тягучую струю слюны. Конечно, он там еще что-то о кино говорит (вообще-то герои фильма не говорят, а исполняют партии говорящих голов, как в телевидении, много, громко и ничтоже сумняшеся), но это необязательно, нет, совсем необязательно. Главное — он же такой кучерявенький, голубенький, глупенький немножко. И все вокруг него — от Мейерхольда до последней секретарши — тоже забавненькие. И зрители в зале, которые этот фильм смотреть пытаются, — тоже. А вот насчет автора фильма ничего сказать не могу — лично не знаком.