Солнцу перерезали горло

НЕПОНЯТНО, ЧТО С ЭТИМ ДЕЛАТЬ

Что делать с произведением, — мощным, осененным великим талантом, которое, начинив твой мозг невыносимыми, раскаленными вопросами без ответов, не оставляет надежды.

Вопрошание и безнадежность взаимно исключаемые понятия. Впрочем, Ларс фон Триер давно доказал, что невозможное и невыносимое — его стихия. Именно в «Догвилле» Триер достигает беспощадной ясности, буквально: здания лишены стен, как и земля — горизонта. Строения прочерчены белым на полу, словно курсовая какого-нибудь старательного архитектора; пейзаж обрывается в никуда, поскольку Догвилль ограничен пределами четырехугольной площадки. Палая листва осенью, снег зимой ложатся четко по очертаниям, не попадая в «комнаты». Хлопают несуществующие двери, гремит цепью пес Моисей, вместе со своей конурой и миской наспех набросанный на подмостках.

Горожане так же, на первый взгляд, прозрачны и понятны. Простаки-провинциалы. Оливия — чернокожая и бедная, ее дочь больна, прикована к инвалидному креслу. Супруги Хенсон подделывают старинное стекло и продают его втридорога. У неказистого Бена есть грузовичок, он возит яблоки, что выращивает хмурый и неприветливый Чак, в свою очередь обремененный семью детьми и сентиментальной женой. Билл, увы, слегка глуповат, а Маккей — слепой, но делает вид, что зрячий. У Джинджер есть магазин, где самый привлекательный товар — фарфоровые безделушки в витрине. Марта звонит в колокол в церкви, где и креста-то не видать. За Лиз ухлестывают все мужчины городка, в первую очередь Том. Последний писательствует, попутно взыскивая общего морального усовершенствования, для чего еженедельно ведет с согражданами беседы в церкви, об умении принять божий дар, например.

И этот дар является сам. Милосердие небес нисходит в образе молодой блондинки Грейс (Николь Кидман), столь же красивой, сколь и безгрешной, отзывчивой и умной. Правда, в Догвилле ей приходится согрешить от голода — она крадет мясную косточку, которой в кои-то веки побаловали Моисея. Но это объяснимо. Ведь ее появлению предшествовала стрельба, а потом из ниоткуда вынырнула черная дорогая машина, пассажиры которой очень интересовались судьбой девушки. К счастью, Том успел спрятать ее...

Дав Грейс временное убежище, горожане оказались в сложной ситуации. Грейс готова отплатить за гостеприимство, хотя бы пойти поработать у кого-нибудь. Бескорыстное смущение: да нет, мы не можем принять такие услуги, и делать-то у нас особо нечего. В конце концов, Грейс осталась. Помогала кому как могла — по дому, по хозяйству, с детьми. Все полюбили ее, и она полюбила всех, особенно Тома. Так и шли ее труды и дни — в заботах о милых догвилльцах, вдали от черных машин и их пассажиров.

Расслабившийся зритель попадает в ловушку незаметно. Вначале это похоже на отклонение сюжета, на сбой в накатанной истории о простых и добрых людях. Но погрешность разрастается, как раковая опухоль, опутывает все и вся сетями распада, кошмар подступает кадр за кадром, глава за главой («Догвилль» выполнен в форме киноромана на 9 глав). Появляются объявления — «разыскивается преступница» с портретом Грейс. Догвилльские простецы превращаются в чудовищ. Подчеркнуто театральное пространство фильма срабатывает самым жутким образом. Камера не отвернется, тебя заставят смотреть все. В каждом, включая детей, открываются бездонные залежи извращенности, лжи и предательства. Грейс обирают, забрасывают грязью прямо в постели, бьют, сажают на цепь, насилуют, насилуют и насилуют.

ЧУДОВИЩНАЯ ЛОГИКА ВЕДЕТ К ЧУДОВИЩНОМУ ФИНАЛУ

Когда вокруг меловых контуров ложится нежный белый снег, Том, давно предавший Грейс, достает карточку, врученную ему когда-то человеком из большой черной машины. Приезжает целый караван черных авто. В одном из них — отец Грейс, могущественный и опасный человек. От него-то она и бежала, предпочитая скорее изнасилование, нежели такое родство.

Но он нашел ее, — чтобы продолжить прерванный тогда, ее бегством и выстрелами, спор о жизненных принципах. Этот спор в катафалкоподобном «Кадиллаке», в последней девятой главе — сильнейший эпизод. Отец выступает судьей в раздоре Грейс с самой собой — как отнестись к потерявшим человеческое подобие догвилльцам? Может быть, она высокомерна в том, что прощает людям то, что себе не простила бы никогда?

Однако еще важнее те несколько минут, которые Грейс проводит, выйдя из машины отца, среди безмолвных горожан и бандитов. Ее внутренний монолог, — момент перелома, решения. Окажись она на месте догвилльцев, поступай, как и они, она не смогла бы себя ни осудить, ни оправдать. Но что делать сейчас, когда уже догвилльцы целиком и полностью в ее власти?

Она выбирает власть. Что значит — без Догвилля мир будет лучше. После чего ее новые подчиненные убивают всех. В том числе детей, даже грудного младенца — на глазах у жены Чака. Затем саму мать.

Последний — Том, предатель и бездарный писака, лепечущий: «О да, наглядный пример, наглядный пример». Пулю ему в голову Грейс посылает своими руками.

НЕВИДИМЫЕ СТЕНЫ ДОГОРАЮТ

А Моисея, что все ворчит и гремит цепью, Грейс велит оставить в живых. Он прав — у него украли кость. Может, в награду рисунок на полу внезапно вырастает в настоящего пса.

Финальные титры идут на фоне черно-белых снимков, сделанных в Америке 30-х: безработные и школьники, шахтеры и политики. За кадром звучит известный хит Девида Боуи, который крутят на матчах НХЛ — странная и злая деталь.

Но «Догвилль» — не антиамериканский фильм. Он не против кого бы то ни было вообще. Это фильм о Грейс и Догвилле. О потерянной вере. Проиграл ли Догвилль, будучи уничтоженным? Или проиграла Грейс, полностью отказавшись от своих альтруистических идеалов и убив город? Догвилль догнал ее? Ее, последнее совестливое существо в этом мире?

Невозможное совершилось. Вопросы остались.

Ответов на них по-прежнему нет.

Разве что несколько чужих слов, в качестве эпилога: