Причесанная Европа

Количественно программа радует глаз: 16 фильмов представляют Австрию, Грецию, Бельгию, Италию, Испанию, Великобританию, Нидерланды, Финляндию. Есть даже одна украино-голландская копродукция — получасовая документалка «Кто вы, мистер Джеки?» Что же до качественного наполнения, то здесь пока уверенности меньше. Как показывает опыт предыдущих Недель, картины подбираются скорее не по эстетическому, а по идеолого-географическому принципу. То есть, Евросоюз должен быть представлен максимально, во всем своем демократическом разнообразии, блеске глобализации и политкорректности. Актуальность фильмов и режиссеров, отклик аудитории и критики в своих странах при этом, похоже, зачастую не учитываются. Неделю формирует такой себе европейский мейнстрим — ровные, традиционно снятые мелодрамы и детективы. Не слишком развлекательно, но и без излишнего интеллектуализма. Новый фестиваль убедительных контраргументов пока что не предоставил.

Так, открыли Неделю «Стертые следы» (Испания) — скучнейшее разговорное кино о возвращении героя к местам своей юности, которые вот-вот исчезнут в результате строительства нового водохранилища. Киноманам, составившим представление об испанском кино по лентам, к примеру, Альмадовара, смотреть этот соцреалистический опус было крайне затруднительно. Следующая картина — «Несчастливая любовь» (Финляндия) — воспринималась лучше хотя бы в силу выдержанного протестантского морализма. Нелегкий путь бандита Али к покаянию изображен по-северному скупо. Однако прекрасный дуэт исполнителей главных ролей — Йорма Томмилы (Али) и Марии Йярвенгелми (Инка) искупает обедненность изображения. Метаниям и страстям их героев веришь.

Сложнее с бельгийским фильмом «Влюбленный Тома». Режиссер Пьер-Поль Рандер пошел на довольно рискованный формальный эксперимент. В антиутопию он попытался вместить экзистенциальную драму и лав-стори одновременно. В некоем насквозь виртуализированном будущем живет Тома, страдающий тяжелой формой агарофобии. Он не только боится открытых простанств, но и людей, которые могут нарушить границу его жилища. Потому реальность воспринимает только через экраны и мониторы. Весь фильм — это череда крупных планов самых разных людей, с которыми общается Тома. Самого же героя, замещенного субъективной камерой, суждено увидеть только в финале, со спины, когда он, преодолев страх, выходит-таки на улицу. В предельно традиционалистском окружении этот фильм, с его изощренными спецэффектами, выглядит пока что чистейшим авангардом. Тома влюбляется, Тома страдает, но все это представляется таким же спецэффектом, постановочным ухищрением, как и все остальное. По сути, главный вопрос — выходить или не выходить — предельно проясняется в первые пятнадцать минут, и что делать все оставшееся время — совершенно неясно. Лишь некоторые моменты, в которых режиссер позволяет себе отвлечься от выдержанной с ученической старательностью линии, прорываются неожиданной игрой смыслов: «видеопоэмы» одной из героинь — чудный образчик видеоарта, либо прекрасная игра Айлин Яй в роли девушки по вызову.

Впрочем, «Влюбленного Тому» на сегодня хочется назвать единственной удачей Недели, ибо здесь, пусть не всегда убедительно, ощущается действительно самобытная авторская манера, движение поиска, которым европейское кино славилось всегда. Остается надеяться, что дальше будет лучше, и что Европа — хотя бы на эти несколько дней, хотя бы в глазах киевских зрителей, — не останется бастионом беспробудного реализма.